Хотят ли московские и сопредельные вожди увидеть этот айсберг, далеко ещё не достигший середины своего исторического пути? Похоже, начинают хотеть. Вот, например, власти России и власти Армении, не видя и не понимая друг друга, пройдя полный цикл изучения и крах прикормленной экспертизы, наконец поняли, что прикормленная экспертиза обслуживает только корм. Что даже исписав тонны бюрократической бумаги о дружбе, они не стали больше понимать друг друга и прогнозировать взаимную способность к выживанию.
И теперь, при будущей (предсказуемой, но) перемене власти в России, теперь, при непредсказуемой перемене власти в Армении, им придётся говорить не о дипломатическом муляже СНГ, не о военном тренажёре ОДКБ, не о неприкасаемом арсенале военной базы в Гюмри, не о политическом торге. А о том, что составляет самое главное во взаимных оценках: существует ли физически традиционный «стратегический партнёр» или его уже просто физически нет?
Теперь, когда, вполне вероятно, рационально спровоцированный США в августе 2008 года военный раздел Закавказья на зоны влияния (Абхазия и Южная Осетия — к России, Азербайджан, Карабах, Армения, Грузия — к США) географически отсёк Россию от Гюмри и Еревана, а США привёл в преддверие Тегерана, вопрос об отношениях России и Армении приобрёл, наконец, обнажённо исторический смысл, подобно тому, как «арабские революции» обнажили конфликтную взаимозависимость Израиля и США.
Этот смысл армянские политики стремятся ухватить и описать старыми партийными лозунгами, как арифмометром — недолговечную державу Тиграна Великого. «Кто в Армении будет слугой России», — именно так описывает исторический момент бывший член комитета «Карабах» Ашот Манучарян: будто некто в Москве в самый пик междуцарствия и мучительной модернизации объявил конкурс слуг и кусает ногти, волнуясь. «Потеряв Армению, Россия потеряет весь Северный Кавказ до Ростова-на-Дону» (то есть вместе с полутора миллионами местных армян), — выступает на неведомом конкурсе зампредседателя правящей в Армении Республиканской партии Рафик Петросян. Будто он может лично свидетельствовать, что он сам, его партия и его страна уже принадлежат России — и стойко оберегает не себя, свою партию и страну, а внешние и внутренние границы России.
Болтовня о «принадлежности» Армении России, «обслуживании» режимами Тер-Петросяна, Кочаряна, Саргсяна, диаспорой, «комплиментарностью» и евроатлантизмом интересов России была бы заурядным образцом политической глупости, если бы не была образцом самых последних задов азербайджанской пропаганды.
На деле же перед «молодыми технократами» Тер-Петросяна, Кочаряна, Саргсяна, неизбежно приходящими к власти, и торгово-импортными олигархами, неизбежно от власти отходящими, нет никакого другого вопроса о том, сохранится ли Армения как не только титульное государство, представляющее интересы армянства и исторические претензии армян на Нагорный Карабах.
Если «молодые технократы» ради тактического решения острейшей проблемы безопасности Армении военно, политически, экономически введут её третьестепенным членом (а иного просто не дано) в систему Европейского Союза и НАТО, то ценой (или даже условием) этого тактического решения будет несколько принципиальных последствий: передача Карабаха и его будущего в ведение евроатлантических структур, растворение своей государственности в региональной инфраструктуре ЕС и НАТО, прозрачной для Турции и абсолютно закрытой и от Ирана, и от энерготранзитных потоков, подсудность главных деятелей режимов Тер-Петросяна, Кочаряна, Саргсяна экстерриториальным трибуналам по обвинению вот хоть в «преступлениях против человечности», превращение страны в линию фронта против Ирана.
Если «молодые технократы» имеют хотя бы своим личным стратегическим интересом обретение и удержание суверенной власти, то им следует признать, что именно развитие нынешнего внешнеполитического status quo, когда Россия географически отсечена от непосредственного соседства, оставляет им и Армении гораздо больший простор на традиционно бедной закавказской шахматной доске. Растущая именно в направлении России армянская миграция, близким итогом которой станет критическая депопуляция Армении и окончательное превращение России (говоря языком Севра и Вильсона) в полноценный второй «национальный очаг» армян, оставит Армении (и связанному с ней Карабаху) главное — вес и значение государственного «неприкосновенного запаса», интеграция которого с кем бы то ни было столь же нерациональна, сколь нерационально вступление Ватикана в ЕС.
Максимально возможный политический союз с географически отсечённой, но экономически донорствующей Россией (Россией как страной, а не режимом) — сохранит Армению от демографической и политической экспансии соседних евроатлантических активистов и, вполне возможно, от президента-конфедерата Саакашвили. Союзное государство Армении и России станет для абсолютного большинства армян, и без того живущих «на два дома», актом бюрократического упрощения существующей трудовой, миграционной, пенсионной, образовательной и полицейской практики. Избавит от войны с Ираном.
Максимально возможное присоединение к Таможенному союзу России, Белоруссии и Казахстана не только откроет для Армении рынок в 170 миллионов потребителей, но и сделает главное, на что не способны проектировщики «финансового центра» в Дилижане или программистского аутсорсинга в Ереване: даст живой и рентабельный рынок для тех исключительных, но на внешнем рынке не вполне конкурентоспособных услуг и товаров, которые ещё может производить Армения как страна. И сохранит Армению от вежливого рэкета, уготованного ей энергетической стратегией программы «Восточного партнёрства». Избавит от торговой войны с Ираном.
Вопрос для «молодых технократов» не в том, что станет с Россией, если она «потеряет» Армению. Их вряд ли это волнует и должно волновать. Вопрос в том, что станет с Арменией и армянством, если Армения как государство — влетев в вечный предбанник ЕС и НАТО — «потеряет» Россию уже не только географически (как сейчас), но и политически, и экономически, и социально. И «найдёт» Иран — вернее, связанную с его враждебностью очень длинную историю приключений.
Тогда Армения как государство просто перестанет существовать. Существует ли оно ещё сейчас — самый главный вопрос именно для «молодых технократов», а не клоунов с арифмометром.
REGNUM, 3 октября 2011
Фрагментация и дефрагментация Евразии
Чаще всего на международных обсуждениях приходится сталкиваться с предосудительным солипсизмом национальных политических экспертов, экономистов, политиков. Взгляд на себя с точки зрения земли характерен, неизбежен, но он никогда ничему не помогает. Такой «израильский» взгляд на вещи — когда есть Израиль и все остальные — на наших сложных, подвижных многослойных пространствах ничем не помогает.
Я хотел бы предложить краткий взгляд на пространства, с которыми мы имеем дело, и в которых, к счастью или несчастью, оказываемся в центре событий. Это общее пространство навязывает нам железную логику событий, с которыми мы не можем справиться. Наше пространство — Евразийское пространство, — является полем для постоянных, длящихся тысячелетия и продолжающихся попыток имперского строительства, точнее, неудач имперского строительства. Вот это пульсирование империй, фрагментация, потом дефрагментация, создание новых проектов и новый распад континентальных империй Евразии, на мой взгляд, составляют главное содержание здешнего исторического процесса. В отличие от колониальных империй — Голландской, Португальской, Испанской, Британской и пр. — империи, которые проходят в Евразии оставляют за собой не просто новые государства, а, новые конструкты для новых конструкций.
Эти конструкты никуда не исчезают. Эти фрагменты не перестают существовать. Они остаются для того, чтобы стать центрами или участниками новых интеграций, новых империй и новых конфликтов. Римская, Византийская, Османская, Персидская, Российская, Советская империи — они не исчезают, а пытаются в схватках и жестоких испытаниях превратиться в Федерации или новые империи — Европейский Союз, НАТО, может быть Евразийский Союз. Но это не наше специфическое явление.
В Новом Свете — там, где распались Испанская и Португальская колониальные империи, — сразу возник проект Боливарианской интеграции, который Чавес пытался возродить недавно. Точно так же и на обломках Испанской империи возникла империя США эпохи доктрины Монро 1821 года. И она тоже к нашему времени провалилась. Империи создают из себя, возле себя и после себя такие национальные государства, которые чаще всего оказываются — по словам Сахарова о Грузии — «маленькими империями». С формальной точки зрения они являются продуктами того нового порядка, нового мироустройства, которое после Первой мировой войны Вудро Вильсон навязал Старому Свету. То есть формально они становятся национальными государствами, но фактически они существуют внутри себя, обременённые огромными национальными меньшинствами. И в абсолютном своём большинстве они не предлагают своим национальным меньшинствам никакого иного устройства, кроме как подчинение этническому унитаризму, этнической монополии, пытаясь достичь этнической монополии путём диктатуры.
