Об остальных «вставных повестях» — сентиментально-реалистической о семье Гусмана, в которой много автобиографического, а также о двух влюбленных, частично основанной на действительных фактах и представляющей собою исторический роман, речь уже шла выше. Очевидно, жанр исторической повести или романа очень привлекал писателя в то время, когда заканчивался «Мельмот Скиталец». Последним романом, написанным и напечатанным Метьюрином, был исторический роман «Альбигойцы» (1824), вышедший в свет незадолго до его смерти [95].
При всех своих выдающихся достоинствах «Мельмот Скиталец», как мы можем предположить, был написан Метьюрином в короткий срок. Торопливость была вызвана материальными затруднениями его семьи. Он спешил, чтобы получить обещанный издателями гонорар. Следы этой спешки остались даже в печатном тексте романа: неверным оказался порядковый счет глав в четырех книгах произведения; вероятно, по недосмотру автора одни и те же эпиграфы поставлены были при разных главах романа: так, например, древнегреческий эпиграф из «Илиады» Гомера был напечатан дважды — перед VI и XXV главами; одни и те же сравнения или цитаты также помещены в тексте романа по два или по нескольку раз, например о «статуе Мемнона» — в XXI и XXX главах; цитата из «Сатир» Ювенала приведена в главах V и XX; фраза из «Книги Иова» встречается в тексте даже три раза (в главах V, IX и XXI).
«Мельмот Скиталец» вышел в свет в 1820 г. в четырех небольших томах в Эдинбурге у Констейбла (Лондон; Херст и Робинсон) и принес автору довольно большую в то время сумму, на которую, как сообщали ранние биографы Метьюрина, он жил три года [96]. На самом деле эта сумма была для него ничтожной, если принять во внимание, что количество векселей, постоянно предъявлявшихся ему кредиторами, почти не уменьшалось. Денежные обстоятельства его все более запутывались; об этом пишет сам Метьюрин. Из его писем к Вальтеру Скотту явствует, что он добивался тогда обещанного издателем Констейблом аванса за начатый, но еще не законченный роман «Альбигойцы» (письмо от 1 ноября 1821 г.), потому что будто бы уже в это время и он сам и его семья буквально «умирали от изнурения» (письмо от 31 мая 1821 г.) [97].
Последние месяцы жизни Метьюрина были одним из самых мрачных и печальных периодов его существования. Заботы и тревоги одолевали его сильнее, чем в прежние годы, отзываясь на его здоровье, которое, впрочем, никогда не было особенно крепким. Исторический роман «Альбигойцы» из жизни южной Франции XIII столетия, требовавший от автора обширных подготовительных работ, писался Метьюрином по ночам, дольше, чем обычно, и с напряжением, в ставшем для него обычным к этому времени состоянии душевной угнетенности и подавленности. Работа над текстом «Альбигойцев» окончательно подорвала его физические и нравственные силы, тем более что роман не имел успеха, почти не был замечен критикой и не принес ему никакого материального облегчения.
Свидетельства о последних годах жизни Метьюрина, оставшиеся от его современников, очень немногочисленны; все они однообразны и носят на себе грустный, меланхолический отпечаток. В 1849 г. по случаю исполнившегося тогда двадцатипятилетия со дня его смерти дублинский литератор Джеймс Кларенс Мейнджен в местном периодическом издании «Ирландец» («The Irishman») поместил свою статью об авторе «Мельмота Скитальца». Мейнджен несколько раз видел Метьюрина в год его смерти и довольно подробно описывает эти встречи. По его словам, Метьюрин имел «рассеянный или расстроенный вид»; его «длинное, бледное, меланхолическое лицо» походило на «лицо Дон-Кихота, не замечающего ничего, что происходит вокруг». Его внешний облик напоминал также шекспировского Гамлета, отсутствующим и пустым взглядом взирающего на повседневную жизнь, но с целым вулканом клокочущих страстей, глубоко спрятанным в груди. «Последний раз я видел этого замечательного человека незадолго до его смерти, — пишет Мейнджен о Метьюрине. — Был тихий осенний вечер 1824 года. Медленными шагами он вышел из своего дома и пошел по направлению к Уайтфрайерс-стрит… Каждый второй прохожий пристально разглядывал удивительное одеяние, в которое облачена была его персона: он был дважды опоясан, а голова его трижды обернута старинным пледом — на нем не было ни пальто, ни плаща… Вероятно, он шел в одну из букинистических лавок, множество которых находилось тогда в районе Патерностер-рау» [98].
В октябре 1824 г. тяжелая болевнь уложила Метьюрина в постель, и врачи признали ее опасной для его жизни. Болезнь плохо поддавалась лечению. В конце месяца, 30 октября, Метыорин умер в Дублине 44 лет от роду, оставив после себя почти без всяких средств к существованию вдову и четверых детей, из которых самому младшему исполнилось пять лет. «Он работал беспрестанно с бесконечным усердием для своей семьи», — писала Генриетта Метьюрин В. Скотту (11 ноября 1824 г.) о своем покойном муже, взывая и на этот раз о помощи к старому покровителю их осиротевшего дома [99].
После смерти Метьюрина прошел слух, что все его рукописи и письма уничтожены его сыном, который якобы был шокирован тем, что среди них находились фрагменты незаконченных драматических произведений; кроме того, сын пытался воспрепятствовать дальнейшему распространению в публике сплетен и легендарных сведений об «эксцентричностях» отца [100]. На самом деле эти рукописи не подверглись уничтожению, и о некоторых из них несколько раз сообщалось в печати.
Летом 1825 г. В. Скотт совершил поездку по Ирландии; он задумал ее давно, еще при жизни Метьюрина, которого он собирался пригласить тогда с собою как человека, знающего и любящего эту страну. Смерть Метьюрина расстроила эти планы, но, приехав в Дублин, В. Скотт побывал у его вдовы и вел с нею переговоры о новом издании сочинений своего покойного приятеля и поэтому интересовался его неизданным литературным наследием [101]. Еще ранее в некрологе Метьюрина В. Скотт напомнил, что в предисловии к своему последнему роману «Альбигойцы» Метьюрин сообщил о намерении написать целую серию исторических романов, и выражал надежду, что что-либо из этих произведений сможет быть найдено среди его рукописей. Фрагментов исторических романов в его наследии обнаружено не было, зато найдена была рукопись неизданной трагедии. Аларик Уоттс утверждает, что ее заглавие было «Осьмин» («Osmyn»), или «Осьмин-ренегат» («Osmyn the Renegade»), и даже приводит из нее несколько отрывков. Автор статьи о Метьюрине в «Irish Quarterly» 1852 г. посвящает несколько страниц, по-видимому, этой же самой пьесе, но называет другое ее заглавие — «Осада Салерно» («The Siege of Salerno») и рассказывает ее сюжет (близкий к «Осаде Коринфа» Байрона). Известно также, что трагедия репетировалась в театре Ковент-Гарден (в Лондоне) в 1822 г., но постановка ее не осуществилась; зато играна она была в Дублине; где находилась рукопись этой трагедии, мы не знаем, полностью опубликована она не была. В последние годы Метьюрин обдумывал еще одну трагедию — из современной ему истории Франции, в которой, между прочим, речь должна была идти о Наполеоне Бонапарте, но она осталась неосуществленной; среди прочих невыполненных замыслов Метьюрина (по свидетельству журнала «New Monthly Magazine», 1827) была также поэма, действие которой должно было происходить «в эпоху арф и менестрелей» [102].
В Англии «Мельмот Скиталец», едва явившись в свет, сразу нашел себе читателей и имел успех безусловно больший, чем тот, которым встречены были все предшествующие произведения Метьюрина. Этот успех весьма реально почувствовал и сам писатель, так как он получил за роман солидный по тому времени гонорар: издатель Констейбл (может быть, по особому ходатайству В. Скотта) заплатил ему пятьсот фунтов стерлингов [103]. Несомненно приятным для авторского самолюбия Метьюрина являлись также все чаще доходившие до него известия о быстром и широком распространении его произведений во Франции, в особенности после появления «Мельмота Скитальца» в двух различных переводах [104], это означало, что имя его стало приобретать общеевропейскую известность наряду с именами других виднейших английских писателей той поры. А. Уоттс рассказывает, что его отец, путешествуя по Франции, получил доступ во все романтические литературные кружки и салоны, как только стало известно, что он является одним из друзей «печального и ужасающего Метьюрина» [105]. Очень возможно даже, что ширившаяся во Франции популярность Метьюрина могла получить и возвратное движение — на родину; так, по-видимому, именно под воздействием французских опытов различных пересозданий «Мельмота Скитальца» для сцены, в Англии в 1823 г. некий Б. Уэст выкроил из текста романа «мелодраму в трех актах» под тем же заглавием. Правда, она оказалась убогой и безвкусной компиляцией, не имевшей никакого литературного или театрального значения, но все же засвидетельствовала по-своему популярность романа и подчеркнула то, что, по расчетам автора переделки, должно было нравиться в ней театральным зрителям [106]. Тем не менее английская критика начала 20-х годов отнеслась к этому произведению Метьюрина холодно или даже враждебно.
