Йованович пишет, что Богичевич, по информации французских органов, не только установил связь с германским посольством в Берне, «но и, получив с его помощью германский паспорт, успел съездить в Берлин и вернуться в Швейцарию»[233].
После этого Богичевича уволили, или, как пишут некоторые авторы, он сам «дезертировал со службы». Из Швейцарии он отправился в Германию, где в свое время занимал должность поверенного в делах (1907–1914). Богичевич испытывал личную неприязнь в Пашичу, не зная того, что конфликт между ними стал результатом интриги третьих лиц, в первую очередь Джурдже Еленича. Пашич тогда разорвал приказ о назначении Богичевича на должность посланника в Цетинье и отправил его в Берлин в ранге поверенного в делах. После этого выходец из влиятельного рода сторонников Обреновичей предал родину и до своей смерти в Берлине в 1938 г. действовал в интересах Германии.
После войны специализацией беглого дипломата стали сочинения в поддержку германских усилий по ревизии решений Версальской конференции о военной ответственности, которые он подписывал полным титулом бывшего поверенного в делах Сербии в Берлине. Действуя, по сути, как пропагандист, Богичевич перекладывал оную ответственность на Сербию и Россию.
Появление первого опуса не заставило себя долго ждать. В 1919 г. в Цюрихе вышла книга «Причины войны», в которой Сербия и Россия обвинялись в «разжигании пожара войны»[234].
«Облачившись в тогу человечного европейца, в котором пробудилась совесть, Богичевич предстает в книге незаинтересованным свидетелем стороны защиты Германии на Парижской мирной конференции. На самом деле, это издание, появившееся в нейтральном государстве и подписанное не немцем, а сербом, – пишет Йованович-Марамбо, – не что иное, как перепечатка германской “Белой книги”», тоже увидевшей свет в 1919 г.
Йовановичу-Марамбо – знатоку материалов сербского МИДа – не составило труда определить, что почти все из шестнадцати документов, включенных Богичевичем в свою работу, полностью совпадают с теми, что были напечатаны в германской «Белой книге». Он констатирует, что «идентичен не только перечень, но и перевод на немецкий. Переводы Богичевича, как и те, что опубликованы в “Белой книге”, слово в слово совпадают с… переводами др. Вёрнле (Hans Vörnle), выполненными в австрийском Государственном архиве двумя годами ранее (1917). Единственное отступление, которое себе позволил Богичевич, состоит в том, что он лишил профессора Кошутича титула “сербского посланника в Петрограде”, которым его ошибочно наделили венский Государственный архив и германская “Белая книга”. Будучи в прошлом сербским дипломатом, Богичевич сумел исправить ошибку, допущенную плохо осведомленными австрийцами и немцами»[235].
Что касается документов, о которых идет речь, то большую их часть австро-венгерские власти обнаружили в монастыре Любостиня под Трстеником и переправили в Вену для проверки, можно ли с их помощью доказать вину официальной Сербии. Следовательно, Богичевич и его покровители не имели оснований утверждать, что он, находясь на службе, «годами собирал сербские документы», которые и вывез с собой из Каира.
Фарс повторился, когда свет увидели новые памфлеты – трехтомное издание «Сербская внешняя политика» (Die Auswаrtige Politik Serbiens, I, II, III, Berlin, 1928–1931). Как определил Йованович-Марамбо, среди опубликованных 417 документов имелись как подлинные, так и сфальсифицированные теми, кто отправлял их в Австро-Венгрию из Сербии. «Их нумерация, пометки и содержащиеся в них решения указывают, что они – продукт делопроизводства не посольств, в которых служил Богичевич, а центрального аппарата МИД Сербии, к которому он отношения не имел. Речь идет о документах, которые австрийцы захватили в Любостине в 1915 г. и которые перевел др. Вёрнле». Как и в первой книге, в новом опусе Богичевича все переводы идентичны австрийским. «Нельзя себе представить, – пишет Марамбо, – что два разных переводчика, работающих независимо друг от друга над одним и тем же текстом, могут представить абсолютно идентичный перевод, в котором даже ошибки совпадают»[236].
Следовательно, и в этом случае беглый дипломат de facto всего лишь поставил свою подпись под австрийской «Сербской синей книгой», которую в венском Государственном архиве сфабриковал др. Ганс Шлиттер (Hans Schlitter). Когда в 1929 г. официальный Белград заявил протест в связи с публикацией, то получил ответ, что в 1918 г. во время распада Австро-Венгрии многие неопознанные лица могли получить доступ к переводам. За то, что они предположительно оказались в руках Богичевича, австрийский МИД ответственность нести не собирался[237].
Документальное доказательство того, что Богичевич получал материалы от австрийских властей, Марамбо обнаружил после Второй мировой войны – в ходе реституции, производившейся по требованию Югославии. К нему в руки попала переписка директора австрийского архива Биттнера с директором венского военного архива – генералом Кислингом. Датированное 6 февраля 1942 г. письмо гласит: «Эти документы не идентичны тем, что были захвачены в ноябре 1915 г. в монастыре Любостиня под Трстеником, в горной долине Моравы, и привезены в конце декабря 1915 г. (курсив мой. – М. Б.) в Хаус-Хоф – унд Штатс-архив и которые в большинстве своем опубликованы Богичевичем в книге “Внешняя политика Сербии 1903–1914. I. Берлин, 1928” (курсив мой. – М. Б.)»[238].
Третий рейх, по-видимому, не нуждался в услугах Богичевича, который покончил с собой в 1938 г. МИД Германии сразу же конфисковал его бумаги, небезосновательно полагая, что некоторые из них могут носить компрометирующий характер. 21 мая 1943 г. по требованию Рейхс-архива часть документов была передана из Берлина в Вену, где в то время готовилось новое издание «Синей книги». В связи с этим директор Биттнер жаловался своему сотруднику Юберсбергеру: «Был бы жив Богичевич, он бы нам помог. Все-таки следовало ему подождать еще несколько лет с самоубийством»[239].
Сразу после войны о вредоносной деятельности Милоша Богичевича писал Сетон-Уотсон, характеризовавший его как человека, выросшего и получившего образование за границей, лишенного национальных черт и при этом болезненно тщеславного, страдающего от нереализованных амбиций[240]. Тем не менее на профессора Г. П. Гуча (Gooch), публиковавшего британские дипломатические документы о предыстории войны, три богичевичевские книги о внешней политике произвели впечатление: «Каждый, кто интересуется историей, может только приветствовать спасение сотен важных документов из тьмы мало кому известного языка»[241]. Позднее Богичевичу отдавал должное и Фридрих Вюртле (Friedrich Würthle), писавший, что тот стал «опасным противником» Александру и Пашичу. А «холодная архивная война», которую Богичевич вел в связи с убийством Франца Фердинанда, Салоникским процессом и ответственностью Сербии за развязывание Первой мировой войны, привлекла к нему внимание всего мира. Вюртле полагал, что все 417 документов подлинные, что и «было подтверждено в Белграде в 1929 г.»[242].
Пресс-атташе Королевства сербов, хорватов и словенцев в Берлине Милош Црнянский считал Милоша Богичевича «агентом немцев». Сербский писатель наблюдал, как «германская дипломатия и печать делают все возможное, чтобы сбросить с себя ответственность за развязывание войны и возложить ее на Сербию, то есть на весь сербский народ». Кроме хорватской эмиграции, ей в этом деле помогал и Богичевич. Помня о том, сколько Сербия страдала и какую цену заплатила за победу и освобождение, Црнянский не мог смириться с равнодушным отношением югославских властей и, в частности, посланника Живоина Балугжича. Впервые он столкнулся с тем, что для кого-то внутриполитические склоки могут быть важнее интересов государства. «Что меня ошеломило, – пишет Црнянский, – так это богичевичевские книги об ответственности за войну, которую он возлагал на Сербию… Хуже этого нельзя было написать о вине за развязывание войны. Балугжич смеялся над моими переживаниями. Говорил, что все бы простили Богичевичу и пустили бы обратно в Сербию, если бы он не напечатал ЭТО. Про то, что было раньше, сказали бы: человек из-за Пашича стал оппозиционером и малость перегнул палку. Однако то, что он сейчас делает в Берлине в интересах немцев, ни в какие ворота не лезет. Многие годы, говорит, прятал документы и дипломатическую переписку и теперь держит в рукаве козыри “против короля”, а это перебор. Поэтому сейчас в Берлин, в репарационную комиссию направили родственника короля Блажо Барловаца. Надо нам как-то вернуть расположение Богичевича. Когда я это услышал, то просто онемел»[243]. Еще много чего приводило Црнянского в замешательство. Например, то, что Балугжич вообще не задавался вопросом, подлинные ли документы или «доработанные». Своему атташе он рассказывал, что Богичевич получал материалы от немцев, а также, по-видимому, от австрийского МИДа. Балугжич больше беспокоился о том, как вся история скажется на внутриполитической ситуации. Что касается международной реакции, то для этого, говорил посланник, «у нас есть» Сетон-Уотсон.
