наполняет голос сиделки. Она говорит с мамой на польско-русско-украинском волапюке.
– В больнице плохо. В домике лучше. У нас говорят: сам себе пан, сам себе хазяин (95).
– Я ей дала супчика. Мало ела. Только что утром трошки съела… И каку сделала. Я ей дала сливку, щоб сделала.
– Я сплю уже не так крепко (если позовет, услышу).
– Дай Бох, щоб всем было хорошо. Дай Бох.
– Алло? Слышишь меня? Как дела?
– …
– Погода была хорошая. Лотта на продленке делала эксперимент с воздушным шариком. Получилось очень хорошо. – Ну да. – Ты сказала «ну да»? – Ну да. – Погода была хорошая. Мы шли из школы домой пешком. Новый магазин открылся. Раздавали шарики и шоколадки. Ты тут? Скажи что-нибудь. Скажи «ну да». – Ну да. – Начали продавать мороженое. А трамвайных билетов у них нет, видимо, это невыгодно. Ты слышишь меня? – … – Устала? Оставить тебя в покое? Погода сегодня… Погода была прекрасная. Мы шли… Оставить тебя в покое? – … – Ну, спи крепко. Спокойной ночи. Завтра я зайду или позвоню. – Спокойной ночи, родной, – произносит она громко и четко.
Она уже не читает «Газету Выборчу», но еще держит ее под рукой. Еженедельный итоговый номер, мятый и толстый, потому что никто не выкинул вкладки. Между страницами торчит глянцевая рекламная листовка с моделями газонокосилок.
Работает телевизор.
– Как ее звали, ту актрису? – спрашиваю я.
– …
– Ту, из «Пан Сулек, я вас люблю» (96)? – спрашиваю я.
– Один.
– Что?
– Пан Сулек был один.
– Так как ее звали?
– …
Спустя какое-то время.
– Ребенок начал заниматься джоггингом, – говорю я.
– …
– Позавчера она добежала до парка.
– (Смеется.)
– Пришлось раскошелиться – оказалось, что для этого нужны специальные кроссовки. Она очень расстраивалась из-за того, что бегает в неспециальных… Делала такое лицо, как голодный ребенок смотрит на варенье. В конце концов мы не выдержали, и Марта поехала с ней покупать кроссовки. Но это не так просто. Парень в магазине начал расспрашивать, на какие расстояния она бегает, по какому покрытию… А она бегала-то всего один раз – до парка и обратно – и не очень-то помнила, какая там поверхность.
– …
– В итоге они купили розовые.
– (Смеется.)
Еще недавно они ездили на перекладных через весь город, чтобы, пройдя стадию драматических раздумий, выбрать именно этого плюшевого зверька (суриката в зеленых штанах? макаку в баскском берете?) и, торжествуя, вернуться домой.
По дороге они всегда попадали в какие-нибудь истории. Застревали на мастер-классах по лепке из глины, показах, праздниках. Однажды участвовали в марше движения «Свободная Конопля», который мама по ошибке приняла за пикник садоводов.
Уходить с марша она сочла недостойным. По дороге объясняла внучкам, что такое легализация. И что наркотики – зло. «Значит, хорошо, что они под запретом», – заметил ребенок, и бабушке пришлось терпеливо растолковывать парадоксы либерального мировоззрения.
Телевизор по-прежнему работает, но никто уже не включает видео и фильм о разлученных близнецах. Ребенок садится возле кровати. Терпеливо рассказывает анекдот. Прикольный анекдот, вычитанный в школьной газете. Газета стоит один злотый и пользуется большой популярностью в первом-третьем классах. В ней есть длиннющие статьи, «Интересные факты о Грузии», «Пасхальные обычаи нашего региона», а главное – подборка анекдотов из интернета.
– Приходит заяц в магазин и спрашивает: «Сыр есть?» Продавец говорит, что есть, заяц покупает сыр и уходит. А на следующий день опять покупает сыр. И на следующий опять…
– (Смеется.)
– Подожди, бабушка. В конце концов продавец спрашивает: «Заяц, зачем тебе столько сыра?» Заяц предлагает ему пойти с ним. Они приходят к озеру, и заяц бросает туда сыр…
– (Смеется.)
– Нет, еще рано смеяться. Заяц бросает сыр в озеро, вода булькает, а продавец спрашивает: «Кто там, заяц?» А заяц отвечает: «Не знаю, но сыр любит».
– (Смеется.)
– А про брюнетку и блондинку знаешь? Если бы они выпали из окна, кто первым оказался бы на земле? Еще я знаю про то, как приходит баба к врачу с лягушкой на голове.
– (Смеется.)
Анекдоты заканчиваются. Нам пора домой.
– Мы еще как-нибудь заглянем, – обещаю я.
После обеда на дежурство заступают подруги. Они читают ей вслух. Я прихожу время от времени. Они рассказывают, как прошло дежурство.
– Сегодня молчала, – сообщает одна из них. – Но когда я читала книжку, смеялась.
– В нужных местах, – вдруг подает голос мама. – Я смеялась в нужных местах.
Потом окажется, что это были ее последние слова.
Когда я прихожу, телевизор включен на канале «Сериалы». Иногда – на украинском канале новостей. Тогда сиделка берет пульт и быстро переключает.
В комнате жарко.
Бетти изображает американский акцент. Усатый дядюшка и его фактотум, похожий на сверчка подхалим. Я помню этого актера – когда-то он пел песню про сверчка. Или про муравья. Отец Матфей (97) едет на велосипеде. При виде него сиделка улыбается.
– Я когда-то там была, – говорит она, – в этом городе. В Сандомире.
Мама ничего не говорит. Она вспотела. На экране появляется благообразная домработница – простая женщина, растягивающая гласные, из чего становится понятно, что она с восточных окраин. Воплощение здравомыслия. Кладезь народной мудрости. Такой персонаж есть в каждом сериале.
В 1984 году в одной из серий «Доложи, 07» (98) такую роль сыграла Рышарда Ханин. В переднике и платке, покрывающем волосы, она убеждала ксендза-реакционера сотрудничать с милицией ради собственного блага. Маму это разозлило.
– Она всегда занимает нужную сторону, – бросила она, глядя на экран.
Рышарда Ханин призывала к оружию еще в микрофоны военной радиостанции в Куйбышеве (99). В «Опередить Господа Бога» (100) об этом есть. О том, что в Куйбышеве щелкали затворами и подстрекали к борьбе. Помнишь?
Еще недавно ей было лучше. Мы вместе смотрели «Отца Матфея». Я пытался угадать, кто убийца.
– Заткнись, – говорила мама. И добавляла: – Идиот.
Она немного рисовалась перед сиделкой. Я тоже. Теперь она ничего не говорит. Вокруг глаз – темные круги. На коже – капли пота.
Сериалы крутят по кругу. До последней серии – и сначала. Не по порядку. Она уедет. Он влюбится. А потом они снова будут вместе. Персонажи исчезают. Опять появляются. Иногда возвращаются в воспоминаниях. Являются близким в образе духов. Время там идет вперед-назад. Скрипит, как заевший лифт.
– Не все ксендзы такие милые, – обращаюсь я к сиделке.
– Будет война, – отвечает украинка. – Вы здесь не знаете русских.
– Состояние мамы ухудшается, – сообщила врач. – Она где-то витает, ее мысли далеко отсюда. Сегодня мне было сложно получить ответы на простые вопросы, – перечисляет она.
Я чувствую себя как на родительском собрании.
– По-моему, – я пытаюсь защитить маму, – она всё понимает,
