Разделение труда в музыкальном театре — вполне обычное, дежурное дело. Ничего зазорного в этом нет. Сам великий Леонард Бернстайн пользовался услугами помощников, которые оркестровали ему, например, «Вестсайдскую историю» и другие сочинения…
— Мы подошли к главному вопросу: над чем маэстро сейчас трудится?
— Музыкальный театр — вот моя страсть. Я создал для него около сорока пяти произведений. В музыкальном театре ты демонстрируешь свои возможности в самых разных стилях. Можешь одновременно написать джазовый регтайм и симфоническую музыку в стиле девятнадцатого века плюс электронную музыку двадцать второго столетия… Всем этим я владею и очень люблю сочетать, казалось бы, несочетаемое.
Недавно я написал оперу «Альберт и Жизель». Сюжет понятен — это балет «Жизель» по произведению Теофиля Готье. Великолепный французский писатель сочинил для балета ровно две странички. Содержание простое: встреча, любовь, прощание, расставание… Я нашел эти две странички в сборнике балетных либретто и давно, лет двадцать назад, понял, что это замечательный сюжет. Причем оперный. И тогда решил написать оперу, тем более что появился человек, для которого я работал. Его зовут Николай Басков. Да-да, не удивляйся! Мало кто его по-настоящему знает. В телевизоре он такой шалопай. А я знаю его с одиннадцати лет, с детства. На самом деле он человек со своей внутренней драмой. Хочет быть настоящим оперным певцом и имеет для этого все данные. Так вот однажды Коля мне сказал: «Саша, я хочу, чтобы ты написал для меня оперу». Я ответил: «У меня есть для тебя сюжет. Альберт и Жизель». И Коля сказал: «Давай». Через два-три года понял, почему Баскову так понравилась идея — это о нем. Богатый, красивый, знаменитый и одинокий… «Альберт и Жизель» — одна из лучших моих «музык»: искренняя, романтичная, в духе девятнадцатого века. В Москве уже прошло с успехом одно концертное исполнение. Но Коля хочет сыграть это на большой сцене, и мы ведем сейчас переговоры с несколькими театрами. Думаю, получится.
— А что еще?
— В театральном центре «На Страстном» недавно состоялась премьера мюзикла, который называется «Мышеловка». По Агате Кристи. Спектакль с таким же названием идет в Лондоне — каждый день, не поверишь! — с 1952 года. И всегда полный зал. Замечательная вещь! В мюзикле я использовал ту же самую историю, только мои герои поют и танцуют. Во время расследования — это же увлекательный детектив! — у меня идут дуэты, трио, квартеты… Вплоть до октетов! Там всего восемь героев, и в каком-то месте они поют все вместе. Мюзикл уже шел в Новосибирске, Красноярске, Сыктывкаре… Появился и мой первый продюсерский опыт. Друзья помогли с деньгами, и я их трачу, как считаю нужным. Режиссер — Ирина Хуциева. Это будет антреприза Александра Журбина. В Америке я продюсировал мои спектакли в собственном театре — там я знал, как это делать. Но там капитализм, а здесь — волчий капитализм! Во-первых, все очень дорого. Во-вторых, люди весьма необязательны — ужас!.. Зато у нас участвуют в представлении три большие звезды. Это Анна Большова из «Ленкома», Ирина Линдт из «Таганки», эстрадный певец Алексей Гоман.
И еще я хочу сделать, отталкиваясь от «Мышеловки», первый в России диннер-театр. На Западе такая зрелищная формула отработана, а у нас о ней пока не знают. Не надо путать, скажем, с парижскими «Лидо» и «Мулен Руж». У них это мюзик-холл, варьете: сегодня жонглер, а завтра акробат после певца или фокусника… Нет никакого сквозного сюжета. А у нас целый спектакль! К тому же детектив, тут надо следить за действом: кто преступник, кто убил. Это будет в большом клубе. Садятся за столики в зале у сцены триста — четыреста человек. Перед спектаклем им подают закуску, бокал вина. В антракте их угощают горячим и опять же бокалом вина. И по окончании спектакля — десерт и аперитив... Это будет органичное сочетание вкусной еды, приготовленной именитым поваром, и хорошего спектакля. Если получится, это будет моим очередным прорывом… В конце концов, это прекрасная и необычная форма столь любимых у нас в последнее время корпоративов.
— И как у тебя только на все времени хватает!
— А у меня нет другого выхода, вот и вкалываю. Чтобы писать музыку, мне не нужен инструмент — достаточно лишь листа нотной бумаги. Творческих мук не испытываю. Обычно четко знаю, что и как должно быть. Как правило, ничего не переделываю. Дмитрий Шостакович, просматривая как-то мое произведение молодых лет, сделал несколько рекомендаций. Я среагировал тут же: «Что, переделать?» А он: «Переделаете, успеете, но в следующем сочинении».
Я не скрываю, что люблю и что презираю. Люблю мою работу. Во всех жанрах. Не могу заставить себя не писать серьезную музыку: симфонии, концерты для скрипки с оркестром, для виолончели с оркестром… Знаю порой, что в ящик пишу, но твердо верю, что когда-нибудь это будут играть, будут слушать… А ненавижу, когда приходишь в ресторан, а там горланят во все горло «Владимирский централ». Россию губят две вещи: караоке и кальян.
Светить всегда, светить везде / Парадокс
Светить всегда, светить везде
/ Парадокс
Японские ученые доказали: тело человека источает свет. Тайна ауры раскрыта?
Японские исследователи из Института технологий Тохоку и университета Киото обнаружили и экспериментально доказали уникальное свойство человеческого тела испускать свечение. Это излучение очень слабое: чтобы увидеть его, человеческий глаз должен быть в тысячу раз чувствительнее, чем он есть...
Увидеть свет
До сих пор науке был известен эффект биолюминесценции, которая является слабым, но видимым свечением, замеченным у некоторых живых организмов, например у светлячков или медуз. У них свет выделяется в результате ферментативных реакций. Более того, ученые предполагали, что фактически все живые организмы могут производить чрезвычайно слабое свечение. Это происходит в результате биохимических реакций, а само явление называется биофотонной эмиссией. По некоторым теориям, у любого живого организма эффект биолюминесценции порождается возбужденными молекулами, выделяющими фотоны в результате энергетических процессов.
Прежде проверить гипотезу относительно свечения человека не удавалось — просто не хватало технических возможностей. Не существовало приборов, которые могли бы за относительно короткое время в полной темноте засечь фотоны, испускаемые человеческим телом. Но японцы смогли решить эту проблему, разработав высокочувствительную камеру, способную улавливать свет на уровне отдельных фотонов. Кроме того, для камеры разработали специальную оптическую систему с высокой пропускной способностью.
Разобравшись с техникой, специалисты приступили непосредственно к эксперименту. Для него из множества желающих отобрали пятерых добровольцев — двадцатилетних мужчин без заболеваний кожи. «Одним из основных условий отбора было соблюдение людьми стандартного для нормально работающего человека ритма жизни», — рассказывает Хитоси Окамура, сотрудник отдела биологических систем университета Киото. Все отобранные ложились спать примерно в 23.30, а просыпались в 6.15. Во время самого эксперимента, который длился три дня, добровольцев поставили в довольно жесткие условия. Прием пищи происходил строго по графику — в 12.30 и 18.30. Хотя легкие закуски и холодные напитки они могли потреблять по собственному усмотрению. Днем добровольцы находились в комнате при освещении в 400 люкс (соответствует освещенности при восходе или закате в ясный день). Им не позволялось пользоваться косметикой.
Фотонная съемка проводилась с жестким соблюдением регламента. Каждые три часа с 10 утра до 10 вечера добровольцев раздевали по пояс, протирали тело теплой водой и приглашали в абсолютно темную комнату. В ней они усаживались в удобное кресло, и их оставляли в покое на 15 минут для адаптации к полному мраку. В это время с них, чтобы замерить температуру поверхности тела, при помощи инфракрасной камеры снимали термографию. После этого производился собственно замер биофотонной эмиссии, который длился в течение 20 минут. Все это время в комнате звучала спокойная музыка, но спать добровольцам не разрешалось. Затем им снова делали термографию. Также каждый раз во время захода в темную комнату добровольцы сдавали на анализ слюну для того, чтобы ученые могли измерить уровень гормона кортизола, который является биомаркером эндогенных циркадных ритмов — «внутренних часов» организма.
Однако это была лишь практическая часть эксперимента. После съемок всех пяти добровольцев специалистам предстояло обработать полученные данные.
