С этим трудно не согласиться. В 1990 году, когда печаталась сенсационная статья в «Правде», в которой приводилось высказывание Вершигоры 1953 года, его давно уже не было в живых, как и многих других участников карпатской трагедии. Я лично не могу представить себе, чтобы Петр Петрович поддерживал дружеские отношения и ласково называл Анютой человека, который убил любимого им комиссара. Да и к тому же еще (самое главное!) продолжал, пусть и в сложном рисунке, но в положительных красках, выводить свою радистку Анюту Маленькую на страницах переиздания книги «Люди с чистой совестью» в 1951 году. Все это противоречит здравому смыслу, и поверить в это невозможно.
Несомненным является лишь один факт. Среди уцелевших партизан Анна Лаврухина (Туркина) вместе с парторгом Я.Паниным были последними, кто находился рядом с комиссаром Рудневым и видел его в живых. Поэтому Вершигора об этом неоднократно ее и расспрашивал…
Все же остальное действительно, скорей всего, издержки произвольной перелицовки давних высказываний и скороспелого искажения фактов, которыми нередко сопровождается погоня за сенсациями. Газетные «утки» нередко бродят где-то рядом с истиной, но от этого истиной не становятся.
Был ли комиссар Руднев предательски убит в последнем бою или вынужденно покончил с собой? То или другое в настоящий момент с полной уверенностью утверждать нельзя.
Авторы, на основе архивных расследований пришедшие к выводу, что НКВД в данном случае ни при чем, возможно, спешат. Но даже если и нет, то и они не могут, разумеется, отрицать главного. Как показывает поведение первых же послевоенных лет таких близких к секретным службам людей, как Сыромолотный или Я.Панин, и благожелательная к ним дипломатическая увертливость командира соединения, комиссар находился на глубокой «засечке» за тактику своего поведения в Карпатском рейде, и полные квиты с бывшим «врагом народа», будь он жив, вероятно бы, еще последовали.
Впрочем, неких «открытий» в этом направлении, надо полагать, не исключают и сами авторы. «История рано или поздно, — пишут они, — расставит все по своим местам. — Сейчас же с документальной достоверностью мы можем утверждать о том, что сотрудники НКВД, находившиеся в партизанском соединении С.А.Ковпака, не могли быть причастны к гибели С.В.Руднева. Будем надеяться, уже в недалеком будущем появятся исследования, которые в полной мере осветят последние минуты жизни человека, ставшего настоящим героем в нелегкий час испытаний своего народа».
Но именно это во всей непредвзятой жизненной сложности и старался выяснить и запечатлеть автор книги «Люди с чистой совестью». Многого, конечно, Вершигора не мог знать или же не мог сделать и написать по условиям эпохи. Другого исполнить просто не успел. Не хватило жизненного времени.
Но одно можно утверждать четко. Первая редакция лауреатской книги «Люди с чистой совестью» прошла через долгий и мучительный строй тогдашних идеологических шпицрутенов. Длилось это почти три года. Отстаивая жизненную правду, писатель боролся и сопротивлялся как мог. В результате книга стала «более правильной» с партийной точки зрения, а некоторые вещи, по выражению западногерманского исследователя Вольфганга Казака, приобрели даже «прямо противоположный смысл». Но были позиции, где Вершигора был тверд и несгибаем. Фигура комиссара Руднева осталась самой сильной, яркой и полнокровной в книге. Зная о высоком градусе закулисной возни и прорывавшихся наверх протуберанцах, Вершигора выразил тем самым свое отношение к образу мыслей и действий своего военного друга.
«Володя, дружище! — сообщал он Зеболову в октябре 1951 года. — Наконец, могу послать тебе на память всю книгу, вышедшую ровно через три года после ее окончания. Это исправленное и дополненное издание много крови и нервов мне стоило. Но хоть с мордой в крови, но все же — победа![….]. Володя! — спрашивает он не без тревоги. — В свободное время посмотри книгу и напиши мне, лучше или хуже она стала. Что-то я и сам не пойму».
Письмо сопровождалось бандеролью. Том — «Люди с чистой совестью. Издание исправленное и дополненное. М., «Советский писатель», 1951. На суперобложке — размашистая надпись крупным знакомым почерком: «Володе Зеболову, человеку с чистой совестью. П.Вершигора. 19.10.51 г. Москва».
Верным другом комиссара была его жена Доминика Даниловна Руднева, которая с младшим сыном жила в Москве. Семен Васильевич ее нежно любил. Автор переиздания книги «Люди с чистой совестью» спешит отчитаться за изображение ее погибшего мужа.
«Рудневой сегодня же высылаю еще раз книгу», — в одном из следующих писем оповещает он В.Зеболова.
* * *
У документалиста П.Вершигоры есть единственный роман с вымышленными персонажами — «Дом родной». Большая по объему книга (500 страниц текста) была задумана в 1950-м, а в журнальной публикации появилась лишь в 1962 году. По существу это книга итогов и раздумий — во имя чего шла война и чего добились победители.
При всем жизнеутверждающем пафосе повествования итог, прямо скажем, почти трагический. Поломанные судьбы, искалеченные души… Враг изгнан, уничтожен, но победа обернулась не тем, о чем мечтали главные герои.
Однажды Володя Зеболов в подробностях рассказал Вершигоре о молодой женщине — односельчанке, которая в годы оккупации родила ребенка от немца. И писатель-партизан, жестко решивший судьбу «запутавшегося человека» — полицая Никифора — и потом фотографировавший расстрелянного в неряшливо отрытой могиле в полтора лопатных штыка глубиной, вдруг загорелся этой историей. Увидел в ней одну из скрещений сюжетных линий будущего романа.
Своего рода логика здесь есть: там был враг, а здесь — жертва…
Из-за яркой талантливой затейницы Зои, подруги школьных лет, соперничали два приятеля — Костя Шамрай и Петр Зуев. Оба ушли на войну. События оборачиваются так, что в пору оккупации приметную красивую девушку ждет не просто угон на подневольную работу в Германию, но солдатский бордель. Чтобы избежать жуткой участи, Зоя выходит замуж за скромного немецкого техника-железнодорожника. Поступок сама оценивает безжалостно: «Я спасла свою честь, продав свою душу… между смертью и позором я выбрала этот третий выход».
Но кто это поймет? И кто посочувствует? Нет третьего пути. Для окружающих она — «немецкая овчарка». И сын ее — щенок от этой овчарки. Людьми правит ненависть и жестокость, рожденные ужасами и лишениями войны. Преодолеть душевные увечья и сердечную слепоту — наследие прошедшего лихолетья — зовет книга вчерашнего партизана.
Все было бы, может, проще и достижимей, когда бы раны войны не усугублялись социальными порядками, правящим режимом, нормами и установками нынешней жизни, пороками и жутью дня текущего. Свидетельством тому — судьбы недавних ветеранов Кости и Петра.
Неприкаянный Костя, вернувшийся с войны инвалидом, с ожесточенной изуродованной душой, вдобавок ко всему терпит несправедливости в «родном доме». Нашлись земляки, которые его оклеветали, состряпали донос, — и вот он уже под арестом, изгой, с черным пятном на биографии. Оплеваны тем самым высшие душевные порывы и поступки его героической юности.
Жертвой произвола становится и главный положительный герой майор Петр Зуев. Он-то уж, кажется, воплощает в себе все мыслимые достоинства и добродетели. Участник штурма рейхстага, обладатель анкеты без сучка и задоринки, герой войны и энтузиаст мирной жизни. В Подвышкове на посту военкома Зуев возглавляет самые смелые инициативы по восстановлению родной округи, обеспечению хозяйств тракторами, подъему агротехники и животноводства. «В нем, — замечает романист, — говорил солдат, который, вернувшись в дом родной, хочет во всем навести порядок».
Однако же и такой человек, видимо, слишком хорош для нынешних порядков и здешних установлений. Он не только не в состоянии облегчить участь оклеветанного друга. Но и сам с помощью покровителей из обкома партии еле уносит ноги из родных мест (уезжает в иногороднюю аспирантуру), чтобы укрыться от сгустившихся над головой туч.
Сквозь такие сюжетные повороты отдаленно просвечивают некоторые болезненные узлы послевоенной биографии самого Петра Петровича и близкого его окружения, в том числе В.А.Зеболова.
В условиях сталинского режима самые рьяные вчерашние защитники родины из-за своей гражданской активности легко обращаются в «лишних людей». И пусть освобождение от догматических канонов и казарменного духа прописано в романе иногда кустарно, а подчас даже примитивно, реальные жизненные проблемы там поставлены.
Этим «Дом родной» П.Вершигоры отличается от беллетристической популяции советских романов и фильмов на темы о счастливом безоблачном «возращении» и переходе к мирной жизни, вроде «Счастья» П.Павленко, «От всего сердца» Е.Мальцева, «Кавалера Золотой звезды» и прочей бабаевщины типа «Кубанских казаков», запущенных в оборот, правда, значительно раньше.
