О доброте, о вдохновенье вольном,
О всём, что с детства здесь досталось мне.
Любовью под созвездьем Бережницы
Меня обнимет утренний покой.
Бросают звёзды серебро
В криницы,
И я ловлю счастливою рукой.
...Путями памяти на этот берег
Вернусь не раз, тоскуя и любя
Своею благодарностью и верой...
Моя ты Нарочь, кто я
Без тебя?!
Янка Купала на Нарочи
Волны роз и поэзии тайна...
Ночь купальская мир укрывала,
И казалось, что вовсе случайно
Шёл вдоль берега Янка Купала.
Перешёпт камыша за шагами,
Тени смутных огнищ в нём вздыхали,
И преданья как будто бы сами
В каждом шорохе вдруг возникали.
Ночь легко полнолуния светом
Торный путь рыбакам освещала.
Шёл к поэме по вечным приметам,
Вдохновляясь простором, Купала.
Видел он, как склоняются сосны
К бездне, даже для гула дырявой,
Как взметнулись тревожные кроны
И поэзию сделали явной.
Песню давнюю голосом слёзным
Бережница во тьме запевала.
Загорались над чувствами звёзды,
И счастливым был Янка Купала.
Исповедь
Прыткий, распахнутый ветер
В лунную даль позовёт.
Тихим кочевником вечер
Бродит под каплями звёзд.
Мокрыми окнами хата
Смотрит в осенний садок.
Мысли, витая крылато,
Станут дыханием строк.
Ночь мне диктует:
– Пиши
Исповедь тайны души!
Небо, за мной наблюдая,
Тоже как будто прочтёт, –
Видимо, не одобряя,
Тенью окна зачеркнёт.
Душа поэта
Не вернуть солнцеокого лета,
Не забыть тополиных аллей,
А душа молодого поэта
Очарована пением фей.
Время смотрится в даль вековую
Вновь глазами обиженных звёзд,
А слова мои радость милует –
Растревожила душу до слёз.
Бродят тени забытого лета,
Ветер прячет себя в камышах,
А душа молодого поэта
Певчей птицей парит в небесах.
Бережница
Ты, богиня озёр, Бережница,
В бездне вечной, в густой тиши
Спрячь беду, помоги же сбыться
Сокровению души.
Бережница, химера поэта,
Насладиться любовью дай
И в глубинах земного света
Вдохновением возвышай.
Бережница, моё просветленье,
Ослепляешь красой живой,
Сердца сумрачные сомненья
Хоть немножечко успокой.
Бережница, водица святая,
Жизнестойкая сила твоя
Мне теперь – как волна золотая,
Чтоб очистился я.
Перевод Изяслава КОТЛЯРОВА
Теги: Антон БЕЛЕВИЧ , Рогнед МАЛАХОВСКИЙ
Белорусы Москвы. XVII век / Сост. О.Д. Баженова, Т.В. Белова. - Минск: Белорус. Энцикл. имени П. Бровки, 2014. – 472 с.: ил. – 3000 экз. (Энциклопедия раритетов).
Издательство "Белорусская Энциклопедия имени П. Бровки" в рамках издательской программы Правительства Москвы выпустило книгу-альбом, в которой представлена поистине уникальная коллекция произведений, созданных в Москве в XVII веке белорусскими керамистами, резчиками, золотых и серебряных дел мастерами, оружейниками. Среди ратитетных экспонатов изразцы на главах церквей Теремного дворца и резной деревянный иконостас Архангельского собора в Кремле, убранство Крутицкого теремка и Воскресенского перехода, украшения Донского монастыря и многих других московских храмов.
В результате войны 1654–1667 годов из восточных земель Великого княжества Литовского в Московское государство были вывезены сотни ремесленников, которые совершили настоящую революцию в русском храмовом искусстве. В Москве выходцы из Белой Руси жили в Старопанских слободах у Воронцова поля и на Якиманке, в Литовском подворье на Успенском яру, Литовском посольском дворе в Китай-городе, литовских купеческих дворах на Варварке и Лубянке, в Бронной, Гончарной и Мещанской слободах. Русский историк И.Е. Забелин в 1895 году писал: «В 1668 году[?] украшены хоромы Коломенского дворца резчиками, большей частию поляками или белорусцами, вызванными… из покорённых перед этим… Полоцка, Витебска и Вильны».
Во многом благодаря именно их труду «город сорока сороков» и приобрёл вид, от которого по сей день приходят в восторг чужеземные гости.
Александр КОНСТАНТИНОВ
Теги: Белорусы Москвы. XVII век
Красная роза Элизабет Барретт Браунинг
6 июня в Санкт-Петербурге открывается традиционный фестиваль "Императорские сады России". Тема нынешнего года - «Искусство Английского сада».
Однажды мне всё же удалось проникнуть на так называемое Английское кладбище во Флоренции. Я давно взяла за правило везде и всюду посещать кладбища, рынки и общественные сортиры, ибо, по моему разумению, они лакмусовая бумажка бытовых культурных традиций людей того края, где я оказалась.
Собственно говоря, к флорентийцам Английское кладбище имеет косвенное отношение. В 20-х годах XIX века город продал швейцарской Евангелической церкви небольшой участок земли за крепостной стеной, воздвигнутой давным-давно знаменитым архитектором Арнольфо ди Камбио. На этой земле стали хоронить всех не католиков и не евреев, имевших неосторожность уйти из жизни не на родине, а в главном городе Тосканы. Таким образом, на кладбище оказались люди разных национальностей и конфессий, но больше всего здесь покоится англичан, поэтому оно и называется Английским.
В XIX веке англоязычная община Флоренции была самой многочисленной. Британских выходцев из среднего класса сюда влекли дешевизна проживания и вера в слова поэта Шелли о том, что Италия – «солнечный рай эмигрантов». В этом раю они зимой ужасно мёрзли, а летом страдали от непривычной жары. Однако даже скромные доходы позволяли им чувствовать себя господами, неплохо питаться, иметь достаточное количество прислуги и квадратных метров жилплощади.
Краткое пребывание Флоренции в роли столицы объединённой Италии в конце XIX века сопровождалось мощным строительным бумом. Новые транспортные артерии потребовали сноса старинных домов, дворцов, башен и крепостной стены, защищавшей город от врагов долгих пять веков. В память о шедевре Арнольфо были оставлены все ворота оборонительного каменного сооружения и часть стены на Ольтрарно, и сегодня мы можем представить, что безвозвратно потеряли. Вместо стены появились площади с бессмысленными воротами и неполное бульварное кольцо, внутри которого живёт старый город.
После падения флорентийской стены городские власти приняли мудрое решение не беспокоить кости и души умерших, погребённых на Английском кладбище. Оно превратилось в островок безопасности посреди бурной транспортной реки-бульвара, и ему присвоили адрес – площадь Донателло. Весной по всему периметру острова зацветают нежные сиреневые ирисы. Проезжая мимо кладбища, из окна автомобиля, а ещё лучше автобуса можно разглядеть поднимающуюся вверх аллею, обсаженную кипарисами, а по обе стороны от неё надгробные памятники, как правило, светлого камня или мрамора. Они не такие пышные, как в Пантеоне церкви Санта Кроче, и имена на них не столь великие, но всё здесь дышит покоем. В тишине и безлюдье легко думается о вечности.
Мне очень хотелось побродить по этому мемориальному острову, но моё желание никак не совпадало с временем работы погоста, на что я и пожаловалась Полю Лудка – лучшему консьержу гостиницы Four Seasons. Внимательно меня выслушав, он сказал: «Посмотрим, что я могу для вас сделать, мадам». И тут же стал кому-то звонить. Поговорив недолго по телефону, Поль сообщил, что если у меня сейчас есть время, он готов проводить меня до площади Донателло. «Нас ждёт сестра Джулия, – добавил он. – Она добровольная смотрительница этого места, всё знает и с удовольствием покажет самое интересное».
Противный ноябрьский дождик не мог меня остановить, и уже через четыре минуты мы входили в открытую для нас калитку. Сестра Джулия оказалась приятной немолодой голубоглазой англичанкой, и если бы не головной убор неведомого мне монашеского ордена, то я бы сказала, что передо мной милая добропорядочная британская пожилая дама, но только без аккуратного перманента в стиле «букольки», без маникюра и без скрюченных артритом рук. Несмотря на долгие годы, прожитые в США, Африке и Италии, сестра Джулия сохранила бесподобный оксфордский акцент, настолько чёткий и понятный, что даже безграмотные африканские беженцы, которых она обучает английскому, без труда её понимают.