Поиски актера на главную роль не давали результатов. А в Баку как раз гастролировал Бейбутов. Услышав, как он, выступая в Доме офицеров, поет арию Аскера, молодого певцы буквально "похитили" для киносъемки. Возможно, это тоже сказка бакинского шоубизнеса тех лет. Но в истории каждого шедевра есть нечто неправдоподобное.
Каждый песенный номер в этой картине блистает совершенством. Шутки и остроты запоминаются с первого раза. Среди людей старшего поколения реплики персонажей "Аршин Мал Алан" были популярны не менее, чем афоризмы Остапа Бендера.
В 1946 году за блестящее сыгранную роль Аскера Рашид Бейбутов был удостоен Сталинской премии. В одном только СССР фильм посмотрели 16 миллионов зрителей. Картина с успехом прошла по экранам 136 стран мира. Допустим, не все они принадлежали к "белой цивилизации", тем не менее, это — большая часть населения планеты, с мнением которого нельзя не считаться, ибо этим народам принадлежит будущее.
"Аршин Мал Алан" так понравился Председателю Мао, что Великий Кормчий велел изготовить китайскую версию оперетты, ее назвали "Любовь под одеялом". Что ж, "спасибо Сулейману".
Репертуар певца поражает своим разнообразием. В случае с Рашидом Бейбутовым это не штамп, а объективное признание. Ему одинаково удавались как экзотические "песни народов мира" (например, эфиопская народная "Алмас"), так и новинки "зарубежной эстрады" (итальянская "Quarda Che Luna"). "Русский снег" — дуэт с индийским актером Радж Капуром, чьего "Бродягу" ("Песня Раджа") Бейбутов исполняет в своей неподражаемой манере. Остается позавидовать тем, кому довелось застать концертные выступления певца, где звучали песни из репертуара ведущих зарубежных исполнителей, в частности — испанца Рафаэля. В качестве интерпретатора Рашид Бейбутов сохранял индивидуальность и узнаваемость, нередко превосходя оригинал богатством находок и приемов. Важно отметить, что при отсутствии нарочитого акцента певец в совершенстве владел всеми оттенками "восточного стиля". И слушая старые записи, мы всегда с восторгом узнаем: Это же Бейбутов! Великий азербайджанский певец!
Особым очарованием обладают песенки-притчи с незатейливым сюжетом ("Зулейха-Ханум", "Насретдин и Тень"), в котором заложен глубокий философский смысл. В известной степени Рашида Бейбутова можно считать продолжателем традиции средневекового ордена Суфиев. Родовая память подсказывает потомственному певцу точные интонации.
И в то же время Бейбутов — ровесник Фрэнка Синатры. Они даже родились в один год. Может ли артист с полувековой карьерой оставить яркий след в поп-музыке, считавшейся к моменту его творческой зрелости ультрасовременной? Оказывается — может. Пример тому — исполнение Бейбутовым композиции "Севгилим" (Рауф Гаджиев — Энвер Алибейли). Трудно поверить, что эту пьесу, где наилучшим образом народный мугам сочетается с рафинированным "фанком", поет человек, впервые вышедший на сцену в конце 20-х годов XX века. Благодаря яркой аранжировке и гипнотическому аккомпанементу то, что выплескивается у других робкими дозами, буквально фонтанирует из золотого горла Рашида Бейбутова. Песни такого уровня называют "стандартами", ими как бы определяется предел певческих возможностей исполнителя, и "Севгилим", безусловно, из их числа.
Меня не покидает ощущение, что Бейбутов с высот своего мастерства предвидел и опередил ряд новаций мировой эстрады и даже рок-музыки. По крайней мере, это было явно ему под силу.
Одна песня в репертуаре певца особенно поразила автора этих строк, и о ней хотелось бы рассказать отдельно. Она того стоит.
В 20-х годах автор популярных романсов Борис Фомин вместе с Константином Падеревским написал песню "Дорогой длинною" ("Ехали на тройке с бубенцами" и т.д.), которая в "угаре НЭПа" стала шлягером как в СССР, так и в эмигрантской среде. Сохранилась дюжина ее исполнений ведущими певцами той эпохи. Когда же сверху прозвучал призыв к борьбе с "цыганщиной", песня перестала звучать с подмостков, и вскоре о ней забыли.
Второе, неприметное рождение "Дорогой длинною" пришло в Америке, где некто Джин Рашкин сочинил на её мелодию ностальгический текст по-английски. Пол Маккартни, подобно Сталину, чувствовал, какой потенциал заложен в "застольной" песенке с заразительным припевом. Он предложил её для дебюта своей юной протеже Мэри Хопкин. Интуиция не подвела ливерпульца, и 30 августа 1968 года вспыхнула звезда-однодневка, когда с телеэкрана девичье сопрано пропело:
Были времена — была таверна,
В ней мы выпивали, и не раз…
Причем Маккартни предусмотрительно записал с девушкой четыре варианта песни на четырех европейских языках. Собственно, сама песня затмила имя юной обладательницы трепетного голоса. На Западе возник небольшой бум (у нас он несколько затянулся) вокруг экзотики "а ля рюс".
Иван Ребров и Борис Рубашкин — оперные певцы-профессионалы, призывали мощью своих голосов сплясать "казачок" и пить водку "эх раз, еще раз!" С другого берега им отвечал "Чёртовым колесом" и "Сердцем на снегу" Муслим Магомаев…
Тогда-то и перепел по-своему Рашид Бейбутов воскрешенный на Западе НЭПовский шлягер. Эликсир из нового текста, пропетого доисторическим голосом, и подчеркнуто "ресторанного" аккомпанемента, оказался стишком силен. Кто-то отнесся к результату слишком серьезно, кто-то с пренебрежением. Наше мнение неразрушимо: "О, песня звонкая" — важнейшая веха в творчестве великого стилизатора.
В 1980-м Народному артисту СССР Рашиду Бейбутову была вручена Звезда Героя Социалистического Труда. О чем он думал в минуту награждения? Возможно, вспоминал ту давнюю ночь в Индии, поезд и голоса, повторяющие его имя?
Рашид Бейбутов скончался 9 июня 1989 в столице Азербайджана. Певец похоронен на аллее почетных захоронений Баку, где покоятся Гейдар Алиев, Кайсын Кулиев, Магомаев…
В силу законов природы не так уж много осталось людей, которых с песнями Рашида Бейбутова связывают личные романтические воспоминания. По времени — это певец прошлого века. Голос из прошлого. Но он заслуживает самого тщательного и любовного изучения.
Поэтому, услышав за окном странный напев "Аршин Мал Алан", не удивляйтесь, откуда он возник, даже если живете на последнем этаже. Это — зов Высокого Искусства. Голос вне времени и пространства. Голос Рашида Бейбутова.
Евгений Ликов НИ СОВЕСТИ, НИ РИСКА...
Деятели отечественного сontemporary art'a любят панибратски назвать область своей материальной заинтересованности словечком "совриск", как бы подчеркивая этим личную преемственность и акторам русского авангарда, и комиссарам, затянутым в черную кожу перверсий bdsm, и сексуально раскрепощенным пролеткультовкам, вынужденным прибегать к сокращениям чуждого и слишком сложного для них русского языка в повседневном "колхозном" общении бытового свального греха.
Однако лингвистическая нечувствительность нынешних "комиссаров современного искусства" играет с ними те еще шутки. Например: термин "совриск" вполне комфортно допускает содержание в себе понятий "совесть" и "риск".
Так вот: ни совести, ни риска нынешнее жюри национальной премии в области современного искусства не продемонстрировало! Премия Кандинского за этот год не ознаменовалась скандалом, но зато и не обрела статус эстетически значимого события
Что скрывать? — интрига в "ПК-2009" была. И весьма нешуточная. Прошлогоднее вручении Премии Алексею Беляеву-Гинтовту, как все мы помним, вызвало протяжный вой биомассы дегтярно-осмоловского разлива и смрадный выхлоп арт-зомби Андрея Ерофеева, которого даже деградировавшая до уровня теплотрассы Третьяковка не смогла с некоторых пор держать из гигиенических соображений.
Была надежда, что в этом году мы сможем стать свидетелями того, как жюри Премии прислушается к тайным эманациям сложносокращенного слова "совриск". Повод для этого был: проект арт-группы Tanatos Banionis "Божественный ветер", посвященный не столько "воспеванию подвига камикадзе" в узком смысле, сколько утверждению традиционных сверхличных ценностей интернационального воинского мужского братства, нес в себе такой заряд положительной энергии, что он мог смести всё заботливо выстраиваемое здание современного искусства Эрефии.
Напомним вкратце, в чем была суть мультимедийной инсталляции "Камикадзе" (а именно так по-японски звучит русское "Божественный ветер"). Пятерых девушек в течение двух месяцев татуировали пять мастеров, избрав темой картинок японский воинский дух конца Второй мировой войны, помноженный на средневековый аристократический обычай самурайского презрения к смерти.
