Митрополит Ювеналий как-то спросил отца Александра, почему он, человек известный и популярный, не выставил своей кандидатуры в народные депутаты: «Владыка! — ответил он ему, — Когда нам заниматься политикой? Сегодня мы имеем возможность день и ночь проповедовать Слово Божие, и я полностью отдал себя этому».[251]
В июне Борис Ельцин демонстративно вышел из коммунистической партии, авторитет которой все падал. Однако, категория тоскующих о прошлом, наверное, думала о реванше — возможно, осеннем.
В мае скончался патриарх Пимен. Был созван Собор русской православной Церкви для избрания нового патриарха, и если он проводился не в тех принципах, что и Собор 1917–1918 годов, духу которого призывали следовать некоторые из числа мирян и духовенства, то, по крайней мере выборы шли при тайном голосовании, в отличие от предыдущих Соборов 1943, 1945 и 1971 годов. Избран был митрополит Ленинградский Алексий. В интервью, данном испанской журналистке за четыре дня до смерти, отец Александр, обрисовав в общих чертах, без всякой снисходительности, картину состояния православной Церкви, опять подчеркнул, что иной альтернативы нет, как оставаться в недрах Московской патриархии.[252] Накануне смерти он говорил одной своей духовной дочери: «Никому не верьте, кто будет говорить, что наша Церковь не свята. О том, что Церкви конец, сокрушались еще в IV веке. Церковь жива не нами, грешными, а Господом нашим Иисусом Христом. А Он всегда здесь с нами в Своей Церкви. Здесь — продолжение воплощения Иисуса Христа в истории, здесь его Царство».[253]
Весной и летом 1990 г. надежда общества на то, чтобы жить и действовать вне опеки партии и государства, возросла. То, что называлось «неформальным движением», подучило новый вздет. Создавались новые политические партии, разные благотворительные ассоциации, независимые журналы. Многие из этих проектов не осуществились, но они продолжали плодиться. Христиане также приняли участие в этом порыве.
Для отца Александра настал период напряженнейшей деятельности. С самого начала года он принимал участие вместе с другими православными, католиками и протестантами в создании Библейского общества. Позднее он взялся за основание Православного Университета с вечерней формой занятий. Также он создал общество «Культурное возрождение», преследующее одновременно и образовательную, и гуманитарную цеди. Это общество устраивало конференции, разные встречи. Группа прихожан из Новой Деревни взяла на себя опеку над тяжелобольными детьми в Детской Республиканской клинической больнице в Москве. Сам отец Александр бывал в этой больнице, беседовал с детьми, утешал родителей.
В Новой Деревне, где он, наконец, был назначен настоятелем, он приступил к строительству здания, которое согласно его оригинальному плану, должно было одновременно служить и крестильней, и залом для разных приходских дел. Ему не было дано осуществить этот проект. И, наконец, для обучения катехизису деревенских детей, он открыл «воскресную школу». Торжественное начало учебного года состоялось ровно за неделю до того дня, как его убили.
Выступление в Олимпийском комплексе. Пасха 1990 г.По случаю Пасхи 1990 года баптисты собрались в огромном олимпийском стадионе столицы. Для православных подобная форма евангелизации была совершенно непривычной, и Патриархия, когда ей предложили подобное, уклонилась.[254] Но отец Александр вызов принял. Он предстал перед множеством людей в белой рясе и говорил о Тайной Вечере Христа и о последней беседе с апостолами накануне Его страстей.
Одна журналистка даже провела с ним целую серию религиозных передач для детей. Ей понадобилось немало упорства, чтобы это осуществить на русском радио. Он принял участие в нескольких телевизионных передачах, а незадолго до гибели ему предложили вести еженедельные передачи по одному из каналов. Записать успели только четыре, их должны были пускать в начале учебного года. А после его смерти обнаружили, что ленты размагничены… Нужно ли думать, что это техническая ошибка? Легко вообразить состояние духа когорты агентов КГБ, годами надзиравшей за ним, провоцировавшей его, пытавшейся его нейтрализовать, а теперь они видят, как он выступает перед аудиториями все более и более многочисленными. Не хватало только регулярных, еженедельных выступлений по телевизору! Поистине, чаша переполнилась — могли они сказать себе…
В мае отец Александр снова за границей — в Германии, куда его пригласили для участия в нескольких конгрессах. Оттуда он ненадолго заехал в Брюссель, чтобы впервые лично встретиться с Ириной Посновой и отцом Антонием Ильцем. Это благодаря им были изданы его книги.
Некоторые из друзей и духовных детей отца Александра считали, что он чересчур много взял на себя, и боялись, как бы он не исчерпал свои физические силы, как бы этот вихрь не увлек его и не истощил его талант. Очень может быть, что подсознательно они несколько ревновали, он стал не так доступен. Но он-то почувствовал, наконец, возможность отдавать себя в полную меру своих сил.
«Не так просто, — писал он одному другу — понять того, кто десятилетиями был посажен на короткую цепь (я не ропщу — и на этой цепи Бог давал возможность что-то сделать)».
«Я всегда таким образом систематически общался с людьми. Изменилось лишь количественное соотношение. Было человек тридцать, а теперь триста и более. Но суть одна. Цели одни. Формы — тоже… Я и не готовлюсь специально, а говорю то, что Бог на душу положит. И, конечно, людям я не могу открывать сразу все, что хочу. Нужны этапы. Но таблица умножения не упраздняет высшей математики. Всему свой час и свой черед. На публике же я, повторяю, не чаще, чем в годы застоя, лишь число слушателей больше».
«Я ведь работаю, как и работал, при большом противном ветре. Это не так удобно, как порой кажется. А сейчас он (особенно со стороны черносотенцев) явно крепчает. Приходится стоять прочно, расставив ноги, чтобы не сдуло. Словом, не тревожься за меня… Я только инструмент, который нужен Ему пока. А там что Бог даст».[255] Казалось, им владела мысль, что ему предоставлена незаменимая возможность передать людям Евангельское Слово, что его время сочтено, и что он не должен терять ни минуты.
«А теперь, подобно сеятелю из притчи, я получил уникальную возможность разбрасывать семена. Да, большая часть из них упадет на каменистую почву, всходов не будет… Но если после моего выступления пробудится хоть несколько человек, пусть даже один, разве это мало? Знаете, такое ощущение, что вскоре все кончится, по крайней мере для меня…»[256]
В последний раз я встретился с отцом Александром в июле 1990 года. Он принимал меня в своем маленьком кабинете и уходил первым — время, как всегда, поджимало. Попрощавшись, он направился к дверям, дважды возвращался, наконец пошел, но в дверях остановился, обернулся, и его лицо озарилось блеском глаз и улыбкой — одновременно доброй и лукавой, он сделал рукой знак победы V и ушел.
Только после его смерти я понял, что это был знак надежды, который надо передать другим. Знак пасхальной победы.
Кстати, именно об этой победе говорил отец Александр за несколько часов перед убийством: «Она началась в ночь Воскресения, и она продолжается, пока стоит мир».
Послесловие ко 1-му изданию (1995)
Новая, а по сути дела первая книга об отце Александре Мене (ибо все, что было написано раньше, это записки о встречах, рассказы о его месте в жизни мемуаристов, отдельные записи и т. п.) написана не русским, а французом и, главное, для французов. Может быть, именно поэтому автор, писавший для людей, не знакомых с тем историческим контекстом, в котором прошла жизнь отца Александра, сумел нарисовать здесь портрет отца протоиерея не просто, а на фоне русской (советской) истории последних 80-ти лет. И это очень важно, ибо практически все без исключения отечественные авторы, когда пишут об отце Александре Мене, стремясь говорить о нем и только о нем, помещают его в какой-то вакуум. Нам, для которых 60-е годы не история, быть может, и не надо рассказывать о брежневской эпохе со всеми ее «прелестями» (с бесконечными вызовами на беседы то в КГБ, то в райвоенкомат, слежкой, ночными телефонными звонками и с другими формами психологического террора), но для тех, кто родился в 70-е годы, это необходимо. Это нужно и для тех, кто родился раньше, но жил тогда не задумываясь о Боге, о вере, о Церкви, и не видел того, что творилось вокруг. Это нужно — и это делает Ив Аман. Он настоящий ученый, об этом говорит каждая страница его книги, но это не просто труд, написанный в кабинете университетского профессора, это личное свидетельство человека, бывшего участником тех событий, о которых рассказывается в его книге. Ив Аман работал несколько лет в Москве, был блестяще знаком со всеми особенностями советской жизни, через него осуществлялась связь отца Александра и многих других с внешним миром, он привозил сюда книги, увозил рукописи, был одним из тех, кто приближал своим самоотверженным трудом падение атеистической эры. Я бы не стал упоминать об этом, если бы автор хотя бы что-то рассказал о себе сам. Но таково особое смирение этого человека, скрывшего свое участие в жизни отца Александра за академическим стилем изложения, что считаю просто необходимым рассказать о его месте в жизни и трудах православных христиан России.
