Не так давно госпожа Хуан Би-дуань была в России во главе тайваньской делегации на Международном театральном чеховском фестивале в Москве. С рассказа о её впечатлениях о Москве и русской культуре началась наша встреча. Глава Комитета по культуре привезла на фестиваль два музыкальных спектакля — "Царь обезьян сражается с крысой-оборотнем" и "Отвергнутая невеста". Спектакли получили хорошую оценку и в московской прессе, и среди театральных специалистов. В рамках фестиваля выступал и знаменитый тайваньский театр танца "Юнь мэнь" ("Заоблачные врата"), возглавляемый известным во всем мире хореографом Линь Хуай-минем. Госпожа Хуан Би-дуань рассказала, как тепло принимали москвичи и участники чеховского фестиваля спектакли "Луна, отраженная в воде", "Песни скитальцев" и "каллиграфический" триптих "Скоропись". Грациозными движениями танцоры передавали красоту китайской каллиграфии.
Я спросил руководителя тайваньской культуры о присутствии современной русской культуры на Тайване. Госпожа Хуан Би-дуань вспомнила о двух концертах Российского национального оркестра под управлением Михаила Плетнева, давно ценимого тайваньскими меломанами, о приезде театра Вячеслава Полунина, и, конечно же, о ежегодной Международной книжной ярмарке, на которой за последние годы побывали русские писатели Юрий Поляков, Эдуард Успенский, Сергей Лукьяненко, хорошо известный своими "Дозорами". Мы поговорили о возможном сотрудничестве Союза писателей России с тайваньскими писателями, о возможном переводе в России книг самого известного тайваньского писателя Бай Сянь-юна, автора классических "Тайбэйских жителей". Эта книга в свое время заняла седьмое место среди ста лучших китаеязычных книг ХХ века. Я подчеркнул свою заинтересованность в этом, заметив, что у меня к рожденным в 1937 году писателям особое отношение. Как всегда в лучшей китайской литературе, Бай Сянь-юн блестяще сочетает стилистические новации, новый стиль и аллюзии, отсылающие к древней китайской культуре и её мифологическим героям. "Я буду рада, если ваш Союз писателей заинтересуется контактами с нами" — сказала глава Комитета по культуре Тайваня. "Не так давно мы организовали на Тайване выставку, посвященную русской литературе, и прежде всего творчеству трех писателей — Пушкина, Толстого и Шолохова. Началось всё случайно. В Сеуле на конференции музеев я встретилась с Владимиром Толстым и Александром Шолоховым, директорами двух литературных заповедников России. Мы разговорились, тогда и родился замысел выставки, одобренный правительством Тайваня". На открытие выставки приехали и Владимир Толстой, и Александр Шолохов. Госпожа Хуан Би-дуань подарила мне прекрасную книгу, выпущенную по следам этой выставки, о жизни и творчестве Пушкина, Толстого и Шолохова. Я подарил привезенные мною книги современных русских писателей Личутина, Проханова, Прилепина... Надеюсь, они заинтересуют славистов и будут переведены на Тайване.
Конечно, как всегда, многое не успел повидать. Не добрался до горного чистейшего озера Солнца и Луны, на берегу которого стоит древний храм бога литературы Вэня. Не доехал до первой столицы Тайваня, центра древней культуры Тайнаня, не встретился с режиссером известного тайваньского кинофильма "Мыс №7" Вэй Дэ-шэном, не побывал в ущелье Тароко, где можно поразиться и человеческой инженерной мощи, пробившей через горы 38 просторных тоннелей и проложивших автотрассу в казалось бы недоступном для человека горном массиве, и величию китайской религиозной культуры, задолго до всяких тоннелей устроивших в ущелье пещеру богини милосердия Гуаньинь и поместивших там её чудесную статую…
Может быть, еще и удастся вновь посетить прекрасный остров. Я благодарен профессору Владимиру Малявину, с которым за время поездок мы сдружились, благодарен и всем доброжелательным тайваньцам. Я сам стал немного формозоном.
1
Валентин Пруссаков ИСЛАМСКАЯ МОЗАИКА
Некоторые эксперты (в кавычках или даже без оных) давно уверяют, что арабов и русских объединяют душевность и гостеприимство. С ними, вероятно, не поспоришь, однако, на взгляд, по крайней мере, автора этих строк, оба народа куда больше соединяет и сплачивает одинаково присущее им естественное отторжение западной демократии, и поэтому-то, нравится это кому-то или нет, но они обречены на общий исторический путь.
Должен искренне признаться, что с какой-то поры, по тем или иным причинам, я часто вспоминаю свое последнее пребывание в саддамовском Ираке в октябре 2002 года. Полагаю, что будет вовсе нелишним и небезынтересным рассказать об этом, хотя бы и вкратце, как это позволяет данная колонка.
Тогда, как и пять лет до этого: ласковое солнце, радушие хозяев, их приветливые улыбки и "Шератон". Первая же прогулка по городу убедила меня, что иракцы стали жить лучше, свыклись с блокадой и довольно безразлично относились к уже начавшимся периодическим американским бомбежкам. О неизбежности новой войны в Багдаде старались не думать и иногда лишь говорили: "Саддам придумает что-нибудь, вывернемся и на этот раз!". Поражала беспредельная вера в своего лидера и такой же фатализм, воспитанный исламом. Впрочем, и православные, к примеру, ничуть не меньше мусульман убеждены в предопределении, что так ясно выражено в хорошо знакомом каждому из нас выражении: "чему быть, того не миновать".
На багдадском рынке было полно российских "друзей Саддама", жадно скупавших антиквариат и все прочие ценности, продававшиеся чуть ли не задарма. На базаре действительно бегало полно "наших", одержимых шоппинговой лихорадкой и будто бы чувствовавших, что их "райские денечки" близки к завершению.
Только лично мне известно, по крайней мере, несколько человек, старательно выдававших себя за сторонников саддамовского режима и вывозивших из Ирака антиквариата, золотых и серебряных побрякушек целые контейнеры. Благодаря доброте и чрезмерной доверчивости (или глупости!) иракских чиновников, они стали миллионерами, и могут теперь спокойно до конца своих дней наслаждаться беззаботной жизнью. Многолетняя блокада Ирака оказалась для кое-кого, включая и российских хитрованов, подлинной манной небесной…
Но было в Ираке и несколько тысяч наших соотечественников совсем иного плана, которые с радостью работали в этой стране, принося ей пользу и спасая самих себя от безработицы и жалкого прозябания на своей родине. Сотни из них, между прочим, предпочли остаться там и после американского вторжения, зная, что дома их не ждет ничего хорошего. Вот поэтому-то и сегодня тысячи русских специалистов продолжают трудиться не только в сытых Америке, Австралии и Европе, но и в самых бедных странах Азии и Африки. Невольно нельзя не задаться вопросом: кому же понадобилось разрушить свою страну и сделать так, чтобы русские люди были готовы бежать куда угодно?!
Осенью же 2002 года багдадские мечети были переполнены, и около многих из них висели портреты Саддама в икраме или в национальной одежде.
Баасизм явно сдавал позиции и наверху, как заверял меня один высокопоставленный чиновник, обдумывали создание общей исламской идеологии, стирающей или делающей их незначительными различия между суннитами и шиитами. Говорили, что Саддам искренне ищет полного примирения с соседним Ираном и видит себя объединителем всего исламского мира. Кто знает, может быть, именно такого рода идеи всполошили Вашингтон и вызвали его решимость нанести удар по режиму Саддама под явно надуманным и несостоятельным предлогом?
На улицах же иракской столицы по вечерам царило невероятное оживление, торговали всем, что только можно придумать или вообразить, и из каждой харчевни разносились аппетитные, зазывные запахи.
В то же время хватало вокруг и оборванных, исхудавших детишек-попрошаек с голодными глазами, одинаково осаждавших всех иностранцев, однако не столь назойливо и безобразно, как, скажем, в Египте.
Ни у кого не чувствовалось ни малейшего уныния, не было хмурых, напряженных и бессмысленно озлобленных лиц, подобно тем, что сегодня на каждом шагу попадаются в Москве. Хотелось бродить допоздна и заряжаться от местных жителей энергией, бьющей у них через край, и каким-то непонятным воодушевлением, переполнявшим всех встречных. Независимо от состояния их кошельков, они радовались жизни и никому не завидовали.
Эти люди были просты и естественны в каждом своем движении, в каждом своем порыве, и они, как учат все религии, не думали о завтрашнем дне, ибо поистине: "на каждый день достаточно своих забот"…
Уезжать из сине-золотого Багдада не хотелось, и какая-то рационально необъяснимая грусть давила на сердце. Мне казалось, что я оставляю, даже предаю друзей, которых, быть может, никогда не увижу. Но что я мог для них сделать?!
