Ты стихи в мою светлицу
Натаскала, как котят.
Хватит их на многотомник.
Не проймёшь тебя никак.
Превратила дом в питомник,
Обратила жизнь в бардак.
Эвон сколько – разной масти...
Их топить не стану я.
Не в моей казнить их власти.
Бог, душа, тебе судья!
В суете ненастных буден
Сквозь безвременье и тьму
Выводить их, сирых, в люди
Предстоит мне одному.
И с меня Всевышний спросит,
Чья безгрешная рука
В них, сердечных, камень бросит
Иль нальёт им молока.
***
О, эта русская рулетка –
Хмельная дикая тоска,
Когда стрелять не надо метко,
Поскольку дуло – у виска.
Поэты тянутся друг к другу,
Как и положено родне.
А муза мечется по кругу,
Как мотогонщик по стене.
Есть в мире праведные вещи,
Когда свободный русский стих
По рожам без стесненья хлещет
Хмельных создателей своих.
Бледнеют дружеские лица.
Гордыня плещет через край...
Поэты, как самоубийцы,
Не попадут по смерти в рай.
Их круг сжимается всё уже...
Но будут и в посмертной мгле
Саморасстрелянные души
Смущать живущих на земле.
***
Когда ночь над московским Кремлём
Стелет ангелам Божьи полати,
Прилетает двуглавый орёл
И, нахохлясь, сидит у кровати.
Сиротливо он жмётся к плечу
И в две глотки протяжно вздыхает:
"Эх, соколик, давай прокачу!
Президент ничего не узнает.
Надоело висеть на гербе
За грехи человечьи распятым,
Вот и я прилепился к тебе,
Как старшой брат ко младшему брату.
Ты, какой-никакой, всё же – свой.
Кто ещё обо мне пожалеет?
Тяжело жить с одной головой,
А с двумя и того тяжелее..."
"Не горюй! – я орлу говорю,
Заключая по-братски в объятья. –
Ни за что я тебя не корю.
Завтра снова тебе на распятье.
На Руси, на спесивой Москве,
Испокон в головах паутина.
А одна голова или две –
Это Господу Богу едино..."
***
В аду на коленях у главного чёрта
Сидит с кошельком грамотей –
Такая нехитрая с виду работа
Оплачивать козни чертей.
Но требует всё же крутые повадки
И жёсткий ревнивый догляд,
Ведь ушлые черти на денежки падки
И лапы нагреть норовят.
У них что ни день – то Содом и Гоморра.
Работать никак не хотят.
Налижутся сдуру крысиного мора
И злобно друг – друга едят.
А если напьются, то в карты играют,
И всяко грехами сорят.
А деньги казённые тают и тают.
А лапы горят и горят.
Обчистят нахально друг другу карманы
И в тяжком похмельном бреду
Набрешут с три короба, как наркоманы,
Что в райском гуляли саду.
А черти из тех, кто иных побойчее,
Растратив беспутно суму,
Идут на поклон к самому Казначею
И ножки целуют ему.
И хоть Казначей этот – плут и ворюга,
Казна не бывает пуста.
Он каждого чёрта, как лучшего друга,
Умильно целует в уста.
И светятся счастьем чертовские рожки,
Как лампочки в полный накал:
Христос омывал казначейские ножки
И крепко уста целовал.
За что грамотею такая награда
И пышный особый почёт?
Поганое грязное золото ада
Ему ляжки хилые жжёт.
Несметное это богатство откуда?
С тернового брызжет куста.
А кто Казначей тот?
Паскуда Иуда,
Торгующий кровью Христа.
***
С детских лет неокрепший мой разум
Будоражил персидский восток,
Где в цветущей долине Шираза,
Бьёт поэзии чистый исток.
Там склонились великие тени –
Рудаки, Фирдоуси, Балхи...
По-рязански, по-русски Есенин
О любви им читает стихи.
И внимают поэту поэты –
Гургани, Ибн Сина, Аттар...
И небесных светил минареты
В их сердцах возжигают пожар.
Саади от волнения замер...
И уверовал мудрый аллах,
Что в далёкой славянской Рязани
Небеса в облаках, как в чалмах.
Соловьи разливают рулады,
И тюльпаны дрожат на ветру...
Ничего мне для счастья не надо –
Я за песни Шираза умру!
В понедельник, во вторник иль среду,
Дайте только мне время и срок,
Я в долину Шираза уеду
На цветущий персидский восток.
Разменяю рубли на динары
И куплю у чайханщика с рук
Для своей черноокой Гульнары
Шитый златом кафтан-архалук.
Кротких глаз потаённая нежность
Обжигает сильнее огня...
Если глотки неверным там режут,
Пусть в Ширазе зарежут меня!
Мне известна такая расправа
Среди смуты российской и тьмы.
Разгулялась разбойная слава –
Резать глотки умеем и мы.
Разлилось по Руси половодье.
Разошлось, как круги по воде,
Воровское блатное отродье...
Разве Родину бросишь в беде?
В понедельник, во вторник иль среду...
Для себя я усвоил одно:
Ни в какой я Шираз не уеду –
Вышла замуж Гульнара давно.
И ещё мне известно заране:
В дни народных смятений и бед
Ни в Ширазе, ни даже в Рязани –
Никому ты не нужен, поэт!
Разметалось кромешное эхо...
... А Шираз ослепительный мой
Не дождался меня – сам приехал.
И на рынке торгует хурмой.
***
В этой роще нечистая сила,
А над нею кружит вороньё.
Эта роща темна, как могила, –
Не заглядывать лучше в неё.
В этой роще матёрые волки
Злобно воют и люто рычат.
И терзают нещадно за холки,
Провинившихся малых волчат.
Пахнет сизый туман керосином...
В этой роще и в солнечный день
Меж ни в чём не повинных осинок
Промышляет иудина тень.
Рыщет в шкуре волчиной повсюду.
Человек, если встретится с ней,
Превратится в шишигу-Иуду
