Архитектура умирает,
Лишь храмы Господу стоят.
Христианин порочный знает,
Что в храме всё ему простят.
Он жёлтую закупит свечку,
Зажжёт, поставит и замрёт.
Господь ему простит овечку
И ту сиротку не зачтёт,
Которую он испохабил,
Когда он в армии служил.
Господь с креста ему простил
И хватку за кадык ослабил.
ГЕРОЙ БУРЖУАЗИИ
Он замечательно одет,
Костюм и галстуки под цвет,
Он – блудный сын России,
Герой буржуазии!
Он представляет средний класс.
Он презирает, братцы, вас,
Считает вас чужими,
Ленивыми и злыми.
Он утверждает, что народ,
Российский, мёртв который год,
А есть лишь только группы,
Безвольные, как трупы…
Он говорит через губу,
Имеет модную "трубу",
Автомобиль зеркальный,
На газе туфель бальный…
Он – иностранец молодой,
Как тяготится он страной!
Сбежать всегда готовый
Он русский – суперновый…
Откуда деньги у него?
Он вам не скажет ничего…
Он – блудный сын России,
Герой буржуазии!
Но мы – чужой ему народ –
Следим за ним двадцатый год,
За тем, что вытворяет.
Пусть он об этом знает…
***
Рыбки золотые,
Рыбки с перламутром,
Кормит их Хозяин
В нашей зоне утром.
Белый и пузатый,
В гимнастёрке гадкой –
Это подполковник,
Жить при нём несладко.
В лагере далёком
Среди зоны красной
Рыбкой быть отлично,
Зэком быть опасно…
Перешлют мне с воли
Щучку молодую –
Вот она распорет
Рыбку золотую.
Рыбке с перламутром
Горло перекусит,
Что ж тебе, Хозяин,
Рыбный суп по вкусу?
У НОВОАРХАНГЕЛЬСКОГО КЛАДБИЩА В БАЛАШИХЕ
Торговки мёртвыми цветами
Стоят в рейтузах меж лотками.
Штаны позорят их, смешны,
Сменили бы они штаны.
У кладбища, где крематорий
Спокойно трубами дымит,
Мы ждём печальных категорий,
А их нелепый внешний вид –
Позорит жизнь, и смерть снижает.
Скорее щеголять бы им,
Одетым в камень из скрижалей,
Одетым в погребальный дым.
Чтоб животы их спрятать, ляжки,
В дам из торговок превратить,
Чтобы звались не Людки-Машки,
Чтобы Изольдами им быть…
Валькирии в очках подобна
Вот ты, страшна, немолода,
Как памятник свежа загробный,
Ну что ты стала здесь, сюда?
Вон! По домам или могилам,
Балашихи окрестной дочь,
И прихвати их всех, чтоб было
Здесь чистым место!
П-шли все прочь!
КОГДА МЕНЯ НЕ СТАНЕТ…
Я – Дьявол – отец твой, мой маленький сын!
Я нравлюсь тебе, о, трусишка?!
Остался, печальный, ты в мире один,
О, мой ненаглядный сынишка!..
Надеюсь, гвардейцы помогут тебе,
Помогут тебе ветераны,
Но жаль, что до бритвы на вашей губе
Не дожил я, мессир Богдан, и …
Я за руку вёл бы тебя, не спросясь,
Увлёк бы тебя в направленье,
Со мной бы ты понял всю дикую вязь
Сей жизни, как Гитлер и Ленин…
Однако невидим я рядом, Богдан,
Мой маленький детка Богдашка,
Держись и крепись, будь с меня, великан.
Я возле! – твой Дьявол-папашка.
И эту уж руку Бог не разомкнёт!..
Держу я тебя, я – надёжный!
Твой папка летает, как древний пилот,
Как вирус, ужасный и сложный…
ПОВЕРЬ МНЕ, САШКА
Кокто, волнообразный Жан,
Для общей массы парижан
Так неизвестным и остался.
Но в мире полусвета, где
Кокто был рыбою в воде,
Жан крайне громко раздавался…
Кокто смеялся, он кривлялся,
А Жан Марэ его любил,
Марэ он страстно отдавался,
А после раненый ходил…
Надели глянец на героев –
Коктейли, слава, синема, –
На самом деле их, изгоев,
Не знали в Paris-Panam(a)*.
На самом деле лишь нацисты
И знаменитые воры
Сумели, страстны и игристы,
Взорвать мозги своей поры.
Послевоенная же бражка,
Где каждый третий – гей иль блядь,
Нет, не могли, поверь мне, Сашка,
Парижский люд собой пленять…
Panamе* – так парижане называют на арго свою столицу.
ШЕСТИДЕСЯТЫЕ
И Пехлеви, и Сорейя –
Была ведь некогда семья.
И шах Ирана прилетал,
И Сорейёй своей блистал.
Был также Кеннеди весёлый
С Жаклин пикантною своей.
Шёл век послевоенный, голый,
Сменив воинственных вождей,
Сшив минимальные "бикини",
Толпу вокруг себя собрав,
Вдруг европейские богини
Своих отвоевали прав…
Там, в климате шестидесятых,
Все были веселы, юны,
Вопросов не было проклятых,
И покорители луны –
Улыбчивые астронавты,
С Ален Делоном и Бардо
На их "Grand Prix" гоняли авто,
И Ив Монтан был не седой…
***
Вот с рюкзачком, и в кедах красных,
А также красное пальто,
Стоит худышка – лет опасных,
И ждёт маршрутное авто…
Ей капюшон на брови сбился,
Гляжу, мечтая, полупьян
(Я на GQ вчера напился),
Как я её поймал, мужлан…
Ну, то есть заманил под видом
Чтобы прочесть её стихи
("– Заложницу я вам не выдам!
– Стреляйте лучше, мужики!").
Такие страстные мыслишки
Под скальпом, господи, седым,
Как у зловонного мальчишки
В мозгах, под скальпом молодым…
ГЛЯДЯ ВО ДВОР
Вот обыватели – медведи…
Ребёнок на велосипеде
Пересекает, клопик, двор.
Вот жирной бабушки позор,
Что волочит сардели-ноги
И круп коровы на себе…
О, обыватель! Слава Богу,
