— Может, Ирина Александровна, надо потратить силы на приобретение нового, а не пытаться с помощью государства поделить то, что уже и так принадлежит России? У нас в музеях по-прежнему нет ни одной картины Климта, Кокошки, Миро, Мунка, Бэкона и других художников, ставших классиками в двадцатом веке.
— Это отдельная тема, готова поговорить на нее подробно. Да, новых мастеров покупать необходимо, не дожидаясь, пока цены на их полотна взлетят до космических высот. Климта дешевле чем за 50—70 миллионов евро сегодня вряд ли где-нибудь найдешь...
— В любом случае не дороже Олимпиады в Сочи или саммита АТЭС во Владивостоке.
— Все так, но, повторяю, одно не должно подменять другое. Уверена: если удастся возродить ГМНЗИ, художники сами понесут подарки. Непременно и с радостью! А мы будем выбирать, как это делает МоМА — Музей современного искусства в Нью-Йорке. Они сразу не покупают произведения, сначала организовывают выставки.
— Верите, что сможете пробить стену?
— Президент распорядился к 15 июня определиться с судьбой репрессированного музея. Мы подготовим записку, сформулируем предложения на бумаге, постараемся развенчать заблуждения, будто это приведет к переделу в музейной сфере. Конечно, рассчитываю на позитивный ответ, а уж что получится... Как говорится, доживем — увидим.
Андрей Ванденко
С другой стороны
Михаил Пиотровский: «О каком государственном интересе речь, когда предлагается музейный передел»
— Пока летел в Питер, пропустил видеомост, посвященный перспективам воссоздания Музея нового западного искусства. Удалось вам, Михаил Борисович, собрать группу поддержки и дать достойный отпор обнаглевшему московскому агрессору?
— Так задачу никто не ставил. Это было собрание представителей петербуржской интеллигенции. В нем наряду с другими участвовали и уважаемые члены музейного сообщества, которые, как справедливо отметил Владимир Путин, должны сказать первое, последнее и все средние слова в обсуждаемом вопросе.
— А писатель Даниил Гранин, режиссер Александр Сокуров, актер Иван Краско и главный редактор «Ленфильма» Светлана Кармалита каким боком оказались на круглом столе? Похоже на тяжелую артиллерию, чтобы бить по вражеским позициям.
— Да нет же, все значительно серьезнее. Эти люди искренне любят Петербург и Эрмитаж, хотя по ряду вопросов наши взгляды не совпадают. Как сказала Кармалита, порой мы были готовы друг друга съесть, а тут вдруг объединились.
— Перед лицом нависшей угрозы.
— В некотором смысле. Даже постоянно критикующий меня депутат Милонов и тот на время отставил претензии, сказав, что надо помочь Эрмитажу. Признаюсь, после прямой линии с президентом я чувствовал себя скверно, поскольку не предполагал, что наше общество так больно. Когда оно начинает взывать к царю-батюшке, мол, спаси, сохрани, верни, отними, — это плохо. Дорога в прошлое. А потом оказалось, все не столь печально. Люди не утратили способность вместе защищать то, что им дорого. Покушение на Эрмитаж глубоко задело горожан, и меня это тронуло.
— Даже болельщики «Зенита» возбудились.
— И они тоже. Но вопрос, повторяю, гораздо более масштабный, чем судьба одной музейной коллекции. Если джинна выпустить из бутылки, обратно его не загнать. Вроде бы Польша уже требует от ГМИИ возвращения восемнадцати произведений искусства, вывезенных в годы Второй мировой войны в Германию и оттуда попавших в Россию. Именно этого нашим музеям для полного счастья не хватало! Только начни — потом не остановишь.
— Но Антонова за пределы Отечества ничего вывозить не собирается. Москва — это ведь Россия?
— Россия — слишком широкое понятие. Есть более узкие. Каждый музей — отдельный организм. Не надо было в свое время разрушать Музей нового западного искусства, но так случилось. Восстанавливать его теперь бессмысленно. Это противоречит логике истории, отдает реваншизмом, как ни прикрывайся словами о реабилитации, Шостаковиче и Ахматовой. Искусство начала двадцатого века давно перестало быть новым, да и как сегодня провести границу между Западом и Востоком? Ну и главное: ради чего все затевать? Музей в том виде, в каком он существовал в 1948 году, не воссоздашь, а нанести удар по Эрмитажу и ГМИИ можно. Собственно, это уже случилось. Скажу о себе: в мой адрес полился поток грязи, которого никогда прежде не было. Эрмитаж — место, где сталкиваются самые разные интересы. Я постоянно подвергаюсь нападкам. И то, что произошло на прямой линии президента, трактовать иначе не могу: это очередная провокация против Эрмитажа и личное оскорбление для меня. За год до 250-летнего юбилея музея от Владимира Путина, коренного жителя Петербурга, в ультимативной форме требуют принять решение, которое означает лишь одно: отрезание части исторически сложившейся коллекции Эрмитажа. Как прикажете к подобному относиться? Это, мягко говоря, не слишком красиво и с музеологической, и с человеческой точек зрения. В результате я вынужден сегодня обсуждать то, что меня не интересует. Создается дымовая завеса с непонятной целью, но на нее приходится реагировать вместо решения по-настоящему насущных проблем, стоящих перед нашим профессиональным сообществом. Нет чтобы поговорить о защите наших выставок за рубежом! Из-за неурегулированного конфликта вокруг библиотеки Шнеерсона два года продолжает эмбарго США. Такого не было со времен холодной войны. Вот проблема! А о каком государственном интересе речь, когда упоминают МНЗИ? Предлагается банальный музейный передел. Взорвать обстановку легко. Теперь при организации любой выставки музеи будут требовать друга от друга не только гарантии страхования и сохранности, но и возврата экспонатов. Кому это нужно? Антоновой? Да, Москве необходимы новые музеи. И они появляются. Надо больше? Добивайтесь, чтобы правительство выделяло средства на современные коллекции, но для этого ни к чему разрушать сложившиеся, существующие.
— Ирина Александровна говорит о возможности воссоздать крупнейший в мире музей импрессионистов, где, в частности, будет уникальнейшее собрание полотен Анри Матисса.
— Приходите к нам и смотрите. Потом поезжайте в Москву. А если объединить, еще неизвестно, что получится. Все знают, где висит «Танец» и какие картины Матисса показываются в Пушкинском музее. Зачем валить все в кучу? Ради примитивно-туристической сенсации? Эти разговоры лишь выбивают из колеи и не приносят пользы, мне стыдно, что наше музейное сообщество предстает в столь неприглядном виде. Еще раз повторю: на нас давят постоянно, на протяжении десятилетий. Смысл этих действий прост: вот лежат баснословные сокровища, а распоряжаются ими музейные черви, припорошенные пылью ученые человечки. Отдайте эти богатства правильным людям, лучше в погонах. Они разберутся, как всем распорядиться, сохранить и извлечь коммерческую выгоду. Такую тему мы слышим из года в год. До сих пор нам удавалось отбиваться, защищать свои позиции, спасая музейные коллекции от приватизации и прочего разворовывания. И вот скандал с выяснением, где и у кого должны лежать картины... Лишний повод для тех, кто только и ждет часа, чтобы влезть в наши дела.
— А почему вы общаетесь с Антоновой через посредников?
— Мы с Ириной Александровной всю жизнь говорим напрямую, много раз обсуждали серьезные темы. Она прекрасно знает: по вопросу Музея нового западного искусства наши точки диаметрально отличаются. Правда, в отличие от нее я старался публично не комментировать тему, не будоражить общественность. Но обращение к президенту без предварительного предупреждения несколько выходит за рамки наших отношений, как я их себе представлял. Эту кашу не я заварил, все мои сегодняшние выступления лишь комментарий к заявлениям Антоновой. Она даст интервью, соберет круглый стол, а мне потом приходится отвечать, реагировать. Куда деваться? Молчать в такой ситуации нельзя, слишком серьезный вопрос. Хотя я предпочел бы заниматься иными делами, а не обменом репликами через СМИ. Для меня очевидно, что музеи должны быть неделимы. Если тему в корне не пресечь, можно далеко зайти. Вы видите, уже началось противостояние Москвы и Петербурга, что не имеет никакого отношения к музейной проблематике.
— Знаете, в Москве никто подписи в поддержку не собирает.