Кто скажет нам, что это было,
и было ль, о мудрый Господь,
за именем, что носила
всем неподвластная плоть?
Чья магия утаила
тайну тысячи лет,
кто здешний окажет милость
и разгадает секрет?
О чём душа истомилась,
теряя свой вес пера?
Символы чистой силы
расшифровать пора.
А может, сном это было?
Нет памяти у телес.
Как жизнь нас по краю водила,
кто поведает – бес?
Хочу туда где кто-нибудь другой
мытарится весь сам не свой
который рвётся так же как и я
туда где кто-то от того житья
и мечется и место не находит
то самое где я сижу
и где меня воротит.
Не выбирают Родину – судьбу,
А выбирают, без неё иль с нею.
И если с Родиной – её хлебнут беду,
О выборе своём не сожалея.
А если без неё – без нищеты,
Без воровства, неволи, произвола,
То пусть счета вам будут как щиты
По месту нового прикола!
Воспоминанья пусть не мучат вас,
Пусть вам не снится ужас,
Что назад вернулись,
Пусть вам полюбится чужой покрас,
Пусть на чужбине повезёт
Поболе, чем в Твери иль Туле,
Чтоб вас самих никто не грабанул,
И чтоб от вас не разбежались дети,
Крича, мол, вашу родину
Видали мы в гробу,
Получше есть отечества на свете!
Ни у кого не спрашивай КУДА,
иди, если идёшь, своей дорогой,
и пусть она извилиста, крута,
сил наберись добраться до порога.
Не спрашивай КОГДА ни у людей,
ни у небес – никто не знает срока.
Пусть жизни бренной тянется морока,
чем дольше, тем она подлей.
Не унижайся – про ЗАЧЕМ забудь,
нет смысла – есть одно существованье,
оно, увы, щедро на прозябанье,
и в этой щедрости великой жизни суть.
И никогда не вопрошай, ГДЕ же предел,
невыносимой нет на свете муки…
Восток опять надеждою зардел,
так ПОЧЕМУ ты опускаешь руки?
Из пластилина наши души
нас время пальцами берёт
и лепит ловко ноздри уши
язык и губы зубы рот
захочет и глаза закроет
заклеит липкой из бумаг
и без ума от тьмы норою
своею заживём впотьмах
или как кукольник за ширмой
на лицах счастье смастерит
засветимся улыбкой жирной
на весь сусальный материк
нам время вылепит и совесть
и правду на один манер и так
душою успокоясь с друг друга
будем брать пример
По старому стилю мы вместе с тобой
Родились не летом и не зимой.
Осенние дети прекрасной поры,
Пред нами лесные раскрыты ковры,
И синих небес бездонная гладь
Для нас излучает свою благодать.
Прекрасные дети осенней поры,
Мы в сладостных путах тайной игры,
Где часто начало чревато концом
И катится встреча к разлуке кольцом.
Престранные дети земной кутерьмы,
Мы вместе, мы в смеси света и тьмы…
Как ухитряемся мы, люди,
среди борьбы и суеты
самим себе дарить прелюдии,
стихи, трактаты и холсты?
Как удаётся нам такое:
в краях, где нету тишины,
урвать минуту для покоя,
для постиженья глубины?
За что даётся нам такое,
как к нам нисходит красота?
Ведь мы – мутнее волн прибоя,
Ведь мы, святая простота,
в упор, друг друга, из орудий
готовые за жизнь, за честь, за-
чем искусством бредят люди эти,
скажи мне кто-нибудь: зачем?
Душа невидима, и нет ей отраженья
в стекле озёрном, в зеркалах земли.
Заснять её под микроскопом не смогли,
и в небесах нет радуги её смещенья.
Душа собой и ширь, и даль объемлет,
и глубь, и высь, и ночь, и день.
Она одна на свете не отбрасывает тень
и смерть людскую не приемлет.
Вот наша с жизнью временная связь:
осенний дождь, и лист вцепился в грязь,
как он к асфальту мокрому прильнул,
как не хотел, чтоб ветер его сдул,
как сырость беззаветно он любил,
но гибельный рассвет всё ж наступил.
И поутру листву смела метла,
и ворох тот потом сгорел дотла.
О чудо зренья – провиденья:
везде, повсюду зрит оно,
какой была ты в то мгновенье,
которое всегда одно,
какой была ты и осталась
в хрусталике любви моей…
Какого счастья вышла малость
в великой перекличке дней!
шашка
и не укладываясь в рамки
даже стоклеточной доски
она попав в углу в тиски
всё продолжала рваться в дамки
устав о стенки клетки биться
взяла и поддалась тоске
и было отчего доске
стоклеточной
развеселиться
Закона нет, но все в законе,
в загоне право и в агонии,
в огне все кодексы и своды
бумажной – с головы до пят –
свободы.
За что боролись все прорабы?
Прихватизаторы, ох рады,
их чубы в перекиси не замочат,
приватизуют что есть мочи,
в труде и ночь и день проводят –
народом этим верховодят,
программы, партии пекут,
чтоб лошадь без вожжей, без пут
сама напялила хомут
и волокла телегу прав,
и в стойле укрепляла нрав,
и при поддержке коров дойных
избрала бы себе водил
и кучеров достойных…
И в миг последний моего столетья
я междометьем ахнуть не успел,
искрой воспоминанья не сгорел,
под звон бокалов
при бенгальском свете.
Я память выключил, чтоб на экране
двадцатый век погас среди комет,
чтобы скорее хвост кровавых лет
нас перестал и день и ночь
тиранить.
Я замер... каплей я застыл в бокале,
весь мир вместил в зависший миг, –
и «С Новым веком!» зазеркальный крик,
и жемчуг ртов... улыбок ралли,
и взвившихся надежд салюты,
и всех застолий глобуса
колье,
и весь земшара
праздничный вольер,
и всю торжественность
минуты...
31.12.1999
Ах, вода ты, вода, холодна и темна,
Отражается гладью озёрной луна,
И стволы опрокинутых в небо берёз,
И усадьбы старинной белёсый откос,
И закатных мозаик бездонный простор,
И путей этих звёздных Млечный узор.
Ах, вода, ты вода, ты не знаешь, что есть
На земле и зима, и весенняя весть,
И беда не одна, счастья – радости круг,
И любви и добра белопарусный струг.
Ах, вода, ты вода, сонно – вольно течёшь,
Никогда, никогда этих слов не поймёшь,
Не узнаешь, что я тут тебе говорил
Из последних своих человеческих сил.
Ты не ведаешь, как быстротечны года,
Потому, что ты не живая вода,
Неживая – без чувств и без мыслей о том,
Как, откуда, зачем этот здесь водоём…
Время извлеки из архивов своих
магнитные записи слов отзвучавших
дай мне услышать себя
понимаешь – забыл, всё забыл
и не помню себя молодым…
время
