Топи и выси моего сердца. Дневник - Дугина Дарья Александровна

– Можно я с тобой поговорю?

– Я теряю нить разговора и мне сложно сосредоточиться.

Я теряю нить. Я не в кондиции. Если нужно, то завтра.

Села на стул и слушаю Dasein May Refuse [199]. Растеклась по стулу даже.

Царенко Сергiй пишет:

Весьма интересная личность, яркая, умная, красивая. Когда смотришь на таких женщин, то понимаешь, что в современном мире все не так плохо, если такие еще остались.

Разлюбила тяжелое одеяло: оно – как веки, давящие на глаза.

От ковида изменились цвет и структура глаза.

А может, и до ковида они у меня были – странные глаза. Стеклянные.

Надо сказать, что водители рядом удивляются – как на машине ездит ребенок? Как он туда залез? И где его родители?

Когда я выздоровею, обязательно увижусь с Богданом [200] и спровоцирую посиделки с песнями.

Кое-где снова весна, и на этот раз будет строго, а мне главное – оперативно выздороветь и внести на этот раз уже более внушительный вклад. Я иногда загадываю, какие во мне внутри города´ и стра´ны, забываю, отвлекаясь на боль глаз, а потом прозреваю.

А вообще, образ Антигоны я очень люблю и знаю, что он на мне! Буду верна ему!

И еще, котенок маленький, с завтра – в рабочий режим, давай, надоело такое…

Я войду на танке в один из новых городов, и ничто меня не остановит.

MRAK TVOIH GLAZ 10.07.2021

В огромном городе человек был приговорен к смерти. У него были большие глаза и внимательный взгляд. Он родился по ту сторону горизонта. Вместе с названием Тикси. О смерти он не говорил, точнее, о том, что она может сбыться: говорил об иной, метафизической смерти, осуждая мир, но не приговаривая. Мы гуляли по московской весне, а еще раньше – зиме, снимали Аполлона, свидетельствовали явление… Он есть и сейчас. Сильный и героический.

Взять бы руку его и поддержать. Но я и всегда была на дистанции и сейчас. Пусть это разные дистанции.

На далекой станции жил человек. Он был хранителем границы. Ездил в Сирию и еще хочет съездить. О раке он не сказал – сказал, что просто ранение, на вопрос о том, работает ли он. И в этом надо было найти его скромность. На далеком севере его ждут. И здесь ждут. И здесь просят остаться. У него невероятный эстетический вкус. Мы хотим, чтобы Вы с нами были еще дольше, пожалуйста, Вы нужны. Останьтесь у нас. Здесь.

Андрею. Когда жив был.

MRAK TVOIH GLAZ 27.09.2017

Мне снилась какая-то далекая солнечная страна или просто затопленная светом улица – мерцающая светом, слишком мягким и расфокусированным для повседневности и нашего мира, и улыбающийся Саша Проселков [201]. Может быть, я увидела место, где он сейчас?

Его убили 31 июля 2014 года. Он был тогда замминистра иностранных дел ДНР. Выстрелом в сердце. Со спины. При продвижении колонны с гуманитарной помощью. Точнее, пять пуль и одна в сердце. Для меня русская весна началась с его смерти. Изнутри пришла в меня – я стояла дома и услышала эту весть: изможденная скучными июльскими буднями – вдруг осознала, что есть фронт и смерть есть. Не от разложения, а от войны.

Во сне он был очень добрым и улыбался. Кстати, я его знала лично лет 10 или чуть меньше. Он был всегда на ЕСМ-лагерях. А теперь он – там, где размеренное солнце заливает совершенно иным светом неизведанные улицы. Там.

А. Проселкову

Память.

Переходы из бакасаны в чатурангу [202] – особый вид искусства, которым я вчера искренне пыталась овладеть, и который я, прям, очень чувствую в руках и плечах!

По историческим данным 3-ю группу крови называют «кочевой», так как первые зарегистрированные люди с такой плазмой назывались «кочевниками». Третья группа крови в настоящее время в значительной степени преобладает у финно-угров, венгров, чехов, а также сербов. Ее носителям значительно проще приспосабливаться к серьезным климатическим изменениям.

Дух воина не привязан ни к индульгированию, ни к жалобам, как не привязан он ни к победам, ни к поражениям. Единственная привязанность воина – битва, и каждая битва, которую он ведет, – его последняя битва на этой земле. Поэтому исход ее для него практически не имеет значения. В этой последней битве воин позволяет своему духу течь свободно и ясно. И когда он ведет эту битву, он знает, что воля его безупречна. И поэтому он смеется и смеется. [203]

Быть воином – это не значит просто желать им быть. Это, скорее, бесконечная битва, которая будет длиться до последнего момента. Никто не рождается воином, точно так же, как никто не рождается обычным человеком. Мы сами себя делаем тем или другим. [204]

Надо продолжить уборки и выкидывание ненужных вещей. Еще завтра можно тайно выйти и прогуляться, никому об этому не сказав, а может, даже сделать небольшой кружок по тем местам, где никто не ходит.

Вроде бы немного – но на миг приоткрывается, что будет скачок и новый взмах, что тяжелые одеяла каждого дня станут легкими, что в тело вернется сила, а в душевный строй – порядок и разлинованность каждой минуты, ее озарение мудростью. Верится в то, что и ум не покинет, и будут мудрыми и шаг, и строй, и каждое дыхание, и что вера не покинет внутреннее, да и внешнее: ведь ритуал важен, ибо создает человеческое. Как велик и строен ритуал, и как ничтожны мы по себе сами – раздробленные и расколотые, опустевшие андрогины. Вдруг я почувствовала, что не знаю, какой завтра сезон: настойчиво показалось – что весна (я ее не сильно люблю, и часто ругаю солнце, подобно восстающему на своего хозяина Мальдорору [205]). Странно-сбивчиво – маленькое предчувствие внутреннего, точки сборки, на секунду… Неужели я снова вернулась в себя?

Всякое несчастье и всякое прошедшее сначала било – но не выбивало, оставляло синяки, но последние затяжные боли – выкинули. Знаете же, что, когда идешь вперед по дороге и в разведку, например, нельзя на обочину? Заминировано! Не знаю – правда ли, но в фильме о Мотороле [206] так говорили. Важно не это, важно, что это затяжное. Ударом выкинуло на обочину и подорвало на мине, но жизни во мне столько (помните напиток «Живчик», вкусный, яблочный? Моя кровь – на вкус такая же!), что и после минного подрыва я все равно выползу: буду стонать, пришью себе руки и ноги, глаза и красивое запястье (чье-нибудь, возможно), выточу очертания тела и пойду вперед – сначала хромая, а далее, регенерировавшись, стройным шагом… Я же бессмертная, вам ли не знать?