— Не хотите?
— Хватит четырех. Больше чем достаточно: четыре романа за жизнь.
— А в жизни вас старики интересуют?
— Еще бы. Может, моя любовь к старикам от того, что деды мои померли до моего рождения. Если бы не это, я бы оказался в эмиграции либо в лагере. После войны, как мы ни были бедны, я не мог мимо стариков спокойно ходить. Когда с матерью был, просил ее подать каждой седой бороде. За старостью наблюдать очень интересно. Но у нас ужасное, хамское отношение к старости. Ни у одного народа этого не наблюдал, в том числе и у гастарбайтеров, которые подметают улицы. Наше отношение — это бескультурье. Чудовищное!
— В двадцатые годы комсомольцы стариков гоняли за старорежимность. А в 90-е стариков вновь объявили реакционерами, но уже за советскость. Общество ходит по кругу?
— Вот-вот. Лишь бы потоптать. Самоутверждаться на чужих костях — последнее дело. Вначале сам чем-нибудь стань. Это и литературы касается: я считаю, что критика может быть только положительной. Попробуйте сделать что-нибудь достойное предмета описания.
— Недавно у нас обнаружилась «новая интеллигенция». Говорят, это, мол, часть среднего класса, которая не гнушается на митинги ходить.
— Когда люди стали выходить на площадь, я обрадовался, подумал: неужели возникает что-то вроде общества? Наша официальная версия — что их организуют и что они куплены — это чушь. Просто надоела эта туфта, надоело утираться. Это все-таки заслуга нашей тоталитарной демократии, которая насаждается сверху. Это неизбежно. Они будут подвигаться. Медленно, как подвигалась советская власть. Шаг за шагом. Я написал об этом статью в одну газету, которая якобы оппозиционная и якобы все печатает. На самом деле не все. Цензура всюду есть. А если я просто выйду на улицу с криком, что все ужасно, ничего не изменится.
— Или просто не попадете в ящик?
— Меня приглашают на передачи, но я отказываюсь от публичных бесед с говорящими головами. А в газете я впервые в жизни выступил в совершенно чуждом мне жанре «Не могу молчать» и говорил о ростках общественного достоинства, о нашей совести. Как ни странно, страх советского времени сохранял какую-то совесть. Сейчас нет ни того ни другого. По какому поводу вываливаются на улицы люди в Европе? Урезали зарплату на 5 процентов — и уже готово. Или какой-то начальник переспал не с той девицей. Они привыкли даже по таким поводам возмущаться. А мы... Да дайте вы походить на митинги, в конце концов. Ничего плохого они не делают. Выход людей на площади — это естественная реакция на беззаконие в стране.
— Сейчас электронный книжный контент вытесняет бумажный и плодит пиратство. Вас это беспокоит?
— Меня это не очень волнует. Одна писательница сказала мне, что все равно нет более прочного носителя, чем глиняная дощечка. Я писал практически без черновиков, прямо на машинку, начиная с 61-го года и компьютером пользуюсь как машинкой. Остальные его функции для меня туманны. На электронную почту, конечно, отвечаю, но это не человеческое письмо. Когда-то человек знал, что пишет именно послание, и вкладывал в него себя. Писал черновик, переписывал. Это совсем другое дыхание речи. Теперь вообще нет никаких слоев текста — компьютер их игнорирует.
— Хорошо ли это?
— Не уверен. Ведь культура — это черновики. Вот если бы Пушкина не убили, его рукописи оказались бы в куда меньшей сохранности. А так пришли полицейские и прошили их суровыми нитками. «Как лежало».
— Что изменится, когда эпоха черновиков закончится?
— Думаю, мы перейдем к другому состоянию литературного языка. Возникнет афористическая письменность. Она уже появляется. Мы начнем писать, как говорим, и говорить, как думаем. До какой же точности придется довести речевой аппарат и вот этот компьютер, который помещается в голове и у которого есть интуиция, прозрение. Но, полагаю, нам эти навыки пригодятся не только для болтовни в блогах.
— А для чего еще?
— Процитирую своего приятеля Юза Алешковского: «Страшный суд давно идет, и все мы сейчас даем на нем предварительные показания». Чем я с вами и занимался. Спасибо за то, что выслушали.
«Охота» пуще неволи / Искусство и культура / Художественный дневник / Кино
«Охота» пуще неволи
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Кино
Кино из Канн в нашем прокате
Каннский фестиваль закончился. Но прокатная судьба картин только начинается. Прошли те времена, когда в Россию призеры добирались спустя годы. Теперь наши прокатчики работают оперативно. Часть картин по традиции покажут во внеконкурсных программах открывающегося 21 июня ММКФ. Это будут участники каннского конкурса «За холмами» Кристиана Мунджиу (призы за сценарий и двум актрисам), «Доля ангелов» Кена Лоуча (приз жюри), «Королевство полной луны» Уэса Андерсона и, скорее всего, «Охота» Томаса Винтерберга (приз за лучшую мужскую роль Мадсу Миккельсену) и Holy Motors Леоса Каракса.
Что касается широкого проката, то все начинается логично фильмом открытия. Ироничная, инфантильная, обаятельная комедия «Королевство полной луны» выходит 21 июня. Речь идет о подростках, стилистика специфическая, кино не на любой вкус. Однако участие Брюса Уиллиса, Фрэнсис Макдорманд, Эдварда Нортона, Тильды Суинтон, Билла Мюррея, Харви Кейтеля дает надежду на интерес публики. В июле покажут фильм Дэвида Кроненберга «Космополис». В каннском конкурсе он не прозвучал, потому что конкуренция была серьезной. Но для зрителей в этой истории одного дня из жизни миллиардера, пытающегося пробиться через пробки на Манхэттене к своему парикмахеру и попутно теряющего все свое состояние, есть прекрасный манок. В главной роли главный вампир наших дней Роберт Паттисон. С таким гарниром зрители, думаю, скушают всю марксистскую антикапиталистическую трескотню, которой переполнен фильм.
В сентябре выпустят фильм, которому наши прокатчики дали довольно примитивное название «Ограбление казино» (в оригинале картина Эндрю Доминика называется «Убей их нежно»). Это прекрасно режиссерски сделанная квазитарантиновская история про глупых и нежных киллеров с Брэдом Питтом в роли нежного, но безжалостного убийцы. Ближе к холодам можно будет наконец увидеть то, что занимало высокие позиции и в критических рейтингах, и в призовом раскладе. Holy Motors — триумфальное возвращение подзабытого Леоса Каракса. Это фантазия на тему карнавала человеческой жизни, сыгранная его любимым актером Дени Лаваном, меняющим обличья. Она сделана так драйвово, что двухчасовой сеанс пролетает пулей. То же самое можно сказать и о комедии Кена Лоуча «Доля ангелов». Это история простых шотландских гопников, решивших стать на путь исправления довольно странным способом — украсть как стартовый капитал несколько литров драгоценного виски.
В ноябре выйдет «Охота» Томаса Винтерберга, где детально показано, как провинциальное общество, зомбированное выдумкой пятилетней девочки, в пять минут может разрушить жизнь всеобщего друга и любимца. Паранойя вокруг педофилии началась и у нас. Так что это кино еще и из разряда социально значимых и дискуссионных. Мадсу Миккельсену, отмеченному за главную роль, каннская пресса прочила номинацию на «Оскар». Как и ставшему обладателем «Золотой пальмовой ветви» фильму Михаэля Ханеке «Любовь». Тема для кино, культивирующего молодость, смелая, но история обычная: двое стариков сталкиваются с приходом смерти. Это кино о достоинстве, с которым надо жить и умирать. Компания «Другое кино», приобретшая права на большой пакет каннских фильмов, пока не объявила дату релиза, убрав фильм из осеннего расписания. Думаю, она будет ждать оскаровских номинаций, чтобы с их помощью побороться за зрителя.
Корабль плывет / Искусство и культура / Художественный дневник / Книга
Корабль плывет
/ Искусство и культура / Художественный дневник / Книга
Вышел новый роман Майкла Ондатже «Кошкин стол»
Специфика детского восприятия мира состоит не в какой-то особой чистоте и доверчивости, о которых так любят потолковать родители, а в специфической смещенной оптике. Ребенок прекрасно видит, слышит и осязает реальность, но те смыслы, которые он в нее вкладывает, порой не только драматически отличаются от взрослых интерпретаций, но и вообще лежат в другой плоскости. Именно по этой чудесной детской способности видеть мир иным, причудливо искаженным, ирреальным и тоскуют в первую очередь взрослые, именно ее имеют в виду, говоря об «утраченном рае детства».