умным, лукавым, умеющим находить подход к самым сложным персонам и блестяще выходить из трудных и щекотливых ситуаций. Он умел дружить с царями и при этом не терять чувство собственного достоинства. Служба – службой, но у Александра Васильевича было и личное увлечение: его интересовала эпоха Петра, личность этого великого и странного человека. В книге «О портретах Петра Великого» (исследование Александра Васильчикова до сих пор вызывает интерес) открываются многие подробности жизни царя. Например, первый из известных портретов Петра I помещён в так называемом «Царском титулярнике» («Большая государева книга, или Корень российских государей»), который был создан Посольским приказом как справочник по истории дипломатии и геральдике в 1672 году. Очень поучительная книга, в ней много акварельных портретов, а Пётр изображён ребёнком – «наивный, в глазах – испуг и настороженность».
Существовало специальное распоряжение Петра, предписывавшее лицам из царского окружения иметь в доме портрет Петра работы Ивана Никитина, а художнику брать за исполнение по 100 рублей. Есть запись в «Юрнале» Петра от 30 апреля 1715 года: «Его Величества половинную персону писал Иван Никитин». Персонных дел мастер Иван Никитин – любимый художник Петра, сын священника, который служил в Измайлове, родовом имении Романовых, и близко знал Петра. Талантливый сын священника был отправлен в Петербург, в рисовальную школу, где получил «наивысшую науку в рисовании», затем за отличные успехи послан за границу – учился во Флоренции, в Гааге, и числился в «списке лучших учеников» – и «не только мастерству обучился, но и изрядно итальянскому языку». Никитин вернулся в Россию и «ласково был встречен». Пётр, сразу по приезде Никитина, «пошёл на квартиру его, поздравил с приездом, похристосовался и благодарил за прилежность в учении». Во время обеда государь послал Никитину «со стола своего несколько блюд кушанья и несколько бутылок разных напитков». Царь подарил художнику дом на Адмиралтейской стороне и оказывал всяческие милости, очень гордился мастером – «дабы знали, что есть и из нашего народа добрые мастера, не хуже мастеров европейских».
28 января 1725 года Никитин писал Петра последний раз – «Пётр I на смертном ложе». Никитина вызвали во дворец через несколько часов после смерти Петра, и художник при свете свечей писал его портрет. Потрясающая картина, гениальная работа – «мощный реквием гению и безмерная печаль по уходящей эпохе».
В 1732 году Никитина арестовали: Тайная канцелярия обвинила его в особо тяжком государственном преступлении – пять лет он провёл в одиночной камере Петропавловской крепости, был «бит плетьми и послан в Сибирь». Елизавета пришла к власти и распорядилась немедленно освободить Никитина. В 1742 году на пути в Москву великий «персонных дел мастер» умер.
Судьбы, события, борьба идей – многое открывается, если всмотреться в старинные портреты.
Ещё одна история – она многое говорит о характере Петра Алексеевича. Пётр I с большим почтением и интересом относился к Людовику XIV, который правил Францией 72 года. Король скончался за два года до приезда русского царя, а прежде не желал принимать молодого Петра. Обида, конечно, была, но интерес к личности Людовика, к его двору, к его окружению был сильнее. Пётр I решил познакомиться с Людовиком XV, с регентом Филиппом II – графом Орлеанским, и маркизой де Ментенон. Сохранились любопытные воспоминания об этой поездке и портрет Петра. Вот что рассказывают исследователи:
Пётр I прибыл в Париж, его повезли в Лувр, но он отказался жить во дворце – предпочёл гостиницу «Ледигьер». На следующий день состоялась встреча с французским королём – Пётр напишет Екатерине: «Объявляю вам, что в прошлый понедельник визитировал меня здешний королище… дитя зело изрядное образом и станом, но по возрасту своему довольно разумен». Королю – семь лет, русскому царю – 44 года: Пётр взял ребёнка на руки и поцеловал.
Пётр посетил монастырь Сен-Сир и навестил маркизу де Ментенон – возлюбленную жену Людовика XIV. Маркиза приняла Петра необычным образом: она лежала в постели и величественно беседовала с диковинным русским. Пётр спросил её, чем она больна, – маркиза ответила: «Старостью».
Знаменитый французский живописец, мастер парадного портрета Гиацинт Риго, удостоился чести писать русского царя. Пётр смиренно позировал. Однажды он зашёл в мастерскую маэстро и не застал его там, но увидел свой неоконченный портрет: посмотрел – ему понравилось, вероятно, выражение лица. Он ножом вырезал голову и увёз с собой в Россию. Вырезанный портрет он подарил дочери Елизавете, которая в своё время пожаловала подарок отца Алексею Григорьевичу Разумовскому.
Мелочи жизни, случайности, забавные анекдоты, печальные происшествия… они плетут причудливый узор событий, которые мы называем историей.
Александр Алексеевич Васильчиков, наверное, с интересом принял новое назначение на пост директора Государственного Эрмитажа в чине «гофмейстера двора». Звание значительное.
Гофмейстер – управляющий монаршим двором. Звание появилось в Испании, а знаменитый художник XVII века Диего Родригес де Сильва Веласкес был гофмейстером при дворе Филиппа IV. Чин гофмейстера соответствовал званию полковника. «В отличие от действительных чинов двора – то есть тех, кто нёс придворную службу, – все лица “в должности” чинов двора имели гражданские или военные чины соответствующих классов. Люди, имевшие эти звания, считались кандидатами на придворные чины, а также получали право на мундиры. Это было серьёзное назначение, особая милость царя».
Васильчиков принял должность с достоинством и, конечно, считал её высоким служением и почётной миссией. Быть хранителем памяти и сокровищ – великая цель.
Я изучал документы из канцелярии Императорского Эрмитажа. Бывают, конечно, странные сближения, например, – текст знаменитого рапорта Васильчикова, который в 1881 году был направлен Его Сиятельству господину министру Императорского двора:
«Я имел честь словесно объяснить Вашему Сиятельству, что состояние вверенного моему управлению Императорского Эрмитажа далеко не удовлетворительное. С половины шестидесятых годов издержки по Эрмитажу затормозились. В Министерстве двора вводилась строжайшая экономия, и скоро всякие новые приобретения вовсе прекратились. Между тем музеи на Западе быстро шли вперёд, выгодно обогащаясь новыми произведениями искусства и широко растягивая свои здания. Таким образом, почти незаметно Императорский Эрмитаж отстал от подобных себе учреждений. И много денег потребуется теперь для приведения его собраний хотя бы в относительную полноту».
Денег нет… Нет денег – что делать?! Читаю – и узнаю свои проблемы вчерашние, сегодняшние, завтрашние. Некоторые вопросы, как ни грустно, до сих пор не решаются. Монеты… не стало возможности их покупать: прошло больше ста лет, а проблема осталась. Когда-то мы получали обязательный экземпляр всего, что чеканилось в России, а теперь наступила рыночная экономика: платите деньги – получаете товар. Обязательных экземпляров мы не получаем. Что делать? Просить! И я не вижу ничего унизительного и оскорбительного в умении, вернее, в искусстве просить: сумеем грамотно попросить – многое сможем выиграть. «Никогда не проси того, что не сможешь взять», – говорят на Востоке.
Васильчикова беспокоило: Эрмитаж не собирает современное искусство. Существовали опасения – шедевры ли работы современных художников, достойны ли они находиться в музейных залах? Сегодня эти же опасения смущают многих чиновников и музейщиков. Я считаю – бояться не нужно: все шедевры когда-то были работами современных художников. Современного искусства не существует: есть искусство сегодняшнего дня, которое останется или не останется в истории. Из того, что остаётся, выстраивается прямая линия истории искусства. Нет принципиальной разницы между «Цепной собакой» Паулюса Поттера – голландского живописца XVII века, и «Кошкой, поймавшей птицу» Пабло Пикассо. Этому учит музей.
Эрмитаж всю жизнь занимается современным искусством: Екатерина Великая покупала произведения непосредственно из мастерских художников, Николай I с азартом собирал современное искусство. Музей принимает решения – какие картины выставлять, какие покупать – и несёт ответственность перед историей. Хороший вкус и чувство собственного исторического достоинства – вот главные критерии. Мы продолжаем традицию и чтим завет Васильчикова, да не забываем лишний раз
