Да, сэр. Есть, сэр.
1999 г.
Тем, кто бродит без страха по жизни…
Скажу сразу: я не выдумал эту книжку. "Чудесные приключения Жоана-смельчака" португальца Жозе Гомеса Феррейры вышли в издательстве "Художественная литература" в 1971 году, с иллюстрациями С. Пожарского и омерзительным (ничего личного, просто других в те годы не писали) предисловием человека по имени Я. Свет (мистика какая-то!). Книжка действительно существует в физическом мире, а не является причудливым плодом моего воспаленного воображения. Что странно.
Фея-трансвестит, счастливые безголовые люди с глазами на груди и ртами на животах, болтливые люди-граммофоны и добрые люди с ножами вместо пальцев, съедобные фруктово-медовые люди (в моей личной коллекции безумий особое место занимает эпизод, когда Жоан-смельчак ведет беседу с очаровательной девушкой и между делом съедает чуть ли не половину своей собеседницы), зубастые камни на дороге — лишь верхушка феерического айсберга, созданного Феррейрой.
В начале сказки Жоан-смельчак входит в волшебный лес за стеной, на которой написано: Тем, кто без страха бродит по жизни, вход воспрещен; в финале он возвращается домой. Работая в рамках простой формулы "из пункта А вышел один пешеход…", Феррейра позаботился о том, чтобы путешествие его героя не оказалось скучным и однообразным. Такие тексты, переполненные блестящими метафорами и аллегориями, точными, фантастическими и преисполненными сарказма, мог бы писать великий Свифт (хотя мне кажется, что для получения аналогичного результата его пришлось бы не только переселить в Португалию середины нашего века, но и как следует подкормить ЛСД).
Феррейру хочется цитировать бесконечно. Когда Жоан-смельчак стал деревом, ему казалось, что он покрылся язвами, а прохожие говорили: Посмотри, какое прелестное дерево! Все в цвету… И как чудесно пахнет! Феррейра изобрел волшебную палочку, которая исполняет желания, но взамен исчезает какая-либо часть тела, так что Жоан, скитаясь по пустыне, чуть было сам себя не съел (от него остались только голова и правая рука). А когда одному из героев книги Жоану Почти Трусу удается докричаться до автора: Помогите мне! На помощь! Сеньор Жозе Гомес Феррейра, спасите меня! Спасите меня, сеньор Жозе Гомес Феррейра! На помощь! — я окончательно понимаю, что моя читательская жизнь удалась вполне.
И не только это.
Готово! Теперь я и сам не разберусь, кто из вас номер один, а кто номер два, — торжествующе объявил стражник. — Пришел роковой час выбора. Ты, например, — и он указал на того Жоана, что стоял ближе к нему, — будешь и впедь реально странствовать в нереальном мире… А ты, — сказал он, обращаясь к другому Жоану, — вернешься в деревеньку Поплачь, А Затем Проглоти Свои Слезы.
— И мы никогда больше не встретимся? — огорчился неизвестно какой Жоан смельчак.
— Почему же не встретитесь? Вы можете даже тайком подменять друг друга, только сделайте так, чтобы никто, и прежде всего ты сам, этого не заметил1.
Один Жоан прыжком оседлал ветер и отправился сражаться в турнирах с загадочными силами; другой возвращается домой, просит мать приготовить ему трески с картошкой (треска — это только чтобы утолить голод) и открывает фабрику носовых платков (очень практично, поскольку кругом плачет столько людей). По этому поводу Жозе Гомес Феррейра изобрел дивное словосочетание: вернуться восвояси.
И все же…
Двух Жоанов связывает обет, произнесенный тем, кому суждено оставаться в призрачном мире: Когда-нибудь я приду навестить тебя и мы поменяемся судьбами, ладно?
Вот такие "детские сказки" издавались в «Худлите» в застойнейшем, казалось бы, 1971 году. Жизнь все-таки прикольная штука.
1999 г.
История Хаммельнского Крысолова вдохновила не одно поколение прозаиков и поэтов — от Грина, Браунинга и Бродского до безвестных тружеников сетевой литературы. Мне тоже всегда нравился этот миф: он настраивал меня на романтический лад. Можно было подолгу размышлять: КУДА увел детей знаменитый Крысолов? какая жизнь открылась перед ними, внезапно лишенными сомнительной привилегии с возрастом пополнить ряды хаммельнских бюргеров?
С годами я стал все реже мечтательно задумываться о невероятных вещах, открывшихся (возможно) перед хаммельнскими детьми в пещере горы Коппенберг, но время от времени я все же вспоминаю о Крысолове. Романтические бредни, каковыми по обыкновению нашпигована голова всякого нормального юноши, постепенно уступают место обрывкам бессвязных догадок, практически не поддающихся формулировке.
Не так давно мой друг посетовал, что при переезде с квартиры на квартиру потерялась его любимая детская книжка "Король Матиуш Первый". Я вспомнил, что когда-то это была и моя любимая книжка; к слову сказать, мой экземпляр тоже затерялся во время бесчисленных переездов. Для меня Януш Корчак всегда был в первую очередь очень хорошим детским писателем; знакомство с его трагической биографией пришлось на ту пору, когда все истории о Второй мировой войне сливались в единый, мощный, но невнятный гул совковой пропагандистской машины, а потому не произвело на меня должного впечатления. Через много лет до меня дошло — как до жирафа… И я содрогнулся.
Некоторые мифы внезапно обрастают плотью, оживают — прежде чем навсегда уйти в небытие, стать калорийным сырьем для удачных метафор. Иногда мифы подобны змее, кусающей себя за хвост: неожиданный финал превращает знакомую с детства поучительную историю в простую, но пугающе точную модель вечности. Почти 700 лет спустя после инцидента в городе Хаммельне, миф о Крысолове увенчался трагическим, пронзительным, потрясающим финалом. Януш Корчак, Старый Доктор, Крысолов по призванию (ему даже не требовалась волшебная дудочка, поскольку дети и без того были готовы следовать за ним на край света), добровольно ушел из жизни вместе со своими воспитанниками, которых отправили умирать. На протяжении семисот лет в нашем распоряжении был миф о детях, которых увел за собой старый колдун; пятьдесят с лишним лет назад приговоренные к смерти дети увели с собой колдуна-Крысолова. Круг замкнулся. Этот миф умер окончательно и пересказам не подлежит. Но…
В Корчаковском комитете взволнованы: пришла открытка из Кельце, что Корчак не погиб в Треблинке. Кто-то кому-то сказал, будто видел, как Старый Доктор с группой детей брел от деревни к деревне в районе Свентокшиских гор. Быть может, надо поехать туда, проверить? Не надо1.
Вот именно. Не надо. Ни один миф проверке не подлежит. Свентокшиские горы хранят свои тайны от наших любопытных взоров, как на протяжении столетий хранила тайну Крысолова гора Коппенберг.
1999 г.
Пролистывая измятый номер «МК», я наткнулся на совершенно дикую заметку на первой полосе: восьмидесятилетняя старушка покончила с собой, потому что у нее в один день умер любимый кот и сломался любимый же телевизор. Рассказываю эту историю приятелю. "Я бы на ее месте тоже покончил с собой, — безапелляционно заявил тот. — Если у меня в восемьдесят лет не будет ничего, кроме кота и телевизора…"
Ну да, ну да…
Вот уже две недели эта дикая история не выходит у меня из головы. Открываю томик Хемингуэя, и мне на глаза попадается рассказ "Там, где светло и чисто". Снова та же тема. Наваждение какое-то! Недоброе, надо сказать, наваждение.
Незатейливая формула ада современного человека выведена давно: "Некуда пойти" (Понимаете ли, понимаете ли вы, милостивый государь, что значит, когда уже некуда больше идти?1). Кажется, со времен Достоевского она совершенно не изменилась, да и вряд ли когда-то изменится… Каким же надо быть наивным (невинным?) оптимистом, чтобы всерьез полагать человека "венцом природы"!
В рассказе Хемингуэя есть один солнечный блик, фраза, брошенная пожилым официантом: Каждую ночь мне не хочется закрывать кафе потому, что кому-нибудь оно очень нужно. Это хорошая фраза, просто чудесная, и мне бы следовало взахлеб написать пару страниц о том, что свет в окне, дескать, великое дело и прозрачная метафора заодно; задумчиво констатировать, что каждому из нас ночью нужен свет; поiходя признаться, что в юности я мечтал держать кафе, которое будет работать всю ночь, до рассвета (потому что на самом дне долгой зимней ночи открытое кафе, окна которого гостеприимно источают леденцовый желтый свет, а из-за неплотно прикрытой двери доносится аромат свежего кофе, — это гораздо больше, чем просто кафе, это спасательная станция, контора по мелкому ремонту разбитых сердец, пункт раздачи таблеток от одиночества). Повторяю, это просто шикарная фраза. Но… Но.
По большому счету, она ничего не меняет.
1999 г.
