Жаботинский указывал на два источника, из которых вытекает учение об абсолютном равенстве «царственных особ». Один из них — грандиозные свершения в сфере духа в XIX веке, достижения, которые Жаботинский приравнивал к чуду:
Я не верю, не хочу верить, что в человечестве может быть разделение на «высших» и «низших». Никогда я не буду работать с людьми, готовыми признать мое духовное превосходство. Я тешу себя иллюзией, что мир состоит из наследных принцев, и не намерен отказываться от этой идеи. Боюсь, что диктатура — это не вина отдельной личности, а общая склонность людей подчиняться диктату,— завелся, мне кажется, такой вирус в мире и гуляет сейчас вовсю. Очень жаль. Я пришел из девятнадцатого века. Тогда умами владела идея, что человек, даже плохой, даже низкий человек мог бы стать хорошим и мудрым, если бы получил соответствующее воспитание. И я в это верю. Поэт сказал: «Пришел из времени другого, в другое время я уйду». И мне легче уйти из этого мира, чем согласиться с тем, что мой сын и сын моего ближнего в чем-нибудь не равны.
Речь на конгрессе ревизионистов, 1932; сб. «Речи».
Другой источник — еврейская традиция, ее основа — Библия. За несколько дней до смерти Жаботинский в письме американским бейтаровцам попытался изложить сущность своих взглядов на общество. В предисловии к этому обращению мы читаем:
Если мы поищем, откуда же происходит этот новый еврейский дух, ярко выраженным носителем которого является Бейтар, то мы найдем его источник в идее царственности человека. В отношении евреев эта мысль выражена в гимне Беара:
Величие —
Помни, еврей,
Ты царь, ты потомок царей.
Корона Давида
С рожденья дана.
Когда я писал эти строки, то имел в виду любого человека — грека или банту, европейца или эскимоса.
Они все рождены по образу Бога — это мы учим из первой главы Библии. Библия идет даже дальше в своем возвеличивании, возведении человека на царский престол. Она намекает, что люди — почти что боги или дети Божьи... Но употребление таких терминов может нас сейчас увести слишком далеко, поэтому не будем выходить за пределы «царства». Во всяком случае, первому человеку в момент его сотворения были вручены самые почетные геральдические символы и — так учит традиция нашего народа — эта геральдика издавна принадлежит всем его потомкам.
Здесь наша библейская традиция вплотную соприкасается с бейтаровским принципом гордости. Унижен ли я, порабощен, пленен — «я царь и требую уважения моих царских прав». Права же «царя» вытекают из одного высочайшего принципа: он не является ничьим подданным.
Давайте посмотрим теперь, можно ли увязать эту идею «всеобщей и поголовной царственности», вытекающую из нашей древней традиции и нового бейтаровского духа, с понятиями общества и государства. Прежде всего — дадим упрощенное описание, а затем рассмотрим его практическую применимость к будущей Эрец Исраэль и общественному строю, который мы бы хотели в ней видеть.
Первый вывод из идеи «всякий человек — царь» — это, понятно, всеобщее равенство. Моя и твоя царственность означает, что никто не может поставить себя выше тебя или меня — всем, независимо от классовой или какой-либо иной принадлежности, полагается равное уважение. Второй вывод — свобода личности — царь не является ничьим подданным...
Отношение наших предков к вопросу подданства нам представляется так: они были вынуждены подчиняться кому-то перед лицом необходимости защищать общество в целом от вторжений, ради поддержания внутреннего порядка. То есть — вынуждены были назначить царя и поставить его во главе государства, но это, повторяем, была вынужденная мера, не было ничего «освященного» в ней, а наоборот, люди знали, что сам Бог относится к ней без восторга, и верховной властью над людьми была и оставалась их совесть.
«Дети царей», «ха-Машкиф», 25.4.1941.
Когда Жаботинский присваивал каждому титул «сын царя», он исходил не только из принципа всеобщего равенства. Он ценил, славил Человека — венец творения, хотя как никто знал все его недостатки, слабости и даже уродства. Не единожды он был вынужден выражать горькое разочарование современниками. Трудно без волнения читать эти строки, с которыми он обратился к лидерам сионистского движения в дни отчаянной борьбы за спасение евреев Восточной Европы. Это обращение осталось без ответа:
Мои ближайшие друзья, прочтя эти строки, разумеется, рассердятся на меня: «Какой смысл,— спросят они,— пытаться опереться на трость, ветром колеблемую?» Но я не могу внять этому призыву моих юных друзей. Я признаю за человеком царское величие. И даже когда он побежден, растоптан, унижен и в глазах людей, и в собственных глазах — для меня он — царь. И что бы ни случилось, я буду чтить в нем его величие. И только в одном случае я готов признать, что человек лишен этого титула, и вычеркнуть его имя из геральдических книг: если он сам «отречется от престола», если он сам, по своей воле смолчит там, где должен греметь его царственный голос,— это молчание будет означать для меня, что передо мной — покойник.
«Усыпленные хлороформом», «ха-Машкиф», 16.6.1939.
«Избавление нашего народа, которое станет предвестником исправления мира».
Противники Жаботинского часто обвиняли его и его последователей в том, что последние, якобы, равнодушно относятся к социальным проблемам своего народа и мира в целом. Но даже поверхностный взгляд на библиографию трудов Жаботинского показывает, как много работ он посвятил этим проблемам. Свой каждодневный труд он, естественно, посвящал насущным проблемам дня, которые вынуждали его на время отказываться от рассмотрения проблем будущего, но в редкие «свободные часы» он «позволял себе» мечтать. Мечтать о будущем общественном устройстве Эрец Исраэль, устройстве абсолютно справедливом, которое послужит примером другим народам. Но для того, чтобы была возможность проводить эти «социальные опыты», еврейскому народу нужна «лаборатория»:
Не желание соригинальничать заставило меня употребить это слово — «лаборатория». Народы веками не жалели духовных сил для создания того разнообразия мнений и устремлений, которое мы называем всемирной духовной культурой. Бесценен вклад каждого из них, но нет народа, который бы, подобно нашему, внес такой большой вклад в раздел человеческой культуры, именуемый «исправление мира», «изменение общественного строя». Среди всех народов мира именно мы — «главные специалисты» в этом вопросе. Но в результате несчастного стечения обстоятельств именно этот «специалист по общественной справедливости» остался без земли, без того социального организма, который можно было бы перестраивать в соответствии с чаяниями этого народа. Вышло так, что мы вынуждены предлагать свои идеи о социальном равенстве и справедливости другим народам. Т.е. давать советы, а не пытаться подать пример, как это делают другие народы. Ибо это — единственный способ указать миру на вновь открытую истину. Мы видим, что произошло с еврейской идеей в России, где она попала в чужие руки... Социальное избавление не придет, пока специалист не будет иметь собственной лаборатории. Строящие эту лабораторию, быть может, оказывают большую услугу всему человечеству, чем своему собственному народу. И даже если забыть на минуту о национальных интересах, то только ради социального избавления человечества стоит «пожертвовать» двумя-тремя поколениями молодых людей, которые бы, ничего не видя вокруг, занимались исключительно строительством лаборатории. Ибо в ней и только в ней будет найдена социальная панацея. Еврей, строящий свое государство, вносит в дело социального избавления человечества вклад гораздо больший, чем тот, кто «помогает» (или — «мешает») другим народам залечить их социальные раны.
И когда возводится такой храм — жертвы неизбежны. И горечь этих жертв не должна застить нам глаза, не должна нас отпугивать.
Это будут немалые жертвы. Многие и многие должны будут пожертвовать капиталами, удовольствиями этой жизни, здоровьем, самой жизнью. Не хочешь? — не иди. Но если вступил на этот путь, то не делай трагедии из исторической необходимости пожертвовать всем — даже классовыми интересами.
«Классовый вопрос», 1927; в сб. «На пути к государству».
На каких же основных принципах должна быть, по Жаботинскому, построена эта социальная лаборатория? Из многих его работ и выступлений на эту тему мы выбрали поздравление учредительному съезду Национального профсоюза в 1934 году. В нем мы усмотрели нечто вроде резюме всех работ Жаботинского на эту тему:
Характерное качество еврейской души — стремление к социальной справедливости. Еще до появления пророков в своих древнейших легендах и сказаниях выражала эта душа свою вечную жажду исправления мира. С рождения и по сей день ни разу не смирилась еврейская душа с «существующим положением вещей». В священном трепете склонялась она перед своим Создателем, но вместе с тем настаивала на своем праве изменять и улучшать созданное Им. Несмотря на Высший запрет, она вкусила от «плодов древа познания». Великое видение Яакова — лестница, соединяющая небеса и землю,— символ гордой идеи: человек тоже творец. Наивный рассказ о «генетических опытах» Яакова с овцами учит нас подчинять силы природы воле человека. Лицом к лицу с Создателем боролся Яаков у брода Хибок и приобрел титул — Исраэль, «ибо будешь ты властвовать с Господом». Позже построила еврейская душа государство и установила в нем законы. Законы «Шабат» — обязательный отдых и «Пэа»[*] — источники современной нам системы законов, защищающих права рабочих и обездоленных, лишенных заработка. Но она, еврейская душа, пошла еще дальше — идея юбилейного года[*] — регулярно повторяющейся бескровной социальной революции — идея, величие которой дано оценить только нашим потомкам. Пророки приходили и уходили, их сменяли новые, и две главные идеи были у них на устах: освобождение общества от позора нищеты и голода и вера в «мессию» — т. е. в «золотой век» не в прошедшем (согласно верованиям сынов Яфета — греков и римлян), а в грядущем, и ты, Человек, будешь его строителем.