С одной стороны, мотивы банков понятны. Нужно серьезно подумать, как пойти навстречу потребителям и не упустить прибыль. Кому, положа руку на сердце, хочется вкладываться в бесконечное совершенствование своих компьютерных систем фрод-менеджмента? Очень уж это недешевое и хлопотное занятие — держать руку на пульсе подозрительной активности и оперативно вмешиваться в процессы. И никто точно не знает, как поведут себя клиенты после 1 января. Вдруг окажутся правы те, кто пугает валом мошенничеств: накупят товаров в интернет-магазине и тут же объявят о нелигитимной транзакции? Хотя заложенный в законе период ожидания реакции банка — это отличный способ снизить аппетиты вороватых представителей клиентской братии.
С другой стороны, нельзя не учитывать усиливающийся натиск компьютерных мошенников. Утаивать нынешние объемы воровства уже невозможно. Да и бесконечно закладывать растущие украденные суммы в тарифы добропорядочных клиентов не удастся. Закон № 161-ФЗ тут очень кстати: он подтолкнет банки к более активной позиции в отношении мошеннических инцидентов — пусть начнут обращаться в правоохранительные органы, на которые возложена обязанность проводить оперативно-разыскные мероприятия и задерживать преступников. И пусть после 1 января на структуры МВД обрушатся потоки заявлений от банков. Пусть «под ружье» поставят всех коммерческих компьютерных криминалистов, которых, правда, в нашей стране немного. И чьи услуги тоже стоят денег, хотя, как замечает Игорь Чекунов, заместитель генерального директора «Лаборатории Касперского» по юридическим вопросам и безопасности, стоимость расследований в разы меньше ущерба, связанного с компьютерным мошенничеством. Легко не будет. Но если этого не сделать, есть шанс проскочить ту точку невозврата, после которой нынешнее сонное царство участников зарплатных проектов — а это не менее 70 процентов держателей всех выпущенных карт — вообще откажется от каких-либо безналичных электронных платежей.
Около ноля / Искусство и культура / Искусство
Около ноля
/ Искусство и культура / Искусство
Премия Кандинского: без интриги, без политики, без скандалов
Премия, которая будет вручаться на этой неделе, присуждается в двух номинациях. Победитель «Проекта года» получит 40 тысяч евро, а лучший «Молодой художник года» — 10 тысяч евро. Ставки высоки, для сравнения: аналогичная отечественная премия в области современного изобразительного искусства «Инновация», которую ежегодно вручает Минкультуры, составляет в главной номинации 800 тысяч рублей. Однако интерес к «Кандинскому» в нынешнем году резко снизился, потому что в шорт-лист из трех претендентов попали не новые и широко обсуждаемые в обществе «проекты года», а работы успешных и давно признанных художников. Международному жюри предстоит выбрать из группы AES+F, Гриши Брускина и Аладдина Гарунова.
Важнейшее из искусств
Для публики и критики важнейшим мероприятием в рамках Премии Кандинского стало не награждение, а предшествовавшая ему выставка. Она в отсутствие у нас музея актуального искусства давала некоторое представление о российском изобразительном творчестве за истекший год. Выставка прежде проводилась на крупнейших выставочных площадках Москвы — так, в прошлом году ее можно было увидеть в ЦДХ. Туда пришли около 35 тысяч человек — абсолютный рекорд посещаемости для выставок подобного рода. Устроитель премии Шалва Бреус одновременно собирал собственную коллекцию, в которой главный упор делал на соц-арт. Это обстоятельство и подтолкнуло коллекционера к поиску отдельной площадки для ее размещения. Ко всеобщему удивлению, Бреус взял в аренду бывший кинотеатр «Ударник», являющийся частью Дома на набережной. Построенный в 1931 году по проекту Бориса Иофана, «Ударник» в прежние времена был одной из главных премьерных киноплощадок страны: здесь проходили первые Московские кинофестивали. В 90-е тут располагались автомобильный и мебельный салоны, а в нулевые открылось казино. Сегодня интерьер представляет собой напластование стилей разных эпох: от сталинских люстр и росписей в духе конструктивизма до псевдобарочной эклектики, оставшейся от игорного заведения. На коврах видны следы от столов для блэк-джека, лестничный марш все еще украшает фотография зала с рулетками. Г-н Бреус планирует «убрать то, что налепили наши предшественники, всю эту мишуру, и вытащить потрясающий оригинал». Однако о реставрации пока не слышно, не выбраны даже проектировщики. «Ударник» — памятник архитектуры конструктивизма, и никто не имеет право его перестраивать: это фойе с гардеробом и зрительный зал с уникальными наклонными полами, большим балконом и огромным экраном. Выставка номинантов премии со всей наглядностью продемонстрировала те трудности, с которыми сталкивался экспозиционер, вознамерившийся разместить арт-объекты в обители «важнейшего из искусств». Картинам и скульптурным объектам еще как-то нашлось место, а вот инсталляциям, составляющим главный тренд современных произведений, здесь практически не разместиться. Да, конечно, экспозиция в активных декорациях «живого интерьера» — модный прием, в том числе и на Западе, все уже устали от «белого куба» стандартного музейного пространства. Но ведь фон и концепция выставки в таком случае должны играть в унисон, а не спорить друг с другом до хрипоты, как это получилось в «Ударнике». При входе зрителя встречает фрагмент циклопической инсталляции Николая Полисского «Вселенский разум», созданной на полянах Никола-Ленивца, где работает автор. В ампирно-конструктивистском фойе, без связи с целым проектом, фрагмент потерял всякий смысл, превратившись то ли в фонтан, то ли в грот… То же самое с новыми работами Дмитрия Гутова, в которых куски рваного металла при определенном ракурсе слагаются в изящный эскиз рублевского архангела, — они требуют белых стен.
В ущерб другим экспонатам кураторы выставки сделали акцент на тех произведениях, которые отобрало жюри. Словно бы экспозиционер узнал заранее выбор экспертов или, наоборот, эксперты пошли на поводу у его пристрастий. На первом этаже — видеокомпозиция Allegoria Sacra группы AES+F. Многозначительный эпический ролик, в котором персонажи из христианской и античной мифологии помещены в современный антураж зала ожидания международного аэропорта. Классическая музыка, под которую неспешно движутся фигуры на огромном экране, звучит на весь зал и становится навязчивым лейтмотивом всей выставки. В подвальном этаже центральное место отдано «исламской» инсталляции Аладдина Гарунова под названием «Тотальная молитва». Она являет собой ковры с приклеенной к ним обувью. Непонятно, почему вместе с мужской обувью представлены и женские босоножки, ведь в исламе мужчины и женщины совершают намаз раздельно. Тут же — видеокадры из разных городов мира, празднующих Курбан-байрам. Третьего финалиста, «ветерана» соц-арта Гришу Брускина, представляет его последний проект «Время «Ч» — набор фигурок, будто бы сошедших с советских плакатов по гражданской обороне, воплощает образ врага в массовом сознании. Первоначально они были выставлены в Мультимедиа Арт Музее, откуда произведения перенесены в зрительный зал «Ударника» вместе с сооруженной для них сценой-выгородкой и подсветкой...
Как это часто бывает, более интересной и живой оказалась экспозиция работ, представленных в номинации «Молодой художник года». Группа ЗИП сделала отличный объект «Утопия» — макет фабрики «по производству современного искусства», где творцы живут коммуной в здании советского предприятия. На фасаде красуется портрет Ленина, а художники, выключенные из товарно-денежных отношений, обменивают произведенное искусство на товары народного потребления. Серия картин Марии Сафроновой «Распорядок дня» запечатлела будни психиатрической больницы — модная тема репортажных работ последних лет.
Как пройти на Болотную?
Говоря о премии этого года, важно вспомнить и тех, кто на конкурс не попал. Не была допущена, например, группа Pussy Riot. Из солидарности с ней от участия отказались группа Electroboutique и фотограф Игорь Мухин. Полностью отсутствует целый фланг левого политического искусства. Не нашлось места «бедному», или «антигламурному», искусству в лице Ирины Кориной, Петра Белого, Анны Желудь, Анны Титовой. Их место занимают успешные в большинстве своем художники с большим творческим стажем, представляющие деполитизированное, зрелищно-развлекательное искусство. Видимо, именно такой, свободной от текущего политического момента, видит ситуацию в нашем искусстве экспертное сообщество. По сравнению с практикой прошлых награждений этот подход не кажется свежим, но в этом году он еще сильнее выражен. С самого возникновения устроители премии стремилась скорее увенчать уже признанных мэтров, нежели открывать новые звезды. В 2011 году она была вручена Юрию Альберту, в 2010-м — Александру Бродскому, в 2009-м — Вадиму Захарову, и даже в 2007-м, первом году существования премии, ее присудили Анатолию Осмоловскому. Все это уже вошедшие в историю искусства художники. Единственный раз, в 2008 году, премия досталась актуальному и спорному художнику — Алексею Беляеву-Гинтовту, художнику, не скрывающему своих националистических взглядов. Из последовавшего скандала, видимо, все сделали оргвыводы. В этом году выставка ориентирована на строго определенный тип искусства, а в суждениях экспертного сообщества наметилась явная эволюция, притом что сами эксперты не поменялись. Но пять лет назад актуальное искусство было на подъеме, и в творческом, и в материальном смысле. А на волне финансового кризиса искусство стало распадаться на два направления. Первое — это неофициальные выставки «для своих», «квартирники» и «Проект Фабрика», который за последний год стал оплотом вольнодумства. Попадая в галереи, это искусство вызывает возмущение публики и нарекания власти. Другой тренд — традиционное искусство, не желающее выходить из области эстетического на территорию политики. Сводить на одной выставочной площадке представителей этих направлений больше не получается. Экспертное сообщество в этой ситуации выбрало консервативную, охранительную позицию. Так что жюри предстоит решить неразрешимую задачу — определить, кто достоин главного приза: AES+F, Гриша Брускин или Аладдин Гарунов? Все они по большому счету его достойны. Но вот признал бы их победителями сам Кандинский — вопрос.
