его помощью и благословения руководителем Грузии, Шеварднадзе, почти полностью дублируя на этой стадии своего азербайджанского предшественника, немедленно принялся бороться с коррупцией на любых, самых высоких местах, с расхищением государственной собственности, дурным руководством, с подкупами — известный набор обвинений при полицейском режиме. В свои 44 года он, самый молодой из республиканских секретарей, не имел никаких националистических предрассудков: в стране, где национальные чувства очень обострены, верил в силу и эффективность силовых приемов и полицейских методов, был честен и аскетичен во вкусах в отличие от предшественника, да и вообще в отличие от большинства соотечественников с их эпикурейскими склонностями не принимал участия в знаменитых, на несколько дней, грузинских застольях.
Не станем гадать о побуждениях Шеварднадзе: моральный пуризм, или политическое честолюбие, либо то и другое вместе. В каждой нации есть люди, лишенные племенных предрассудков, взирающие на свой народ беспристрастно и отчужденно, — фобы, а не филы. Шеварднадзе был критиком своей нации, способным взглянуть на ее пороки со стороны — трезво и неодобрительно, и в Грузии его не любили повсеместно именно за то, что он антигрузин. Еще одна причина для нелюбви к нему в Грузии — на родине Сталина он был скорее ленинец, чем сталинец, и, к примеру, на XXV съезде в Москве выступление Шеварднадзе прозвучало как единственное антисталинское.
Он жил, опять же в разительном контрасте с предшественником, который имел городской особняк и семь дач, в убогой советской квартире на четвертом этаже без лифта, отказывался переехать в более приличествующие его должности апартаменты, либо, как несколько высокопарно заявлял он, каждая грузинская семья не получит отдельную квартиру.
Он был очень энергичен, но не той, несколько пугающей и механической энергией Алиева, а более лично инициативной, изобретательной. Обширный милицейский опыт помогал ему обнаруживать основные “гнезда" правонарушителей. Он мало спал, неожиданно появлялся в самых отдаленных уголках республики и к концу первого года пребывания у власти был смертельно истощен. За полтора года он, как и Алиев, провел полную чистку среди партократов, удалив около трех четвертей высших чинов: 20 министров и членов ЦК партии, 44 районных секретаря и 67 наличествующих, трех секретарей горкомов, 10 мэров и их заместителей. Настоящий политический переворот с полной заменой руководства! На освободившиеся посты Шеварднадзе назначал сотрудников КГБ и милиции, технократов, молодых партийцев — тех, кого считал по крайней мере “честными".
И наконец, Шеварднадзе расправился с грузинским мафиози Отари Лазишвили. К Лазишвили — настолько тот был могуществен — он подбирался медленно, постепенно сужая круги, арестовывая одного за другим членов подпольной шайки. Почуяв опасность, Лазишвили тайно вылетел в Москву искать защиты от грузинского секретаря в метрополии, у своего хорошего знакомца, Генерального прокурора СССР Романа Руденко. Того самого Руденко, который в одной из предыдущих глав участвовал во встрече с делегацией крымских татар как один из членов правительственной тройки во главе с Андроповым. Вне сомнений, в Москве он обладал куда большей властью, чем секретарь одной из союзных республик. Тут пришлось вмешаться лично Андропову, что было для него несколько щекотливо: фактически он вступал в борьбу со всесоюзной подпольной сетью, в которую как-то боком входил и Генеральный прокурор. К тому же Руденко старше Андропова, известен на всю страну и когда-то выступал главным обвинителем от СССР на Нюрнбергском процессе.
Как видим, принимая непосредственное участие в грузинских делах и поддерживая своего ставленника, Андропов в ряде случаев рисковал больше, чем Шеварднадзе. Но зато и ставки его в политической игре были большими. Грузинского мафиози он арестовал прямо в приемной его друга — Генерального прокурора СССР.
На этом, казалось бы, дело закрылось, преступника осудили на 15 лет [6], и Шеварднадзе смог наконец возвратиться к неотложным обязанностям по республике. Однако пришлось опять вернуться к делу Лазишвили — на этот раз по личному приказу Андропова.
Едва Шеварднадзе стал партийным боссом республики, едва разработал план искоренения коррупции по всей Грузии, как получил от Андропова приказ расследовать темную бриллиантовую аферу. Речь шла все о том же краденом бриллиантовом кольце в восемь каратов, которое Лазишвили когда-то преподнес в подарок корыстной жене Мжаванадзе. Вряд ли Шеварднадзе, занятый в это время острейшими проблемами экономики и перетряски кадров, вводивший в республике полицейский стиль правления, был инициатором подобного расследования: с его точки зрения, оно выглядело неуместным. Предшественник ушел на почетную пенсию, и с ним жена вместе с крадеными бриллиантами. В Грузии, как и во многих странах Востока, где кодекс чести силен, не принято добивать и вторично унижать поверженного противника. Тем более спрашивать с него дважды за одно и то же. К тому же, если даже предположить в Шеварднадзе личную мстительность, ему не свойственную, у него имелись более веские вещественные доказательства злоупотреблений Мжаванадзе своим положением: хотя бы семь загородных вилл.
Но Андропов настаивал только на бриллиантах и на привлечении к делу не самого Мжаванадзе, а его жены. Шеварднадзе несколько озадачивали настойчивость Андропова и его упорное вникание в локальное, сугубо грузинское дело. Но он, конечно, послушался приказа и вызвал Викторию Мжаванадзе на допрос, где ей были заданы вопросы о бриллиантах. Дело зашло так далеко, что, перепуганная, она сразу же после допроса улетела в Киев, к родной сестре, жене партийного босса Украины Петра Шелеста. Созданная Брежневым в Москве система кумовства, которая была непробиваема для Андропова, срабатывала и на республиканском уровне. Но к тому времени Петр Шелест, как и Мжаванадзе, был смещен с поста первого секретаря украинского ЦК и изгнан из Политбюро. В роли “бывшего" он был более доступен козням Андропова.
Чем не отзвук шекспировской драмы? Две сестры, жены двух поверженных республиканских властителей, преследуемы неумолимым роком в лице шефа всесоюзной тайной полиции. Андропов требовал от Шеварднадзе продолжать начатое им криминальное дело: краденые бриллианты, которые сверкали некогда на руке Виктории Мжаванадзе на торжественных приемах в Тбилиси, странным образом взволновали воображение нашего героя. Одобрение на насильственную выдачу преступницы, жены Мжаванадзе, проживавшей в данный момент на территории Украины, Шеварднадзе пришлось запрашивать у самого Кремля. И, невзирая на предъявленные тяжкие улики, он получил от Брежнева категорический отказ.
То был первый пробный подкоп Андропова под Брежнева. Он потому так упорно добивался расследования дела о краденых бриллиантах, что знал от того же Шеварднадзе: получив старинное бриллиантовое кольцо от подпольного миллионера Лазишвили, Виктория Мжаванадзе подарила его в свою очередь другой Виктории — жене Брежнева. Трудно придумать лучшее место для сокрытия краденого, чем квартира кремлевского вождя, хотя она и находилась всего в двух лестничных пролетах от квартиры главного советского жандарма,
