И если вдруг прохожий промелькнет,
Он в этой мгле и сам, как желтый призрак.
Как долгие осенние дожди,
Идут уныло улицы сквозь город.
И никакой надежды впереди.
Все безобразно. Всюду грязь и холод.
Порыв,
Опять порыв.
Осенний ветер — зол.
Он мечется, беснуется, лютует,
В агонии свершая произвол,
И для него преград не существует.
Там загрохочет, там задребезжит,
Там всякий хлам проносит меж домами
И сам зловеще птицею летит,
Рождая гром железными крылами.
Порыв,
Опять порыв.
Удар, еще удар.
Но, видя как дома слепы и серы,
Осенний ветер смотрит на бульвар
Зрачками крови жаждущей пантеры.
А там деревья с ужасом в глазах,
Как в рубища одетые старухи,
Рвут волосы на желтых головах
И горестно заламывают руки.
Они стары, беспомощны. И впредь
Уже им крон широких не раскинуть.
Их ветер мнет. И слышите, как смерть
Хрипит над ними:
“Сгинуть,
Сгинуть,
Сгинуть...”
Пускай же вам не затуманит взгляд
В осеннем ветре, злобном и коварном.
Примите боль деревьев, что стоят
Распятьями по горестным бульварам.
О, будье сердобольны! Час настал!
Спасайте мир, что солнечен и светел,
Пока и вас самих не растоптал,
Беспечных ваших душ не разметал
Ревущий над землей осенний ветер.
Незабываемые подарки к любому празднику Вы можете приобрести в интернет магазине PS-Box.
Евгений Чебалин КТО ПОДБЕРЁТ АЛМАЗ? ( “классик-домра” — русские вундеркинды )
Вот и опять они вернулись. Вернулись, в который раз, намотав на колеса поездов, автобусов сотни тысяч верст европейских и заокеанских автобанов. Они начали наматывать их с шести лет в ранге вундеркиндов. Сейчас им от семнадцати до двадцати.
Лауреаты восьми престижнейших Международных конкурсов и фестивалей, они начинали свою европейскую карьеру воронежскими шести-восьмилетками с гастролей по Англии. Там и удостоились своей первой зарубежной рецензии в респектабельной “Evening news”, которая начиналась словами:
“ИХ МУЗЫКА И ИСПОЛНЕНИЕ ЧАРУЮТ, НАПОЛНЕНЫ КАКИМ-ТО МИСТИЧЕСКИМ, ВАРВАРСКИМ КОЛДОВСТВОМ...”
Малолетние “варвары” из России, лихо назвавшие себя “Классик-домра”, покорили англичан Бахом, Моцартом Бородиным, Паганини, с немыслимой легкостью преодолевая на домбрах виртуозный текст, о который нередко “ломали зубы” профессиональные скрипачи.
Шли годы. Из бессменный руководитель, аранжировщик, менеджер, финансист, вытиратель носов, стряпуха, мамка и нянька в одном лице Лариса Демченко перепахивала для русской домры сложнейший мировой репертуар, предназначенный для симфонических оркестров и скрипичных ансамблей. С отчаянной дерзостью, граничащей для специалистов с кощунством, она аранжировала для своих питомцев бездонные по философской глубине произведения классиков. Веками привычные для европейского уха скрипку, виолончель, флейту заменили русские домра-альт, домра-бас, балалайка-контрабас, рожок и гусли. Вдруг оказывалось, что “Времена года” Вивальди, приобретая славянско-домровый акцент, становятся даже более блестящими в своей итальянской сути.
Приехавший специально в Венецию из Рима на их концерт музыковед, доктор Калифорнийского университета Джонотан Тауберг, записавший ансамбль на пленку видеокамеры, растерянно сказал после концерта:
— Это фантастика! На этих инструментах технически невозможно так играть. Но ощущение гораздо сильнее, чем от скрипичного оркестра. Вы запрягли вместо паровоза рабочую лошадь (переводчица запнулась на слове “кляча” и вставила “рабочую лошадь”), но она каким-то образом помчала состав!
Спустя полгода в трех штатах США вышла в эфир двухчасовая передача о “Классик-домре” под авторством Тауберга.
Именно “Классик-домра” стал шестым за два века русским исполнителем, приглашенным храмом Вивальди в Венеции дать на своей сцене концерт. Первыми были Чайковский, Рахманинов и Шаляпин. Затем хор Минина и Е. Образцова. Добавим к этим именам и другие, удостоившиеся чести попасть на эту священную для всего музыкального мира сцену: Карузо, симфонический оркестр под управлением Г. Карояна, Марио-дель-Монако, Ван Клиберн. Это — в Италии.
Но была еще более близкая им, изъезженная вдоль и поперек на автобусе за три гастрольных пребывания, — Германия. Я видел, как встречают их немцы после трех тысяч километров по России, Белоруссии, Польше и половине Германии — на окраине Мюнхена.
Есть у “Классик-домры” свой “отстойник” в этом городе, куда они подкатывают на третий день пути глядя на ночь — полумертвые от усталости и репетиций в автобусных креслах. Вся вундеркиндная братия с визгом виснет на бюргерских шеях встречающих. После объятий и поцелуев их разбирают по домам, будоража вылизанную, расцвеченную фонарями над изумрудьем газонов уголочку дикой смесью на дойч-самарском.
А утром возвращенные к Демченко на репетицию, они выволакивают из респектабельных “мерседесов” и “вольво” баулы и сумки, туго набитые подарочным шмотьем и сладостями. Ибо любому мюнхенцу известно, что Руслланд времен Ельцина это даже не Фатерланд времен послевоенного Эрхарда.
Но такие ночи — лишь крохотные отдушины в их бытии. Спустя всего полчаса железная леди Демченко бесцеремонно стаскивает их с жирно-счастливой бытовухи в беспросветный репетиционный процесс по восемь часов в сутки.
Это поистине каторжный труд не только бессчетным убыстряющимся повторением пассажей, кульминационных отрывков, но и мучительное постижение национальной и жанровой окраски играемого шедевра.
Постигать зашифрованный смысл нужно по возможности сразу из хлестких реплик Ларисы Ивановны:
— Еще злее. Да не размазывай глиссандо по грифу! Говорю: еще стервознее.
“СВАДЬБА КОМАРА”
— Значит так: толстый, пузатый, лысый старик с бородой выходит выплясывать перед ядреной, разбитной девахой. Соображаете, как он должен выкомаривать в свои шестьдесят, чтобы у нее где-то екнуло?! Пошли!
“НАВАРРА” и “АРАГОНСКАЯ ХОТА”
— У вас у всех печать бухенвальдских смертников на лице! А это — винная! Знойная! Сексуальная Испания!! (репетиция идет уже пятый час). Когда, черт возьми, вы хоть эту разницу почуете?!
“ПОЛЕТ ШМЕЛЯ”
— Рыхлятина, тьфу! Еще раз повторяю: от пиано до фортиссимо не мулом карабкаться на Пиренеи, а шмелем взлетать, именно шмелем, с визгом!
— Да что ж ты коровой топаешь... здесь “дольче” — не-е-ежно!
Все это — не считая вечерних концертов каждый день по городам Германии, с возвратом на базу под Мюнхеном.
Ужинать приезжали зачастую в три ночи... вернее — утра. Ложились спать в четыре. Но ежеутренняя репетиция в восемь часов была законом. Планка любого концерта была неимоверно высока, а требовательность их многолетней мамки-надзирательнцы Демченко жестока до слез, ибо однажды они уже взяли здесь предельную высоту, ниже которой не позволяет им опускаться стальной, недетской снобизм.
В Германии был всеевропейский фестиваль инструментальных ансамблей. Симфонический оркестр объединенной Германии занял второе место. “Классик-домра” — первое!
У президента германского музыкального общества Франца Моллер-Хойзера, объявившего об их победе, предательски-сентиментально дрогнул голос на заключительной фразе, которая потом появилась в Германской “Munchner Zeitung” и облетела всю Германию.
— ОНИ — ВЕЛИЧАЙШИЕ МУЗЫКАНТЫ, КОТОРЫХ Я ТОЛЬКО ЗНАЛ В МИРЕ.
Его слова в какой-то мере стали пророческими: через три года ансамбль “Классик-домра” станет полноправным членом Европейской ассоциации щипковых инструментов “ЭГМА”, а профессор Бернской, Венской, Гамбургской консерватории Юрген Хюбшер попросит у Демченко позволения привезти к ней своих учеников для организации “мастер-класса”. Что и произошло в 1998 году.
