Есть данные социологических опросов, которые дают настолько неожиданный результат, что в первое время их не решались публиковать, подозревая ошибку. Эти опросы показывают что у нас стихийными либералами являются от 60 % до 80 % населения. Пусть они сами себя так не называют, но их ответы на вопросники не оставляют сомнений.
Короста коммунизма будет сходить еще долго, но совершенно ясно: российское общество стремительно меняется и плюрализуется (словцо некрасивое, не спорю). От общества образца 1986 года оно ушло гораздо дальше, чем надеялись самые смелые из политических мечтателей. Загнать его в прежнее состояние не по силам уже никому. Таково четвертое из российских чудес 90-х годов.
Наша демократия совершила всего одну крупную ошибку, зaтo чудовищнyю: она позволила красным воровски присвоить себе монополию на патриотизм. Эту ошибку надо срочно исправлять.
Коммунисты во все времена были крупнейшими эрудитами по числу вещей, о которых они ничего не знают. Помню, как искренне их бонзы поразились взрыву национализма в республиках СССР вслед за отменой цензуры. Им, оказывается, такое и в голову не приходило, тогда как, например, для меня и моих друзей такие вещи были очевидны уже в школе. Убегая с уроков, мы любили на каком-нибудь чердаке решать судьбы родины и мира. Мальчик Валера уверял, что свобода слова недопустима — страну тогда не уберечь. Мальчик Леня наивно полагал, что возможны такая цензура и такой КГБ, которые, не мешая литературе и искусствам (и вообще ничему), избирательно выпалывали бы всё националистическое. Мальчик же Саша (ваш покорный) считал, что несвобода — слишком дорогая плата за единонеделимость — и продолжает так считать по сей день. В каком-нибудь 1958 году проблема была ясно видна провинциальным юнцам, а 30 лет спустя оказалась неожиданностью для коммунистических вождей СССР, для их помощников и прочей мозговой обслуги, для всех дармоедов их «аппарата» . Тьфу!
Коммунистические неучи никогда не знали свою страну, а можно ли любить то, что тебе неведомо? У истинных же патриотов они отняли всякую возможность служить своей родине. Вот почему словосочетание «коммуно-патриот» лживо и нелепо. Как говорили наши предки, невозможно отлить пулю из. Невозможно выдать за патриотов тех, кто сперва приносили свою родину в жертву Германии, потом «мировой революции» , потом «братским странам и партиям» — тех, чьими стараниями Россия три четверти века была всеобщим донором. К счастью, их время ушло навсегда.
Насколько быстро жизнь в России меняется, вопреки причитаниям «прогрессивной» публицистики, можно убедиться просто поездив по стране. Самое главное впечатление: бесчисленные новые дома. Речь не о наглых «новорусских» особняках, их не так уж много. Речь идет об основательных, хотя и без вызова, в основном из силикатного кирпича, совсем нередко двухэтажных — одним словом, хороших домах. Сам бы не отказался от такого.
Совершенно поразительную вещь рассказал на пресс-конференции в Госстрое заместитель его председателя Николай Маслов. Оказывается, за последние 10 лет в России появилось 15 миллионов(!) неучтенных единиц недвижимости («Сегодня» , 2 марта 2001). Давайте вдумаемся в эту цифру. Речь идет явно о частных домах (и дачах), построенных, но незарегистрированных. Однако, 15 миллионов «единиц недвижимости» — не все новые домовладения, появившиеся за эти годы. Далеко не каждый хозяин избегает регистрации. Рискну предположить, что хотя бы половина новых домовладельцев законопослушно зарегистрировала построенное. В таком случае, цифру 15 миллионов следует, вероятно, удвоить, и получится, что за последние десять лет на земле России построено (или перестроено) около 30 миллионов домов и дач! За каждым домом — семья, будем считать ее, по минимуму, в три человека, умножьте сами. То есть, мы имеем дело с величайшей, хотя почти никем не осознанной, социальной революцией (вспомним еще про упятерившийся за 90-е годы парк частных легковых автомобилей!) в нашей истории.
(Кстати, зачем большевики 75 лет мучили и утесняли людей, запрещая второй этаж, объявляя 60 квадратных метров «предельно допустимой площадью жилого дома» , как подобные вещи могли вредить их дурной идеологии? И ведь вламывались с милицией, устраивали обмеры, заставляли разрушать и сносить. А почему ограничивали 25 квадратными метрами так называемый «садовый дом» , почему он не должен был иметь отопления? Жаль, невозможно предать сегодня суду сочинителей всех этих вредительских запретов! Во многом по их вине у страны сегодня такой убогий вид. Но не будем отвлекаться.)
Достаточно осознать объем построенного в России за 90-е годы, чтобы заподозрить, что мы живем в одной стране, а СМИ — в каком-то ином пространстве. Можно ли, получая информацию только из ТВ, понять, почему ни в холод, ни в зной не протолкнуться на густо покрывших родные просторы исполинских товарных рынках, где миллионы наших сограждан — самых обычных, не каких-то там «новых русских» — упоенно покупают, покупают, покупают? Почему уличная толпа явным образом хорошо одета, почему российские города страдают от автомобильных пробок, почему число магазинов стройматериалов и мебели превысило все мыслимые пределы? Почему счет выезжающим за рубеж идет, по данным Федеральной налоговой службы, на десятки миллионов? Как могло получиться, что хранимые в чулке сбережения наших сограждан превысили (по результатам исследования Института социально-экономических проблем народонаселения РАН под руководством акад. Н.М. Римашевской) 140 миллиардов долларов? Почему случившеемя в 1998 году падение курса национальной валюты в четыре раза(!), которое в любой другой точке глобуса привело бы к экономическому параличу и к распаду страны, у нас вызвало, по большому счету, лишь легкую рябь?[75]
А вот более узкий, но не менее интересный вопрос. Взялся ли бы кто-нибудь предсказать в начале 90-х, что, например, в Екатеринбурге через считанные годы будет 15 успешных коммерческих телеканалов (помимо общероссийских) и 250 периодических изданий (сведения на декабрь 1998)? Кто их хозяева, пользователи, издатели, покупатели? Когда-нибудь мы все это поймем, но не сегодня. Слишком много неизвестных входят в российское экономико-социальное уравнение, чтобы его можно было решить по Малинину и Буренину. Внутренние механизмы нашей страны остаются загадочными. Как они действуют, неизвестно никому. А если кому-то и известно, этот «кто-то» не спешит поделиться своими познаниями.[76]
Все это прекрасно, слышу я голоса современных Чернышевских (выходцев из все тех же прокуренных кухонь), но как же КРИЗИС? Не делайте вид, господин хороший, будто не понимаете, что все «достижения» предшествующих лет возникли из воздуха, финансировались из мошеннической пирамиды!
Может, они правы? Может, надо было жить бедно и честно, не сдерживать рост доллара с помощью ГКО (государственных краткосрочных облигаций)? Пусть бы он оставался все время дорогим, все время вне пределов досягаемости среднего человека. Не надо было раскатывать за дешевые доллары по забугорью, оканчивать какие-то, видите ли, курсы, переобучаться. Не надо было накачивать страну бытовой техникой, электроникой, компьютерами. Обходились бы пока пишущими машинками и холодильниками «Газоаппарат» . Да и автомобилей что-то подозрительно много стало, больше, чем в каждой третьей семье. Не по чину это нам, друзья, не по чину. И столько глянцевых журналов не следовало издавать. А уж понастроили сколько всего! Зачем бедной стране вести себя, как богатая, зачем так много строить? Вот все и кончилось крахом.
Гм. Может быть это и крах, но, что любопытно, построенное не рассыпалось от краха в прах (извините за рифму). И автомобили не встали на прикол — пробок на дорогах не стало меньше, их стало больше. Магазины, после краткой заминки, заполнились снова. Если не читать газеты и не смотреть ТВ, можно ли догадаться, что страна в глубочайшем, как нас уверяют, кризисе? Речь не только о Москве. Я задавал себе тот же вопрос в Таганроге и Челябинске, Екатеринбурге и Перми, Самаре и Воронеже и еще в десятке городов. Внешних признаков кризиса, вроде заколоченных витрин, не видно нигде, газеты деловых объявлений выходят толщиной в палец. Импортозаменяющие производства растут и работают порой в три смены.
Годы дешевого доллара дали возможность наладить инфраструктуры хозяйственной и интеллектуальной жизни, которые иначе могли и не возникнуть. Многие предприятия, особенно среднего размера, успели переоснаститься, закупив новейшее оборудование. При «нормальном» курсе им бы это не удалось. При «нормальном» курсе, возможно, не было бы такого издательского бума, не стал бы могучей силой русский Интернет и уж точно не расцвел бы туристский бизнес, многие миллионы людей не увидели бы другие страны. А главное, еще большее количество людей не получили бы ту социальную мотивацию, которую они имеют сегодня. Они вошли во вкус другой жизни, чем известная им с детства.
