Вячеслав Малежик - советский и российский эстрадный певец, поэт, композитор. Заслуженный артист России (2004). Родился в 1947 году в Москве. Окончил музыкальную школу и МИИТ. Выступал в различных музыкальных коллективах – «Мозаика», «Весёлые ребята», «Голубые гитары», «Пламя», но наибольшую известность ему принесли сольные работы. Первый диск «Кафе «Саквояж» вышел тиражом 2 млн. экземпляров. Автор 30 музыкальных альбомов. Пять лет вёл телепрограмму «Шире круг». Автор книг «Понять. Простить. Принять», «Портреты и другие художества», «Снег идёт 100 лет...».
– Мы в редакции «ЛГ». Поэтому первый вопрос, конечно, про твою очень известную песню, стихи к которой написал ещё в ХХ веке главный администратор легендарного «Клуба 12 стульев» Павел Феликсович Хмара. «Двести лет цыганка мне жизни нагадала» – это звучало повсюду. Тогда я фамилию Малежик и запомнил.
– С Пашей Хмарой – царствие ему небесное – меня познакомил Лёша Шачнев, бас-гитарист нашего ансамбля «Пламя», в котором я тогда работал. Его отец Юрий Цейтлин – автор широко известной в своё время песни «Давай никогда не ссориться», её сделала шлягером Тамара Миансарова. Так что ничего случайного не бывает – как говорится, от песни к песне. Так вот, Паша дал мне это стихотворение, на которое, между прочим, в своё время музыка была уже написана другим композитором, но по каким-то причинам публику она не зацепила. Я тогда как старый, простреленный на всю голову битломан, честно говоря, для себя песню на эти стихи сочинять не хотел. Но пообещал Вадиму Мулерману, чья популярность в те годы была огромной, что-то сделать для него. Как начинающий композитор я приставал со своими работами ко многим певцам, и Мулерман, скорее всего, чтобы отвязаться от меня, предложил написать песню специально для него. Так «Двести лет» и родились. Но Вадим песню, что называется, положил в стол.
Мои годы знакомства и работы с Аллой Пугачёвой давали право дерзнуть и предложить ей эту песню. В силу своей популярности Алла могла выбирать для себя между хорошими и очень хорошими песнями, и, таким образом, «Двести лет» оказались у неё в глубоком запасе, как говорят футболисты.
В 1982 году случилась первая поездка в Афганистан с ансамблем «Пламя». Там я её разучил с ансамблем и спел для наших мальчиков-солдат. Уже тогда понял, что она получилась и имеет шансы стать популярной. После Афгана она была записана на фирме «Мелодия» и вышла на гибкой пластинке с двумя другими песнями – там был «Гороскоп» Сергея Березина и ещё одна – Владимира Мигули на стихи Бориса Пургалина, музыкального редактора «Утренней почты». Наверное, наш худрук Сергей Березин хотел обратить внимание Бориса на свой «Гороскоп». Но музыкальному редактору понравилась моя песня, и в итоге он предложил мне сняться в «Утренней почте».
Неделя, которая прошла после съёмки до выхода в эфир, была наполнена жуткими волнениями и ожиданием. Наконец наступило утро моей «Утренней почты». Выражение «он проснулся знаменитым» ко мне не очень подходит, потому что после эфира я, естественно, заснуть не мог, ожидая прихода долгожданной славы. Какое-то время она не шла, а потом как будто плотину прорвало, и в мою жизнь ворвались поздравления, просьбы спеть эту песню в концертах и удивление – как это мы не замечали, какой ты замечательный автор-исполнитель. Кстати, у Паши была в первоначальном варианте явно непроходная строчка для худсовета: «По тоске не отведёшь дуло от виска». В итоге Хмара исправил так: «Головешкой тлеть всю жизнь – дикая тоска». И ведь получилось не хуже, правда?
– Правда. В почему-то редко исполняемой песне Давида Тухманова и Семёна Кирсанова «Жил-был я», рассказывают, тоже пришлось кое-что поправить. И Градский вместо «знал соль слёз, пустоту постели» исполнял «знал соль слёз, нежилые стены». Худсоветы стойко стояли на службе нравственности.
А однажды я встретился с Хмарой в лесу, у тогдашнего дачного посёлка «ЛГ» на станции Шереметьевская. Павел Феликсович приехал за грибами на «жигулях» и сказал, гордясь: «Благодаря цыганке из песни я вторую машину купил». Неплохие были авторские отчисления... Почтовые переводы приходили в редакцию ежедневно – с радио, из ресторанов...
– Песня действительно была популярной. И то, что впоследствии она попала в телепрограмму «Песни века», лишнее тому подтверждение. Что касается авторских отчислений, они были немалыми и позволили быть решительным, когда я уходил из «Пламени» и имел шанс сидеть некоторое время без работы. Думаю, музыканты, которые исполняли «Двести лет» в ресторанах всего Советского Союза по несколько раз за вечер, заработали даже больше, чем я... И ещё о моей юридической неграмотности. В 1968-м на стихи поэта Р. Плаксина у меня родился хит «Наташка». Помните – «Хотят с ума меня свести, Наташку держат взаперти»? Но по молодости я и не подозревал про пресловутые отчисления. Когда же пришёл оформлять авторство, гуманитарии мне сказали: «Мы ведь не знали, куда и кому надо было деньги перечислять...» Так что пару машин я потерял.
– А что, всё-таки Мулерман – крёстный отец суперпесни?
– Он, конечно, тут же возник – мол, «Цыганка» для меня была написана, хочу её исполнять. Я сказал: вольному воля, пой. Но песня – извини – теперь уже не девушка.
– А Алла Борисовна?
– По-моему, даже и не вспомнила. Может, она песню нашу и взяла для того, чтобы я никому другому не отдал? Ответа нет.
– Сколько песен у композитора Малежика?
– Не знаю.
– Как это? Сто, двести, а может, триста[?]
– Знаю, что сейчас с этим делом пауза. Всегда считал себя человеком, который идёт только вперёд, не оглядывается. Поэтому долгое время отказывался писать мемуары. А теперь кое-что изменилось. Захотелось – пока ещё есть силы – записать вместе со своими старыми товарищами то, что мы пели в домакаревическую эру. Ведь было же когда-то такое время! Диск собираемся выпустить, я и название придумал – «Мозаика» навсегда». Название ансамбля, в котором я играл в самодеятельности, а «навсегда» – название пластинки. Мне самому интересно, что из этого получится. Поскольку точно не знаю, кто является адресатом, к которому я обращаюсь – всё-таки с момента написания песен, которые войдут в этот цикл, прошло почти 50 лет. Есть маленькая надежда, что наши мозаичные забавы зацепят нынешнюю молодёжь, которой столько же лет, как и нам было, когда мы всё это придумали и воплотили в жизнь.
Вообще в последнее время жизнь меня самым удивительным образом резко сводит с людьми, которых тысячу лет не видел. Недавно подошёл карикатурист, работы которого давно знаю и люблю, Андрей Бильжо. «А вы знаете, Вячеслав, моя мама была у вас учителем физики, и, когда вы ходили в походы, я, семилетний пацан, смотрел на вас, открыв рот». Теперь дружим, показываем друг другу свои придумки. Но я влез в эти песни: какое это волшебство! И бумага, и магнитофонная плёнка, и нотный стан фиксировали то энергетическое состояние, в котором мы их сочиняли. Нет, к сожалению, такого прибора, который всё это измерит, но я вернулся в то самое состояние, окунулся в ту атмосферу, подышал тем воздухом и испил той водицы, которая для меня явно мокрей нынешней – отравленной фонограммами и всяческими ГМО. Говорил на днях по телефону со знакомой, и та заметила: «Какой у тебя сегодня молодой голос, отчего?» А я просто целый день записывал те давние песни... Они мажорные, беззаботные. А сейчас во всём такая задумчивость присутствует! Я слышу в них, конечно, и некую беспомощность, но по-другому тогда не умел. Свою «табуретку» делал от всего сердца, поэтому она такая замечательная и получилась.
– Техническое образование повлияло на творчество?
– У меня увлечение математикой и музыкой шло всегда параллельно. Я был лучшим по математике в школе. Но в какой-то момент решил: не буду я баянистом (учился в музыкальной школе по классу баяна), займусь техникой. В итоге окончил технический вуз. Но мой преподаватель из музыкалки, с которым мы случайно однажды встретились, сказал: «Всё равно ты будешь музыкантом, попомни моё слово...» Я по жизни фаталист и думаю: для чего нужны броски в музыку и назад? Нужно было помучиться, чтобы написать свою песню. Окончив МИИТ, некоторое время проработав в научно-исследовательском институте, как и предрекал мой педагог, я всё же вернулся в музыку. Перестав быть «ботаном», до богемы так и не дошёл – глянцевый мир меня раздражает. От этого образа жизни надо уметь, наверное, получать удовольствие. У меня не выходит...
– Недавно слышал ваш семейный дуэт. Почему так долго прятал от зрителей красавицу жену?
– Честно говоря, появление на сцене жён исполнителей всегда ехидно комментировал. Но сейчас, когда моя выходит на сцену, отлично понимаю: в какой-то степени это цирковой трюк. Пока публика разглядывает, какая жена у Малежика, мало кто обращает внимание на то, как она поёт ( смеётся ). Слух у неё есть, но заставить учиться не могу – говорит, я не певица. Театральное образование ведь у неё, на сцену хочется, по аплодисментам соскучилась. Мой сольный концерт идёт до двух с половиной часов, и выход жены разбавляет его и даже увеличивает градус.
