Если настолько глубок упадок американского гражданского общества, на что уж надеяться европейцам? Англия казалась исключением из закона убыли социального капитала. Как и в США, XIX столетие явилось в Великобритании золотым веком ассоциативной жизни, “эпохой [по словам Джорджа М. Тревельяна] тред-юнионов, кооперативов и обществ взаимопомощи, лиг, советов, комиссий, комитетов для всех мыслимых затей в области культуры и филантропии”. Тревельян шутил, что “неохваченными не остались и бессловесные животные”{149}. Ежегодный валовой доход автономных некоммерческих организаций в 1911 году превысил государственные расходы, предусмотренные законодательством о бедных{150}. Абсолютное число бедолаг, которым помогали в 1871–1945 годах благотворительные организации, оставалось на удивление постоянным{151}. Учреждение централизованной системы социального страхования и здравоохранения (шаг, рекомендованный Уильямом Г. Бевериджем) радикально изменило положение многих британских обществ взаимопомощи. Они либо превратились в органы государственной опеки, либо пришли в упадок{152}. В других сферах ассоциативная жизнь Британии оставалась кипучей. В 50-х годах XX века социологов все еще впечатляла живучесть этой сети добровольных обществ. По данным Питера Джеффри Холла, они во многом функционировали даже в 80-х годах. Отток наблюдался лишь в традиционных женских организациях, в некоторых молодежных объединениях и обслуживающих организациях вроде Красного Креста{153}.
При внимательном рассмотрении живучесть уже не кажется бесспорной. Доклады Регистратора обществ взаимопомощи (1875–2001) позволяют оценить в долгосрочной перспективе деятельность обществ взаимопомощи (например рабочих клубов), кооперативных товариществ и строительных обществ (касс взаимопомощи и обществ ипотечного кредита). Пик активности таких объединений пришелся на 1914 год (36010), а максимальное число их участников – на 1908 год (33,8 млн человек). Заметим, что население Великобритании в то время составляло чуть более 44 млн человек.
В 2001 году насчитывалось немногим более 12 тыс. обществ. Данные 2001 года о членстве доступны лишь для 9 тыс. кооперативных товариществ: они объединяли 10,5 млн человек (при населении страны 59,7 млн){154}. В 1899 году в Независимом ордене тайной братии Манчестерского устава, зонтичной организации для обществ взаимопомощи, состояло 713 тыс. человек, сейчас – 230 тыс.{155}. Более того, сравнительный анализ материалов “Всемирного исследования ценностей” показывает, что в мировом рейтинге волонтерского движения Великобритания опустилась с 9-го на 12-е место: доля граждан, принадлежащих к одной или нескольким добровольным ассоциациям, уменьшилась с 52 (в 1981 году) до 43 % (в 1991 году){156}. Недавний опрос выявил дальнейшее падение (рис. 4.1), так что сейчас “играет в кегли поодиночке” даже больше британцев, чем американцев.
Легкость ведения бизнеса в различных странах в 2006–2012 гг. (количество дней для выполнения шести процедур)
Рис. 4.1. Членство в общественных объединениях в Великобритании и США (2005–2006 гг.)
World Values Survey Association World Value Survey 1981–2008. См.: http://www.wvsevsdb.com/wvs/WVSIntegratedEVSWVSvariables.jsp? Idioma=I.
Убыль английского “социального капитала” хорошо заметна. Меньше стало не только членов политических партий и профсоюзов. В старых благотворительных организациях наблюдается заметный отток членов. Членство в организациях любого типа в 2007 году по сравнению с 1997 годом также уменьшилось.
По данным Национального совета по делам общественных объединений, “почти половина времени, отданной волонтерской деятельности, приходится всего на 8 % населения”{157}. В отношении сбора пожертвований на благотворительные нужды наблюдается сходная тенденция. Хотя средний размер пожертвования увеличился, доля жертвующих домохозяйств с 1978 года уменьшилась. Более трети объема пожертвований сейчас приходится на людей в возрасте 65 лет и старше (около 30 лет назад приходилось менее четверти объема). (В тот же период доля пожилых людей в структуре населения выросла с 14 до 17 %{158}.) Опросы рисуют поистине безотрадную картину{159}. Так, в 2009–2010 годах в Англии:
1) Лишь каждый десятый так или иначе участвовал в решении вопросов местного значения или в оказании таких услуг (например, исполнял обязанности члена школьного совета либо мирового судьи);
2) Лишь четверть населения так или иначе занималась формальной волонтерской деятельностью не реже раза в месяц (большинство граждан организовывало или помогало организовать какое-либо мероприятие, обычно спортивное, или участвовало в сборе необходимых для такого мероприятия средств);
3) Доля тех, кто принимал участие в неформальной волонтерской деятельности не реже раза в месяц (например, помогал пожилым соседям), упала с 35 до 29 % (не реже раза в год – с 62 до 54 %);
4) С 2005 года объем пожертвований неуклонно снижается.
Что происходит? По мнению Патнэма, главным образом новые технологии (сначала телевидение, а после интернет) прикончили традиционную ассоциативную жизнь в Америке. Я считаю иначе. “Фейсбук” и иже с ним построили сети обширные, однако слабые. “Фейсбук” с его 900 млн активных пользователей (в 2008 году их насчитывалось вдевятеро меньше) – хороший способ обмениваться сходными мнениями о чем угодно. Возможно, как указывают Джаред Коэн и Эрик Шмидт, последствия такого обмена окажутся революционными. Действительно ли “Гугл” или “Фейсбук” сыграли решающую роль в “арабской весне”, вопрос спорный{160}: ведь ливийцы не просто “расфрендили” Каддафи. Но сильно сомневаюсь, что сетевые сообщества смогут заменить традиционные формы ассоциации.
Смог бы я вычистить пляж, тормоша “френдов” или зарегистрировав в “Фейсбуке” новую группу? Вряд ли. Исследование 2007 года показало, что большинство пользователей видит в “Фейсбуке” способ поддерживать связи со старыми друзьями – нередко с теми, кто теперь живет далеко. Исследователи выяснили, что люди в два с половиной раза чаще пользуются “Фейсбуком” с этой целью, а не чтобы завязать новые знакомства (а именно это мне и пришлось сделать, чтобы вычистить пляж){161}.
Но гражданское общество выхолостила отнюдь не техника.
Причину разглядел еще де Токвиль. В наиболее сильном, вероятно, отрывке из “Демократии в Америке” он описал общество будущего, лишившееся ассоциативной жизни[21]:
Я вижу неисчислимые толпы равных и похожих друг на друга людей, которые тратят свою жизнь в неустанных поисках маленьких и пошлых радостей, заполняющих их души. Каждый из них, взятый в отдельности, безразличен к судьбе всех прочих: его дети и наиболее близкие из друзей и составляют для него весь род людской. Что же касается других сограждан, то он находится рядом с ними, но не видит их; он задевает их, но не ощущает; он существует лишь сам по себе и только для себя… Над всеми этими толпами возвышается гигантская охранительная власть, обеспечивающая всех удовольствиями и следящая за судьбой каждого в толпе. Власть эта абсолютна, дотошна, справедлива, предусмотрительна и ласкова. Ее можно было бы сравнить с родительским влиянием, если бы ее задачей, подобно родительской, была подготовка человека к взрослой жизни. Между тем власть эта, напротив, стремится к тому, чтобы сохранить людей в их младенческом состоянии… После того как все граждане поочередно пройдут через крепкие объятия правителя и он вылепит из них то, что ему необходимо, он простирает свои могучие длани на общество в целом. Он покрывает его сетью мелких, витиеватых, единообразных законов, которые мешают наиболее оригинальным умам и крепким душам вознестись над толпой. Он не сокрушает волю людей, но размягчает ее, сгибает и направляет; он редко побуждает к действию, но постоянно сопротивляется тому, чтобы кто-то действовал по своей инициативе; он ничего не разрушает, но препятствует рождению нового; он не тиранит, но мешает, подавляет, нервирует, гасит, оглупляет и превращает в конце концов весь народ в стадо пугливых и трудолюбивых животных, пастырем которых выступает правительство{162}.
Де Токвиль был, конечно, прав. Не техника, а государство с его соблазнительной перспективой “защиты от колыбели до могилы” – вот кто настоящий враг гражданского общества. Уже де Токвиль заметил (и осудил) первые попытки американского правительства возложить на себя обязанности некоторых из крупнейших ассоциаций. Окажется ли государство когда-нибудь в состоянии справиться с бесчисленным множеством мелких задач, которые американские граждане решают самостоятельно, с помощью ассоциаций? Де Токвиль указывал[22]:
Чем больше власть станет подменять собой ассоциации, тем больше частные лица, забывая о возможности объединенных действий, будут испытывать потребность в помощи со стороны этой власти… Нравственность и умственное развитие демократического народа подверглись бы не меньшей опасности, чем его торговля и промышленность, в случае, если бы правительство полностью заместило собой союзы и ассоциации. Лишь в процессе общения людей человеческие чувства и идеи обновляются, сердца становятся благороднее, а интеллект получает развитие{163}.
