Искусство
Опасные уроки мастерства
ВЗГЛЯД
Новый спектакль Алисы Фрейндлих – «Уроки танго и любви» – заставил ещё раз задуматься о том, какой могла бы быть отечественная антреприза.
Вокруг сей формы существования театра сломано столько копий, что из обломков можно было бы воздвигнуть что-нибудь соразмерное пирамиде Хеопса. А антреприза тем временем продолжает обживать своё место под солнцем, не переставая развиваться и в чём-то даже совершенствоваться, снова и снова доказывая, что сама по себе она ни плоха, ни хороша. Такой или эдакой её делают те, кто её организует, ставит, играет. Причём опыт последнего времени показывает, что абсолютно плохой или невыразимо хорошей она бывает гораздо реже, чем и той, и другой одновременно. В качестве доказательства этого постулата и хочется привести «Уроки танго и любви».
Пьеса Валентины Аслановой, к сожалению, ни глубиной характеров, ни тонкостью интриги не отличается. Вышедшая в тираж танцовщица, которой некогда рукоплескал «весь Париж», неожиданно получает предложение выступить в «Олимпии» с коронным номером своей юности. Подвох в том, что бывший партнёр на такой подвиг уже не способен, и несчастной Мадлен приходит в голову безумная идея – за оставшиеся до концерта пару недель обучить искусству танго свою дальнюю родственницу и по совместительству «экономку» Симону, которую она выдернула из захолустной деревушки где-то в Провансе. На пятой-седьмой минуте становится ясно, что история сия, судя по всему, написана человеком, который знает о жизни французских танцовщиц в основном из дамских романов. Но Фрейндлих ещё раз доказала, что талантливая актриса может вдохнуть жизнь даже в совершенно гипсокартонный образ, да при этом ещё и партнёрше своей помочь справиться с аналогичной задачей. Дуэт Алисы Фрейндлих и Варвары Владимировой в этом спектакле сложился благодаря профессионализму исполнительниц (младшей, постепенно возвращающейся в давно оставленную профессию, надо отдать должное) и чувству юмора, а не их, так сказать кровному родству.
В этой мелодраме присутствует всё, что вписывается в свод неписаных правил антрепризы: несложившаяся личная жизнь героини, не рождённый ею вовремя ребёнок и безвозвратно ушедший успех, а также юное неопытное существо, которому можно отдать нерастраченное тепло души и передать опыт тела. Но из этого стандартного набора актрисы сумели извлечь мысль, которая в значительной степени искупает слабость драматургии: не сетуй на жизнь, ведь она всё-таки подарила тебе твою порцию счастья, и если посреди собственных бед и потерь ты можешь сделать счастливее кого-то другого – сделай это. А основная заслуга драматурга состоит в том, что её пьеса пополнила собой, увы, весьма и весьма скудный арсенал театральных сочинений, рассчитанных на актрис постбальзаковского возраста.
Безусловно, облегчённость драматургии – хроническая болезнь не только антрепризы, но и современного репертуарного театра, однако в антрепризе её проявления, как правило, и острее, и очевиднее. Продюсеры по-прежнему боятся «перегрузить» зрителя серьёзными размышлениями о жизни. Хотя есть примеры, когда в режиме антрепризы играют пьесы со сложным психологическим подтекстом. Если обращаться к недавним примерам, то стоит упомянуть спектакль «Директор театра», в основе которого лежат пушкинские «Моцарт и Сальери», о чём мы недавно писали. А из опыта самой Алисы Бруновны можно привести пользующийся неизменным успехом у публики «Квартет», в котором опять-таки благодаря мастерству актёров из-под внешнего фривольно-бравирующего юмора извлечена грустная и мудрая философия заката жизни.
Сырая режиссура тоже беда общетеатральная, однако и по этой части антреприза может дать фору стационарному театру, ибо если в репертуарном театре худрук вряд ли допустит к постановке непрофессионала, то на антрепризном поле может при желании сыграть любой и каждый, независимо от наличия или отсутствия соответствующих способностей, были бы средства. Финансовые в первую очередь. В отношении «Уроков…» трудно удержаться, чтобы не вздохнуть: а всё могло бы быть совсем иначе. В том, что ставить спектакль взялся хореограф, был свой потенциал неожиданности решений. Одна идея почти сработала – происходящее на сцене «дублируется» молодыми артистами «Крепостного балета», каковым и руководит постановщик спектакля – Елена Прокопьева. Думается, что хореографическая составляющая спектакля заботила её гораздо больше драматической, что, впрочем, явно к лучшему. Маловероятно, что между режиссёром и актрисами мог идти полноценный творческий диалог. Но это в данном случае пошло только на пользу спектаклю. Во вред пошло другое…
Пока «иллюстрации» драматического действия ограничиваются общими па неопределённого происхождения, всё выглядит более или менее внятно. Когда же дело доходит до собственно танго, драматические актрисы Алиса Фрейндлих и Варвара Владимирова оказываются гораздо убедительнее, чем профессиональные танцовщики. Этих последних даже бледными копиями назвать трудно. А от героинь просто нельзя глаз оторвать, настолько точно и чётко протанцовывают-проживают актрисы финал спектакля и с точки зрения хореографии, и с точки зрения психологии.
Удивительно и огорчительно то, что параллельного мира танго, языком которого можно было бы проиграть всю пьесу, зритель так и не увидел. А ведь, казалось бы, в этом отношении у постановщика все козыри были на руках. Да, её артисты молоды и, судя по всему, не очень хорошо подготовлены, во всяком случае по части классической хореографии, каковая является основой всякой другой, как бы далеко эта другая от неё ни отстояла на первый взгляд: согнутые колени на батманах, «валенки» на стопах при исполнении па-де-ша, заносы на турах – шила, как говорится, в мешке не утаишь. Но чистой балетной классики-то от них никто и не требовал, речь же шла о танго! В конце концов хореография, любая, модерновая и этническая в том числе, – это жёсткий тренаж. Значит, надо было ставить своих воспитанников в класс ежедневно и проделывать с ними примерно то же, что и Мадлен с Симоной. И профессиональному хореографу это должно быть известно лучше, чем кому бы то ни было другому. Но, вероятно, г-жа Прокопьева сделала ставку на обаяние своих ребят и этим ограничилась. Спору нет, обаяния им хватает. Но делать ставку только на него, когда рядом с ними на сцене актриса исключительного дарования, как минимум безответственно.
Расчёт был прост – публика, нежно и преданно любящая Алису Бруновну, будет, затаив дыхание, следить за нею, а многочисленных огрехов просто не заметит или если и заметит, то простит ради удовольствия наблюдать за игрой потрясающей актрисы. Расчёт оказался верен – так оно, в общем-то, и происходит. И кассу спектакль будет делать, то есть с точки зрения продюсера «проект» более чем успешен. Но г-ну продюсеру не мешало бы хотя бы раз задержаться в фойе после окончания спектакля и прислушаться к тому, о чём говорят между собою зрители. То, что он услышал бы, его радость по поводу коммерческого успеха спектакля сильно поумерило бы. Времена, когда ради любимых актёров зритель готов был смотреть всё, что угодно, проходят. Медленно. Гораздо медленнее, чем хотелось бы. Но – проходят. Зато к этому самому зрителю возвращается способность оценивать и сравнивать. В том числе и уровень звезды с уровнем кордебалета. Мастерство высшей пробы с профессиональной беспомощностью. Способность эта тоже возвращается медленно. Но – возвращается.
Виктория ПЕШКОВА
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
ТелевЕдение
Монетка подо льдом
ЛИТЕРАТУРА В ЯЩИКЕ
Вячеслав ЛЮТЫЙ, ВОРОНЕЖ
Не кажется ли вам, что современная «литература в телевизоре» всё более напоминает компьютерную игру? Уж и романы подобного рода обрели своих многочисленных фанатов, и критики всерьёз спорят о достоинствах такого рода сочинений… А жестокая и одновременно добрая жизнь всё никак не обретёт своего умного, сердечного, честного и талантливого отражения в прозе и поэзии, в кино и театре. Вернее сказать, это соединение реальности и искусства существует, только к современному российскому телевидению оно отношения не имеет. У плоского голубоглазого ящика – своё существование.
Под весенним солнцем подтаял лёд на тротуаре, и старушка палкой-посошком неловко пытается выбить из-под него мелкую монетку. А далеко-далеко от неё, уже под вечер, собрались в студии «Апокрифа» писательница, политолог, актриса, журналист – и заспорили о равнодушии, о том, как это явление отражалось в русской словесности. Были времена, когда о нём говорили только с негодованием, теперь же можно посудачить как об отвлечённом понятии. Писательница авторитетно замечает, что на Западе уже в конце 1950-х нищие считались опасными людьми…
