Отдельный зал посвящён XVIII веку в русской живописи – периоду, ориентированному на западные образцы иконописи. А самый большой раздел выставки демонстрирует интерпретации различных священных сюжетов иконописцами XIX – начала ХХ века.
Живописные работы дополнены на выставке образцами русского ювелирного искусства, медного литья, эмали, резьбы по перламутру.
Подготовила Анна НЕФЁДОВА
Теги: культура , искусство
Анна Васильевна. 30-е годы прошлого века
Как каждый нормальный ребёнок я в ту пору ещё не отдавала должное супам. Исключение составляли куриный бульон, кислые щи и гороховый суп с белыми сухариками. Зная о моих предпочтениях, Анна Васильевна всегда готовила то, что мне нравилось, так что один из трёх супов в воскресенье мне был гарантирован.
Квашеная капуста изготавливалась в домашних условиях, иногда в неё добавлялся тмин или свёкла для цвета, иногда она бывала с морковкой или яблоками. Мне больше всего нравились маленькие цельные капустные кочаны. Для кислых щей капуста промывалась холодной водой, отжималась и укладывалась в утятницу. К ней присоединялись мелко нарубленные ранее замоченные белые сухие грибы, и вместе они отправлялись на часик-другой в духовку, а наверху в кастрюле в то же время млел кусочек жирненькой грудинки в компании луковицы, лаврушки, перца горошком и длинноносой морковки. Затем все ингредиенты воссоединялись и ещё минут сорок приятно проводили время на медленном огне. Перед подачей на стол грудинка разбиралась на небольшие кусочки и справедливо распределялась по тарелкам. В щи можно было добавлять сметану или немного горчицы или то и другое вместе, и получалось, по словам Анны Васильевны, "сам бы ел, да деньги надо".
Гороховый суп таил ответ на не совсем детскую загадку «Кто стреляет в пятку, попадает в нос?» и непременно требовал свиных копчёностей, рульки, рёбрышек. Кости с обрезками тамбовского окорока прекрасно подходили на их роль. Перебранный лущёный горох (иногда в его рядах скрывались коварные камушки, покушавшиеся на целостность зубов и аппендикса) тщательно промывался, замачивался на несколько часов и вместе с копчёностями, чёрным перцем, лавровым листом и морковиной развлекался часа полтора в алюминиевой посудине. Чтобы защитить его от пригорания при переходе в тюреобразное состояние, он время от времени помешивался. Ах какие чудесные, румяные, хрустящие, идеально кубические сухарики из свежего белого хлеба сопровождали горохово-свиную похлёбку!
Обед сменялся представлениями, для которых у меня образовался целый гардероб: белое короткое платье для партии снежинки и разнообразные юбки из цветной гофрированной бумаги - для остальных. Меняла я не только костюмы, но и сценические имена, используя для их создания окружающие меня предметы мебели. Выходя из-за дверцы шкафа, я взрослым голосом диктора из телевизора объявляла: «Выступает заслуженная артистка Анна Стулова» (или Шкафова, или Диванова). Иногда я использовала иностранные слова и становилась Мадлен Мерси или Софи Оревуар.
Я мечтала о карьере балерины, но никаких спецданных у меня не обнаружили, и балетная школа заменилась скромными уроками ритмики. Утешением служили частые посещения Большого театра. На моих глазах на балетном небосклоне зажглись яркие звёзды Максимовой и Васильева, Бессмертновой, Семеняки и Лавровского-сына, Тимофеевой и Лиепы[?] Я видела блестящую Плисецкую и подающих большие надежды Годунова, Голикову, Рябинкину. Мне посчастливилось побывать на всех премьерах Григоровича. Я даже застала серую в яблоках лошадь с жестикулирующим главным героем верхом, выводимую под уздцы верным и пузатым Санчо Панса.
Мне кажется, моим близким очень повезло: ведь вместо балета я могла увлечься оперой и мучить их фальшивыми звуками из великих арий, подражая модным тогда Козловскому и Лемешеву.
Если в воскресенье я не попадала на Театральную площадь, то вместе с соседскими девочками ходила гулять во двор, а точнее дворы, потому что их было много, и, подобно сообщающимся сосудам, они позволяли народонаселению перетекать из одного в другой, сокращая путь к метро или магазинам. По большим праздникам, то есть 7 ноября и 1 мая, люди, отвалившись от стола, высыпали во дворы не столько на других посмотреть, сколько себя показать. Среди них непременно отыскивался подвыпивший человек с баяном или гармонью в руках, и начинались песни-пляски.
Разгорячённые спиртным дамы вспоминали своё недавнее деревенское прошлое, образовывали круг и по очереди в нём отплясывали, помахивая платочком и выкрикивая частушки. Мне запомнились две – наверное, потому, что содержали неприличные намёки на что-то не совсем понятное детскому уму:
Я иду по улице,
Сидит петух на курице.
Я кричу ему: «Нахал!» –
А он мне ножкой помахал.
Смысл второй был ещё менее ясен, но вызывал бурное одобрение окружающих:
Я купила колбасу и в карман пол[?]жила,
Что-то эта колбаса меня сильно растревожила.
Каждую зиму к вящему удовольствию детишек во дворе вырастала ледяная горка. Она полировалась до стального блеска съезжавшими с неё попами на картонках или в цигейковых шубках, в утеплённых трениках и в простых, уныло одинаковых тёмных пальтишках. Высшим пилотажем считалось преодоление ледяного спуска стоя, на слегка полусогнутых ногах, и чтобы руки не покидали карманов. На тренировки уходили часы, и заканчивались они частичным оледенением отдельных частей тела и одежды, которая потом долго оттаивала на домашних батареях…
Местный Дом пионеров предлагал зимой свои забавы: небольшой каток с хоккейными воротами, цветные лампочки на дереве, изображавшем новогоднюю ёлку, и к ней в придачу представления со сладкими подарками за рубль. Но самым интересным развлечением был выход на скованную льдом речку Яузу. Разумеется, одни взрослые категорически запрещали это делать, а другие сами катали по ней детей на санках и расчищали снег для бесплатного катка. Всегда ходили слухи, что кто-то провалился под лёд и утонул, но разве безымянный утопленник мог людей остановить? Людей нет, меня – да.
Храбростью я не отличалась и на набережной занимала место наблюдателя. Только один раз, преодолев страх, я вышла на речной лёд, и то только потому, что меня крепко держал за руку сын Анны Васильевны Валентин. Он ушёл на фронт Великой Отечественной шестнадцатилетним мальчишкой, отважно сражался за Родину, сумел выбраться из горящего танка и помочь другим членам экипажа. Я решила, что человек, однажды проявивший такую смелость, не позволит маленькой девочке утонуть ни при каких обстоятельствах, тем более что в тот знаменательный январский день за другую руку меня держал другой сын Анны Васильевны – приёмный. Борис был единокровным братом Валентина, то есть папа общий, а мамы разные. Он тоже прошёл всю войну, а потом стал чемпионом СССР по автогонкам, чем вся семья безмерно гордилась.
Глядя на Бориса и Валентина, невозможно было предположить, что они родственники, настолько они были разные и внешне, и по характеру. Валентин – копия мать, Борис – копия отец, судя по фотографиям. Если про детство Анна Васильевна рассказывала охотно, то про своё первое замужество вспоминала нечасто. Только после её смерти я узнала подробности.
В 1917 году на хуторе, где жила Анна, никто и не знал о победе Великой Октябрьской революции. Старшие братья ушли на фронт Первой мировой, родители старели, всё труднее становилось вести хозяйство, не хватало рабочих рук. Тринадцатилетняя Анна трудилась наравне со взрослыми. Началась Гражданская война. И белые, и красные, грозя расправой, отнимали продукты и лошадей. В конце концов, наступил момент, когда и отдавать было нечего, и есть было нечего. В довершение всех несчастий разразилась эпидемия тифа.
Осиротевшую Анну взяли в работницы на постоялый двор. Фактически девушка попала в рабство – денег не платили, работала за еду и крышу над головой. А тут ещё хозяин стал бросать странные взгляды на крепкую, фигуристую, молоденькую чернобровую казачку. Анна оказалась в безвыходной ситуации, и помощи ждать было не от кого. Но, как говорится, если Бог закрывает дверь, значит, где-то он открывает окно. В один из осенних ненастных вечеров на постоялом дворе остановились двое. Хозяин велел Анне подать им ужин. Девушка принесла похлёбку, графинчик водки. Высокий статный мужчина внимательно её разглядывал, спросил, как звать, откуда родом, давно ли здесь работает. Анна отвечала чуть слышно, боясь хозяйского недовольства. Незнакомец назвался Андреем, сказал, что живёт в Новосибирске и занимается торговлей.
