только ей больше не хочется отвечать.
Мне легче от мысли, что она просто больше не хочет говорить. Что она контролирует ситуацию. Как и всегда.
– Усталость от болезни? Да, такое случается, – соглашается врач. – Но вы же понимаете, правда?
– Понимаю.
– Она уходит, – уточняет врач. – Мама уходит, понимаете?
– Да.
– Это уже началось. Понимаете? Это началось. Понимаете? Это.
Снова приезжает «скорая». Три мужика. Много красного гортекса. Повизгивающие носилки на колесах.
– А я вас знаю, – говорю. – Вы были у нас прошлым летом. Еще рассказывали о своем отце.
Врач отводит глаза. Возможно, им запрещено рассказывать о том, как умирали их родители. Или он не хочет, чтобы остальные узнали.
– Мне нужно последнее заключение из больницы. Заключение. У вас есть заключение? Паспорт, пожалуйста. Я сделаю укол. Измерю температуру. Давление.
Страшно.
– Можем госпитализировать, – говорит тот, которого я не знаю. – Можем госпитализировать, если хотите.
– Нет, не хотим.
– Тогда поставьте крестик в этой клеточке, «согласия не даю», подпись.
Врач, который кормил своего отца сперва с ложечки, а потом из соски, подает мне знак. Он кивает (правильно делаешь).
– Все равно ни в одной больнице ее не примут, – замечает он вполголоса.
– Еще здесь подпись. И здесь.
– Мы никуда не едем, – говорю я матери.
Аппарат с морфием урчит.
– Пан Марцин, она так страшно стонет, – говорит сиделка.
Ни о чем не волнуйся.
Ну всё. Ну всё. Ну всё.
Не злись больше. Не волнуйся. Не бойся.
Всё. Всё.
Я люблю тебя.
Все тебя любят. Все тебя любят. Все тебя любят. Все тебя любят. Все тебя любят.
Не волнуйся больше. Не злись.
Не бойся.
Я уже знаю. Я уже понимаю.
Не бойся.
– Я оставлю вам номер телефона. Если это произойдет до шести утра, позвоните им. В ночную службу.
Я звоню на следующую ночь. Звоню в четыре. Спустя два часа («Мы приедем через два часа, это время для вас») появляется молодая женщина. На ней светоотражающая жилетка с надписью «Врач».
– Это ваш последний вызов?
– Да.
Ночная служба. Но сейчас уже утро, и больше ничем нельзя услужить.
Врач оставляет какие-то бланки. Сиделка звонит на родину. Потом выходит. Я остаюсь один. Я остаюсь один с телом. Не смотрю в ту сторону.
Грохот первых трамваев. Я чувствую спокойствие, какое наступает, когда мы смотрим на завершенную работу, потребовавшую от нас огромных усилий.
– Well done, мама.
– Yes.
Катафалк стоит возле дома. Бордового цвета («Чтобы никому не было грустно», – сказала бы мама). Сбоку логотип. Веточка и надпись на латыни.
Водитель закрывает дверцу. Мне вдруг приходит в голову, что, наверное, нужно дать ему какие-то деньги, чаевые или взятку, что тут должно быть какое-то правило, о котором мне никто не сказал.
Мужик опускает стекло.
– Подождите, – говорю я и протягиваю ему пятьдесят злотых. И прошу (мне кажется, я обязан что-то сказать): – Только чтобы не трясло.
Потом – ничего. До того дня, когда мы заходим в ее квартиру, чтобы занести два ящика вина, минеральную воду и сок для поминок – теперь говорят: «обед» или «зайдите после похорон».
В воздухе еще висит сеть Wi-Fi. Соседи видят название в своих телефонах и планшетах – но отныне только я знаю, что это имя собаки, которая была у нее в детстве. Как звучала волшебная формула? Конечно: это была не дворняга, а такса, помесь с водолазом. С перепонками между пальцами.
Нужно проветрить. Нужно выключить модем. Нужно избавиться от вещей. Куда-то позвонить. Дать объявление. А потом жить дальше.
И еще:
Открытые пачки кофе держать в холодильнике.
Отрезать кончики у бананов.
Не жалеть чеснока для салата.
Время от времени резать в глаза правду-матку. Не всегда, но достаточно часто, чтобы нас остерегались.
Вот и всё.
Книги, которые у меня остались
Джейн Остин. Эмма. Перевод Ядвиги Дмоховской. Варшава, 1963.
Дети Холокоста говорят / Под ред. Виктории Сливовской. Варшава, 1993.
Лидия Флем. Как я ликвидировала родительский дом. Перевод Эльжбеты Бураковской. Варшава, 2005.
Анна Госинни. Папа. Перевод Магдалены Талар. Краков, 2013.
Марек Хласко. Избранные произведения. Т. 5. Красивые, двадцатилетние. Варшава, 1989.
Венедикт Ерофеев. Москва – Петушки. Поэма. Перевод Нины Карсов, Шимона Шехтера. Лондон, 1976.
Константинос Кавафис. Che fece… il gran rifiuto. Перевод Зигмунта Кубяка // Константинос Кавафис. Избранные стихотворения. Варшава, 1995.
Книга о вкусной и здоровой пище. Москва, 1952.
Мария Лемнис, Хенрик Витри. Поваренная книга для одиноких и влюбленных [без обложки и титульного листа, без даты и места издания].
Мария Лемнис, Хенрик Витри. На старопольской кухне и за польским столом. Варшава, 1979.
Конрад Лоуренц. Кольцо царя Соломона. Перевод Барбары Тарнас. Варшава, 2014.
Антоний Слонимский. Явь и бесплодная мечта. Варшава, 1966.
Юрий Трифонов. Время и место. Перевод Янины Дзярновской. Варшава, 1985.
Людмила Улицкая. Зеленый шатер. Перевод Ежи Редлиха. Варшава, 2013.
Виктор Ворошильский. Кирюшка, где ты? Варшава, 1962.
Мария Зентарова. Мелочи жизни. Варшава, 1980.
Учебник английского языка [без обложки и титульного листа, без автора, даты и места издания].
И многие другие.
Фрагмент о бумаге и восьмидесятых годах (с. 31–32) был опубликован в фельетоне «Бумаги и люди» (Газета Выборча. 24 сентября 2016). Об истории авторучки (с. 101) я писал в «Парии дизайна» (Вива Мода. 2015. № 3). Я использовал текст Влодзимежа Калицкого «Я люблю крупные деньги. Беседа с Анджеем Гейдрихом, дизайнером банкнот» (Газета Выборча. 27 сентября 2004).
«Кухня моей матери» – название поэмы Люциана Шенвальда (1909–1944).
Я благодарен подругам моей мамы. Они были рядом с ней до самого конца. Спасибо тем, кто поделился со мной воспоминаниями (одно я позволил себе процитировать на с. 97).
(1) Центр венгерской культуры.
(2) «Деса» («Desa») – государственное предприятие, основанное в 1950 г., торговавшее произведениями искусства. В настоящее время крупней-ший польский частный аукционный дом Desa Unicum.
(3) «Цепелия» (Cepelia, сокращенно от: Centrala Przemysłu Ludowego i Artystycznego) – центр народных и художественных промыслов, существовавший в Варшаве с 1949 по 1990 г. и управлявший десятками фирменных магазинов по всей Польше.
(4) Ежи Косинский (1933–1991) – писатель еврейского происхождения, эмигрировавший в Америку и прославившийся в первую очередь как автор эпатажного романа «Раскрашенная птица» (1964).
(5) Имеется в виду обложка газеты «Нью-Йорк таймс» от 21 февраля 1982 г., на которой Ежи Косинский изображен у ворот конюшни с оголенным торсом, в бриджах и с плеткой в руках.
(6) Муранув – район Варшавы, с XIX в. заселявшийся евреями. Во время Второй мировой войны вошел в состав гетто и был полностью разрушен в 1943 г. После войны на его
