Так что LTE-революций ждать не приходится: пул и так избалованных скоростным мобильным Интернетом крупнейших мегаполисов будет неспешно пополняться за счет международных событий, скажем, Олимпиады или саммита АТЭС.
Скорпион / Искусство и культура / Театр
Скорпион
/ Искусство и культура / Театр
Драматург Александр Гельман о режиссере Юрии Погребничко
Начну старомодно.
«Сердце у него в груди
благоухает, как роза,
он дарит ее каждому зрителю,
когда тот выходит из его театра».
Он ставит спектакли о том,
что все в этой жизни повторяется, повторяется,
но каждый раз чуточку
прибавляется к тому, что было,
или чуточку отнимается от того, что было,
он любит эти чуточки —
чуть-чуть больше, чуть-чуть
меньше, —
от этого мир может перевернуться
или, покачнувшись, сохранить
устойчивость.
Он владеет подлинно русским
воображением —
понимает, что счастье в России придумывают, а не строят,
русское воображение, как, может быть, нигде в мире,
воспринимается не как фантазия, а как то, что есть:
с воображаемым считаются, как
с реальным,
а иначе вообще не с чем было бы считаться.
Когда Юра Погребничко (какая прелестная фамилия!)
смотрит на меня,
он делает это, чтобы увидеть именно меня,
а не для того, чтобы увидеть, как я смотрю на него,
когда он упирается в черту,
через которую переступать нельзя,
черта от него сама отскакивает,
когда он оказывается в компании,
где беспардонных лгунов больше 10 процентов,
он тихо линяет.
У него маленький-маленький
театр,
большая часть которого несколько лет назад сгорела,
теперь у него крошечный театр — в огромном,
в значительной мере мертвом мировом театре
живая клеточка.
Мы с ним родились в один день — 25 октября,
мы скорпионы.
Скорпион — это самоедство
во имя совершенства.
Слава богу, он еще не всего себя скушал.
О чем говорит его театр,
если выразить это до предела сжато,
в трех коротких предложениях.
Первое: страшнее смерти — не родиться.
Второе: мир уродлив, а жизнь прекрасна.
Третье: самый большой грех —
укорачивать и без того короткую жизнь людей.
Юра ставит спектакли, спектакли ставят Юру,
эта творческая взаимозависимость, даст Бог,
будет продолжаться еще долго-долго.
Вот уж кому действительно имеет смысл прожить 120 лет.
Спасти рядового идальго / Искусство и культура / Художественный дневник / Балет
Спасти рядового идальго
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Балет
Премьера новой редакции «Дон Кихота» в Михайловском театре
Этот шедевр — чудо балетной бессмыслицы. Главным героем считается рыцарь печального образа, на самом деле в главных — дочь трактирщика Китри и ее жених Базиль. Канва романа Сервантеса так плотно расшита дополнительными мотивами, что саму ее уже и не видно: Дон Кихот остается «пешеходом», не мешающим ни танцам испанских грандов, ни сцене сна с амуром и дриадами, ни шикарному гран-па Китри и Базиля. Дал повод — и ладно. Вообще же за без малого полтора века хореография Мариуса Петипа и Александра Горского и особенно сборно-разборная партитура Людвига Минкуса постоянно привлекали к себе внимание профессионалов, всем хотелось чего-то добавить-убавить-улучшить. Не минула сия чаша и Михаила Мессерера, умеющего подогнать классику любой сложности под труппу любого уровня — от «Ковент-Гардена» до Оперы Стамбула, да так, что она «садится» без морщин. Этим своим умением он ошарашил года три назад, когда никакая труппа Михайловского почти с нуля сдюжила достойное «Лебединое озеро». Сейчас сказать бы, что после того «Лебединого…» театр справился с «Доном…» играючи, но нет. Как это бывает в наших широтах, с тех пор началась борьба хорошего с лучшим: театр ввел в репертуар современные балеты Начо Дуато, а поскольку труппа осталась прежней и на два профиля не разбилась, классику подзапустили. К слову, балетные примы, кожей чувствующие упущенные возможности, дружно ринулись в декретные отпуска. Но это все бэкграунд спектакля. А на парадном показе сцена порой прямо искрила: стоящий у дирижерского пульта опытнейший мэтр Павел Бубельников не давал спуску ни солистам, ни труженикам тыла. Аллегро — значит аллегро, и извольте шевелить ногами в нужном темпе. В результате и зрители, привыкшие, как в цирке, награждать аплодисментами всякий удачный трюк, копили эмоции и разражались овацией, только когда положено — в конце акта. Художественный градус накалялся.
Внимательный глаз различил бы за темпом и искрами важные детали. Например, умучившие Санчо Пансу подружки оживляют почти утерянный «каблучный» балет, а на испанской площади цветут характерные и демихарактерные танцы, бывшие некогда гордостью русской школы. Пор де бра, они же движения рук, в сцене сна сделали бы честь любому большому театру. И вот оно, знание законов сцены: только очень опытный глаз распознает, как постановщик устраивает толпу силами скромной по размерам труппы.
Справедливо, что закрывать сезон в Михайловский приехала его главная звездная пара Наталья Осипова и Иван Васильев. Они сейчас делят время между «Американ балле тиэтр» и «Ла Скалой» и даже позволяют себе манкировать приглашениями Баварской оперы, а от работы в Большом остались одни воспоминания: только что Большой жаловался, что не смог дозвониться Васильеву с деловым предложением. Но Михайловский — совсем другое дело. Здесь у Оси — Васи кров и дом, петербургские зрители воют от одного их появления на сцене, а заполонившие Питер непуганые евротуристы просто идут пятнами от такого extraordinary Russian Ballet. Можно, конечно, сердиться на публику, что она простодушно ждет трюк и — спрос рождает предложение — его получает. Звездная парочка Осипова — Васильев не может отказать ей и себе в удовольствии и лихо скручивает лишние финты пополам с прочей отсебятиной. Но между этими залпами зрелищности международного образца зал получает качественную русскую классику. Желаем Михайловскому здравого смысла и сил, чтобы ее холить и лелеять.
Сбежавшие от куратора / Искусство и культура / Художественный дневник / Выставки
Сбежавшие от куратора
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Выставки
В Москве проходит III Международная биеннале молодого искусства
Главное художественное событие московского лета — III Международная биеннале молодого искусства. Начиналось все неформально, хотелось показать молодую поросль, которая еще не попадала на серьезные взрослые выставки. Проект назывался «Стой! Кто идет?», его придумала Дарья Пыркина и начала приглашать к участию зарубежных авторов. Сейчас от старого фестиваля остался только логотип, а само мероприятие стало в полной мере официальным — подключились Министерство культуры, мэрия, и возникла идея передать проект в руки маститых кураторов международного класса: Катрин Беккер от Германии и Елене Селиной от России. Главные выставочные пространства в Москве — Центральный дом художника, Музей современного искусства и Государственный центр современного искусства — оказались в их распоряжении. Вроде бы беспроигрышная ситуация, чтобы сделать отличный проект.
Результат — пустые залы. Да и сама биеннале на фоне нашпигованных произведениями выставок, к которым привык наш зритель, покажется пустынной. Инсталляции, объекты, фотографии — обязательный набор жанров современного искусства. Скука и полное отсутствие драйва. Произведения вялые, как будто выставляется не молодежь, а старцы. Невозможно определить происхождение работ. Авторы из Турции, Аргентины и Словакии говорят на абсолютно одинаковом языке — языке академизма современного искусства, который преподается более или менее одинаково во всех странах, кроме России.
