Время работы определялось солнцем. Начинали трудиться с рассветом, а заканчивали в сумерки. У английских каменщиков, как следует из документов второй половины XVI века, зимой был часовой перерыв на обед и пятнадцатиминутная пауза после полудня. Летом же час на обед и два перерыва по тридцать минут. Зимой работали по восемь — десять часов, летом все двенадцать. Праздничных дней было пятьдесят, а если добавить к ним воскресенья, то рабочих дней в году получалось примерно двести пятьдесят.
Чтобы привлечь квалифицированных работников, им предоставляли жилье на постоялых дворах. Достаточно поздно, только в XVI веке, в Англии близ Итона появилась первая гостиница для мастеров, причем с кухней.
Платежная сетка была достаточно дифференцированной. Ноок и Джоунз насчитали в Сирнавоне в 1278–1280 годах семнадцать разных ставок для каменщиков. С неквалифицированными рабочими расплачивались ежевечерне. Ремесленники же получали заработанное по субботам.
Сколько зарабатывали? Вопрос трудный, поскольку нам прекрасно известно, насколько легко использовать вводящие в заблуждение индексы, с помощью которых черным по белому можно доказать, что нам живется прекрасно, либо что раньше было лучше, или что где-то там лучше, чем у нас. Проблема усложняется еще и тем, что рассматривается очень отдаленная эпоха. Прожиточный минимум вещь весьма относительная. Вслед за французским исследователем Пьером дю Коломбье, которого никто не заподозрит в пристрастности, повторим (оставив это утверждение на его ответственность), что материальное условия рабочих в Средние века были лучше, чем в XIX столетии. Следует только добавить, что относится это, скорей всего, к квалифицированным рабочим, а не к тем, кто прорубал темные штольни в каменоломнях. Бессель после подробнейших исследований сообщает, что в XIV веке каменщику, чтобы купить триста шестьдесят килограммов пшеницы, нужно было работать двенадцать дней, в 1500 году — двадцать, а в 1882-м — двадцать два.
Есть показатель еще более убедительный, а именно сравнение заработков лондонского каменщика, который столовался при строительстве, и того, кто питался самостоятельно. Так вот, первый получал на одну треть меньше, чем второй. А в XVI веке уже вполовину меньше. Современные исследования бюджета семей рабочих доказывают, что на питание тратится куда больше трети доходов.
Очень мало сохранилось записей, позволяющих вникнуть в отношения между работодателем и работником. B XII веке на строительстве монастыря в Обазене произошла забастовка рабочих. Не вынеся длительного поста, они купили свинью, зарезали, часть съели, а остальное припрятали. Аббат Стедан нашел спрятанное мясо и велел его выбросить. На следующий день рабочие отказались работать и даже оскорбляли аббата. Тот же объявил, что найдет работников, которые способны подавлять телесные вожделения и построить Божью обитель лучше, чем бунтовщики. Кончилось все тем, что взбунтовавшиеся работники покаялись. А в Сиене тридцать лет тянулось дело о вине: строители требовали, чтобы во время работы им выдавали вино с виноградников, принадлежащих магистрату. Обосновывали они свою претензию более чем рационально, говоря, что не хотят тратить время и отрываться от работы, чтобы промочить горло. В конце концов управляющие строительством уступили, удовлетворив это вполне объяснимое и справедливое требование.
* * *
Средневековая традиция выводила происхождение строителей соборов от строителей храма Соломона. Генеалогия вполне почтенная и в то же время мистическая. Фигура архитектора была окружена ореолом тайны, точь-в-точь как в современных романах о средневековых строителях соборов. Это наполовину маг, наполовину алхимик, астроном крестовых сводов, таинственный человек, приходящий издалека, который обладает эзотерическим знанием совершенных пропорций и строго оберегаемым секретом конструкции. На самом же деле начала этой профессии были куда скромней, и архитектор растворялся в безымянной толпе мастеров. Уже само определение архитектора в средневековых текстах крайне зыбко и многозначно, что свидетельствует о его еще не вполне уточненном положении и функциях в возведении собора. Чаще всего это был каменщик, и занимался он физическим трудом точно так же, как остальные его собратья. Зачастую роль архитектора исполнял опекун строительства, аббат или епископ, человек образованный и опытный, побывавший во многих странах, что имело особое значение, так как нередко новые соборы были копиями уже существующих прославленных храмов.
Роль архитектора уточняется, его значение растет одновременно, можно сказать, с ростом готических соборов. Положение и значимость этой профессии окончательно определяются к середине XIII века. Но вот мы читаем текст примерно того же периода и недоуменно разводим руками. Моралист и проповедник Никола де Бьяр с возмущением говорит: «На больших строительствах установился обычай, что есть там мастер, который распоряжается словесно, но весьма редко, а то и вообще никогда не прикладывает рук к работе; меж тем плату он получает большую, чем остальные». Далее не без презрения рассказывается, как мастер, надев перчатки и держа в руках линейку, приказывает другим: «Обтесывай этот камень так-то и так-то», а сам не работает. В точности как многие нынешние прелаты, добавляет Никола де Бьяр, чтобы уж в полной мере выразить свое негодование.
Приведенный текст со всей очевидностью доказывает, что становление новой профессии было отнюдь не легким. Архитектура не изучалась в университетах. Так что наряду с опытными ремесленниками среди представителей этой профессии случались и талантливые любители, как, например, знаменитый Перро{147}, «который из скверного лекаря стал хорошим архитектором», математик и астроном Рен{148} или комедиограф Ванбру{149}. Бывали даже простые люди (о чем упоминает Пич) и даже неграмотные, как тот деревенский каменщик, что построил на Мальте большую церковь с куполом. Монахи многих орденов также посвящали себя этой профессии. В Средние века монахи-цистерцианцы пользовались репутацией конструкторов и даже послужили причиной спора между папой и Фридрихом II{150}, который принуждал их строить свои замки.
Архитектура не числилась среди свободных искусств. Несомненно, это уязвляло архитекторов, и они старались компенсировать эту несправедливость, самовольно присваивая себе университетские титулы magister cementariorium, magister lapidorum[51]. Известно, что это вызвало протесты парижских адвокатов, которые не желали быть на одной ноге с каменщиками. (Бедные судейские. Что осталось от их казуистики, кроме того что она послужила поводом для сочинения комедий?)
Однако вершиной стала надпись на надгробной плите Пьера де Монтрейля{151}, архитектора Людовика Святого и создателя Сент-Шапель. В ней он не только назван совершенным цветком добрых нравов, но и почтен нигде более не встречающимся титулом docteur es pierres[52]. Однако то апогей личной карьеры, и он не должен заслонять скромные начала этой профессии.
Кем для нас является архитектор? Это тот, кто составляет проект. Сохранились ли проекты средневековых соборов? Только с середины XIII века. К этому периоду относится бесценный альбом Виллара де Оннекура, речь о котором пойдет ниже. Правда, имеется проект аббатства Сен-Галл и план раздела вод для Кентерберийского аббатства, но трудно назвать эти эскизы планами по причине их наивной перспективы, напоминающей детские рисунки. Отсутствие главного источника для познания истории архитектуры легко можно объяснить высокой ценой пергамента. Вполне возможно, планы делали на других, менее стойких и не столь долговечных материалах. А может быть, — и это будет очередное, наряду с отсутствием сметы строительства, кощунство в адрес строителей соборов, — в головах инициаторов строительства контур будущего сооружения вырисовывался не слишком отчетливо.
Подрядчики, занимавшиеся строительством соборов в Страсбурге, Кельне, Орвието, Вене, Сиене, Флоренции, ревниво оберегали свои проекты, которые в XIV–XV веках появляются уже в большом количестве. В этот период возникают tracing houses, chambres aux traits — небольшие, как бы мы их сейчас назвали, чертежные бюро, подчиненные архитектору. Пергамент подешевел, техника рисунка сильно развилась, и тем не менее трудно на основе этих материалов восстановить историю строительства. Потому как чаще всего рисовали планы фасадов и никогда — общие. А вдобавок совершенно не заботились о точности и сохранении масштаба. Так что это были скорей как бы общие наброски, а не детальные технические рисунки для исполнителей. Точно так же дело обстоит и с моделями из воска или покрытого гипсом дерева, которые держат на картинах святые и дарители. Все они были средством для установления взаимопонимания между архитектором и патроном строительства, а не между проектировщиком и исполнителем.
