Среди различных выступлений этого периода в пользу Закона о перемещенных ценностях надо отметить статью консультанта думского Комитета по культуре Э. С. Кузьминой «Политиканство и патриотизм. Нужен Закон о перемещенных ценностях, не ущемляющий интересов России» («Независимая газета», 12.11.96). Проанализировав ситуацию, сложившуюся на том злополучном заседании Совета Федерации, она подробно и очень убедительно, опираясь на детально разработанную правовую и фактологическую базу, опровергла все основные замечания критиков закона. Думается, эта публикация сыграла положительную роль в дальнейших событиях.
Перелом
5 февраля 1997 г. Дума повторно приняла закон, внеся в него ряд поправок в соответствии с замечаниями членов Совета Федерации.
Беспокойство немцев и исполнительной власти достигло максимальных величин. Драматизм ситуации резко усилился. Дело в том, что за протекшие месяцы существенно изменился состав Совета Федерации, а главное — произошло качественное изменение статуса весьма многих его членов, превратившихся из назначенных губернаторов — в выборные. Президент лишился, таким образом, возможности щелкать кнутом дрессировщика, понуждая сенаторов к принятию нужного ему решения. Тем не менее исполнительная власть приняла все доступные ей меры.
Представитель президента А. Слива обходил сенаторов с угрозой лишения президентских милостей в случае «неправильного» голосования.
Правительство обратилось в Совет Федерации с официальным письмом от 11 февраля 1997 г., в котором просило отклонить Закон (подписал письмо верный президенту В. Илюшин). Начальник департамента культуры и информации аппарата правительства И. Шабдурасулов (географ по образованию) выступил по ТВ с критикой в адрес закона. А замминистра культуры М. Швыдкой развернул серию выступлений, в которых называл закон «юридически несостоятельным», способным «повлечь за собой серьезные международные осложнения», «нанести вред престижу государства и процессу переговоров о поиске российских ценностей, вывезенных из России», и т. п. Цена этим заявлениям известна: все они были продиктованы только одним — нежеланием выпустить трофеи из рук Минкульта и сплотившейся за его вывеской клики. Ибо закон, составленный с учетом всех действующих международных и внутренних правовых норм, как раз таки открывает возможности для справедливого и законного решения проблемы с учетом интересов и прав всех участников процесса. Но только — без участия «распорядительной» власти.
Не помогло ни открытое давление, ни демагогические ухищрения. Совет Федерации принял закон с поразительным единодушием: 140 голосов «за», ни одного — «против», один «воздержался».
Такого не ожидал никто. Мы и сами были ошеломлены. Можно только представить себе шок противников закона. Так — ослепительной победой патриотических сил — окончился второй этап битвы за трофеи. Россия в лице абсолютного большинства своих представителей дала отпор наглости победителей «третьей мировой» и их российских приспешников-коллаборационистов.
Значение этого далеко переросло рамки спора о реституциях. Речь пошла теперь уже не столько о национальном достоянии, сколько о национальном достоинстве России. О ее способности защитить себя. Осознать свои интересы. Выявить предателей, размежеваться с ними. Сплотиться. Мобилизоваться.
Оппоненты порой говорят: ну стоит ли из-за каких-то культурных ценностей ломать копья, осложнять отношения с могущественным соседом? Не буду здесь характеризовать трофейные ценности, это многажды проделано мною в других статьях (хотя напомню, что немцы оценивают их в сто миллиардов марок). Скажу о другом.
Что оставалось от Сталинграда после того, как Паулюс со своей армией сдался в плен? Битый кирпич да выжженная земля. Казалось бы: стоило ли из-за этого биться, кровь проливать? Но символическое значение этого клочка непригодной для жилья земли было колоссальным. Именно здесь переломился весь ход войны. Именно отсюда берет начало наше неудержимое наступление, наше освобождение. Именно здесь родилась Великая Победа.
Сегодня, когда наша страна лежит униженная, разгромленная, ограбленная, полуживая, — мы все жадно всматриваемся в ход событий, ищем хоть маленькую площадку, где бы зацепиться, удержаться, чтобы дать какой-то отпор противнику, чтобы сконцентрироваться, собрать рассеянные силы, а потом, глядишь, — и развить наступление. Такой «площадкой», на мой взгляд, стала проблема трофеев.
Недобитому неймется
Третий этап битвы за трофеи стал зримым эпизодом сразу двух незримых войн: 1) русско-немецкой (за культурные ценности) и 2) между исполнительной и законодательной властями России {2}. Провозглашая на словах строительство правового государства, исполнительная власть на деле отнюдь не желает «исполнять», как то ей предписано по определению, волю закона. Наоборот, она установила и стремится закрепить такой произвол, какой и не снился Николаю Второму.
Если всмотреться глубже, то мы увидим и роковую взаимосвязь. «Медаль» конфликта имеет две стороны. С одной — извечное противостояние России и Германии. А с другой — противостояние президента Б. Н. Ельцина со товарищи — и всей России в лице ее лучших выборных представителей (обеих палат Федерального Собрания). К сожалению, именно такое двуединство и определяет собой все развитие «трофейной» драмы. Противно, неприятно об этом говорить, но факт есть факт: амбиции заигравшегося в большую политику президента объективно поставили его в положение немецкого наймита. О том, что он превратился в заложника германской внутриполитической ситуации, мне уже приходилось писать ранее [52].
17 марта 1997 г. президент Ельцин наложил вето на Закон о перемещенных ценностях.
Конечно, он понимал, в каком предстанет свете после такого шага. Ведь до сих пор Ельцин избегал прямых и однозначных публичных высказываний по поводу коллизии с трофеями, предпочитая келейно обсуждать это с Колем и другими заинтересованными лицами. Но ход дела вынуждал либо признать справедливость и разумность закона, чего он сделать не хотел и не мог, либо пойти на открытый конфликт с сенаторами, публично бросив им в лицо обвинение в некомпетентности и глупости. (Не считаться с нижней палатой парламента вошло у него уже просто в привычку.) Мало того, президент не мог не понимать, что, налагая вето, он обнажает и скрытые пружины, двигающие им, открывает всему миру цепи зависимости, привязывающие его к немецким интересам, саморазоблачается до конца. Чего ему, конечно, не хотелось.
Отсюда — попытки сорвать ход обсуждений закона в верхней палате. Так, 18 февраля 1997 г. Егору Строеву было направлено письмо № 31–25/71 от председателя Комитета по конституционному законодательству и судебно-правовым вопросам В. М. Платонова, в котором говорилось, что закон, в соответствии со ст. 106 Конституции РФ, не подлежит обязательному рассмотрению в Совете Федерации. Если бы это было так, то закон можно было бы отправить, минуя СФ, прямо к президенту, а тот под любым предлогом вернул бы его в Думу, и карусель продолжала бы вертеться бесконечно. Пришлось напомнить, что, во-первых, «по окончании Второй мировой войны между СССР (а ныне Россией) и Германией не был заключен мирный договор, поэтому все вопросы мирного сосуществования между этими странами решаются на основании внутренних законов обеих стран и международных договоров. Таким образом, вышеупомянутый закон подпадает под ст. 106 п. „е“ Конституции РФ (вопросы войны и мира), поскольку он способствует правовому урегулированию одного из весьма важных итогов Второй мировой войны в соответствии с международным правом и интересами России. Это означает, что рассмотрение данного закона Советом Федерации обязательно». А во-вторых, «вышеупомянутый закон непосредственно затрагивает судьбу валютных ценностей, находящихся в составе перемещенных ценностей, например, нумизматических коллекций, „золота Трои“ и т. д. Таким образом, закон подпадает под ст. 106 п. „в“ Конституции РФ (валютное регулирование) и, следовательно, является обязательным для рассмотрения Советом Федерации».
Надо сказать, что к этому времени в России уже были предприняты кое-какие меры по созданию гражданского общества. В адрес властных инстанций поступили и стали достоянием гласности обращения в поддержку Закона о перемещенных ценностях, подписанные тысячами наших сограждан, среди которых — знаменитые деятели науки и культуры, лауреаты Ленинских и Государственных премий, Герои Советского Союза, полные кавалеры ордена Славы, Герои Социалистического Труда, выдающиеся военачальники, крупные руководители промышленности, прославленные конструкторы. В этих обращениях, в частности, говорилось: «Культурные ценности, оплаченные кровью десятков миллионов соотечественников, огромными материальными и духовными жертвами нашей страны, стали разменной монетой в руках политиков. Под разговоры о мире и добрососедстве, об общечеловеческих ценностях и общепринятых нормах готовится третье грандиозное ограбление России за последние сто лет. Стыдно сознавать, что такой исход вероятен!», «Мы просим вас, власть предержащих, поставить заслон предательским попыткам чиновников использовать народное достояние как собственный сундук, из которого можно щедрой рукой разбазаривать наследство, политое кровью соотечественников», «Принятие Закона о перемещенных культурных ценностях будет способствовать достоинству нашей страны, упрочению цивилизованных межгосударственных отношений, убедит в способности России отстаивать свои законные интересы даже в столь сложное для нее время», «Предотвратить пересмотр итогов Второй мировой войны — святая обязанность российских политиков!».
