«Дембелизма» в учебном подразделении не было, командиры курсантов не объедали и от лучших кусков за столом отказывались. За «салагу» и сержант мог взыскание получить, за матерщину — тем более. Матерился у нас только ротный, но делал это так, что сразу и не поймешь — что он такое сказал? Но смеялись все.
Помню, через много лет, на «гражданке», меня спрашивали: «А снег вы лопатами ровняли? А землю граблями?» Ровняли, конечно, и снег резали под уровень натянутой веревки, и грабли летом в ход шли. Так мы еще и полы в казарме натирали, и — вы даже себе представить не можете — умывальник с туалетом по два раза в день мыли, в баню ходили и, представьте себе, каждый день брились! Ну, а если концерт праздничный, то офицерские жены со сцены все больше военные песни пели, твист не танцевали, миниюбок не носили. Вот так коммунисты над защитниками Родины издевались! Сапоги заставляли чистить!
Пришла весна, а вместе с ней весенняя проверка и экзамены. Готовили нас крепко — занятия с утра до вечера, кроме воскресенья. Отстреляла наша рота без проблем. Вот учебно-боевую гранату бросать некоторые ребята из Средней Азии побаивались — «шайтан», говорили. Ничего, справились. Самое главное — вождение, 6-е упражнение по-боевому — штука не простая. «Навода» у нас было чуть больше, чем по двести километров на брата — остальное в войсках! Каждый мечтал, чтобы машина попалась поновее. Танк не детская коляска — и с места тронуться, и повернуть — все надо уметь и в установленное время уложиться, на новой машине это сделать легче. Впервые вели машины самостоятельно, без инструктора. Машины, конечно, колотили на колдобинах, но главное было торсион подвески не сломать и на подъеме не скатится, и не завести двигатель в обратную сторону — тогда прощай классность. Экзамен сдали все в нашей роте, а лучше всех курсанты-казахи из бывших трактористов. Потом, в войсках мне пришлось вести машину на стрельбах с командиром-казахом и попали мы с экипажем в переделку, и если бы не командир, но, это было потом.
Прощались с командирами тепло. Сержанты поздравляли тех, кого распределили под Полтаву, или под Лубны — судя по письмам бывших курсантов, там служилось легко, а хуже всего считалось распределиться в Новомосковск, город в Днепропетровской области, потому что по слухам там процветал «дембелизм», тогда еще не очень распространенное явление в войсках. Старшину роты я учил играть на гитаре, большей частью по ночам, другого времени не было, и он очень жалел, что я уезжаю. Да только я, как выяснилось, был распределен, то есть «куплен» уже давно на должность механика-водителя командира второго батальона гвардейского Рымникского танкового полка, разумеется, в Новомосковск. И никогда об этом не пожалел.
КОМБАТ
С Комбатом, тогда еще начальником штаба второго ТБ, мы встретились в Днепропетровске при погрузке полка на пароход. Это был полностью укомплектованный танковый полк, шедший на смену личному составу полка, отбывшему на советско-китайскую границу после столкновений с китайцами на острове Даманский. Но танковый полк — это около сотни экипажей, и на древнем трехпалубном речном колесном пароходе нам было не тесно — прямо как в парке культуры и отдыха. Гражданских лиц было немного. Работали все четыре ресторана — «война войной, а выручка выручкой!» Мы с тремя «ленинградцами» упросили офицера поселить нас вместе и заняли каюту на верхней палубе, тогда как в трюме творилось черти что. Полк был сформирован из разных подразделений дивизии, были опытные механики-инструкторы, командиры и недавние курсанты, но друг друга мы знали плохо, а офицеров было мало. Кто пошустрее — воспользовались суматохой и запаслись водкой и вином еще у причала. Благо, в первую ночь никто за борт не свалился, пили не все, и порядок был обеспечен. Мы с земляками, пользуясь свободой, бродили по пароходу, даже заглянули в машину, где огромные в рост человека шатуны крутили здоровенные маховики, все сверкало металлом, смазкой и чистотой. Машинное отделение — это зал в два этажа с лестницами, переходами и блестящими периллами — на такое стоило хоть раз в жизни посмотреть. Сказать правду, мы с ребятами тоже выпили водки и съели всю тушенку и хлеб, которые нам выдали сухим пайком. Спали, сколько хотели, но с обедом надо было что-то решать. Мы побрились, почистились и пошли в ресторан, немного сомневаясь в успехе нашего предприятия.
В ресторане светло, за окнами Днепр широкий. Мы заказали на четверых котлеты, минеральную воду и бутылку водки. Нас обслужили. Водку мы поставили под свисающую со стола скатерть, осмотрелись, выпили и принялись за еду. Тут в ресторан входит Комбат.
— Сидите! — скомандовал он. — Вот и посмотреть на вас приятно, не то что вчера — нализались, защитники Родины! Чтоб я этого больше не видел! — и сел за стол обедать. Нас, четверых, просто распирало от гордости за свое поведение и вполне достойный вид! Похоже, служба начиналась неплохо. А было нам по целых восемнадцать лет.
Прибыли в полк перед обедом. Меня, механика второго комбата, приписали к 4-й роте. Построились перед казармой. Вскоре пришел комроты, капитан — он был дежурным по части, с повязкой на рукаве и пистолетом, вид жизнерадостный.
— Смирно! Я капитан Андреасян, — представился он. — Четвертая рота — лучшая в дивизии, соцобязательство, понимаешь. Ясно? Вольно, разойдись! — и пошел в казарму, а экипажи вслед за ним.
В казарме по койкам кто где лежали человек семь-восемь солдат и сержантов, курили и смеялись над нами. На приказ ротного встать последовал ответ явно неуставного характера. Ну, и закипела горячая кровь армянина.
— Ты про чью маму сказал? — заорал он. — Ты про мою маму сказал?
Полетели в одну сторону табуретки, в другую капитанская фуражка, а по физиономии славного защитника Родины застучали капитанские кулаки. Мы смотрели на это дело, разинув рот.
— Кто сказал — «дембель»? — послышался тихий голос и на сцене появился командир батальона майор Гальперин, маленький желтый еврей. — Язык вырву, — прошипел он, — капитан, дайте мне пистолет! Дежурный! Двух автоматчиков с помначкаром быстро сюда! Вы у меня через десять суток домой поедете, и хорошо, если через десять! А ну, снять ремни, засранцы! Выходи строиться! Шинели не брать! — добавил он, размахивая пистолетом. — Ваша служба только начинается! И ваша тоже, — он повернулся к нам, вновь прибывшим, — Я — командир второго батальона, вопросы есть? Вопросов почему-то не было.
Приказ о демобилизации вышел давно, и караульная команда старослужащих, оставшаяся в полку, практически никому не подчинялась. Почти все офицеры уехали за пополнением. Кое-как ходили ребята в караул, все остальное время пили огуречный лосьон и резались в карты. Скоро они отправились по домам, но напоследок научили новых старослужащих всем премудростям службы в танковых войсках — дурное дело не хитрое! И нам, тогда еще молодым солдатам, вскоре пришлось разбираться с этими «новыми порядками» при помощи табуреток и солдатских ремней, но сначала надо было немного обвыкнуть на новом месте, так, с полгода примерно.
Хорошо помню свое первое вождение танка с командиром батальона. Майор Гальперин уселся справа от меня на броню и дал мне подзатыльник — вперед! Поехали по мелколесью, по сыпучему песку. Майор кричит, чтобы я ехал быстрее, а мне никак не разогнать машину по песку, хотя водил, вроде, и неплохо.
- Ладно, научишься, — сказал майор, — в бою что главное? Скорость! А ну, бегом к речке за водой!
Да, тащиться шагом с тех пор мне как-то и не приходилось.
Мой Комбат, начальник штаба батальона капитан Фадеев, был направлен в полк из дружественной нам Чехословакии, где войска стран Варшавского Договора слегка перелицовывали «пражскую весну» в московскую осень. Рассказывать о Чехословакии он не любил или не умел. Говорил только, что кормили их исключительно колбасой, бывало, целыми неделями, так что дневальные закапывать не успевали эту самую колбасу — так она всем надоела! Мужик он был огромный — как только в танк помещался! — суровый, но честный и справедливый, когда надо было — приказывал солдату отдыхать. Учил меня наносить «обстановку» на карту и вообще — топографии, ориентации на местности, тактике. Он готовил себе будущего начальника штаба — знал, что недолго ему под командиром батальона ходить, а офицеров не хватало, взводные и зампотехи рот — чаще всего из инженеров, кадровых было немного. В войсках готовили свои кадры — сначала срочная, потом курсы командиров взводов, если ты командир танка или старший механик-водитель, потом взводный, танковое училище заочно, рота, начштаба, комбат. Те, кто хоть немного воевал, знали и что такое война, и как лучше готовить кадры. После курсов могли и на роту поставить, а после училища только на взвод. По прошествии лет мне это больше не кажется странным. Вот только не оправдал я надежд своего командира, демобилизовался — все любовь проклятая.
