Она на Центральном своего мужа терроризировала, постоянно вскрикивая: «Ой! Ай! Ноу!», сваленная наповал ценами, все время его за руку хватала, то есть не давала ему руку в карман запускать и деньги доставать — деньжищи! Отговаривая купить! Муж-писатель ее в конце концов послал погулять в другие ряды. А сам купил два кило мяса, из которых оказалось полкило костей мелкораздробленных. Наверное, те, кто деньги принимает, необязательно должны уметь разделывать мясо. А «женщина», в испуге озираясь и шарахаясь от предлагаемых со всех сторон киви и ананасов, и вспомнила свою розовую юность, проведенную на Невском проспекте. Там у Гостиного двора эти молодые люди — ну, может, их папы — тогда не предлагали, а просили: «Дэвушка! Дай познакомиться!» А между собой: «Какой ног! Ты выдэл этот ног?!» «Женщина» в ту пору была еще наглее и менее труслива, и она только сильнее дрыгала этой самой «ног» и устремляла ее дальше по Невскому. Вообще-то она помнила, что и тогда эти люди, то есть их папы, тоже что-то продавали — кажется, мимозу в чемоданах и мандарины. Не сравнишь, конечно, с тем, что вырастили их сыновья! Но и с ценами не сравнишь.
Когда ее муж-писатель уехал из Москвы, «женщина» опять пришла на Центральный — не потому, что. а потому, что кушать хотелось, и рынок был ближе всего к квартире, при переезде с которой «женщину» как раз и обокрали. А переезжать пришлось, ибо с квартиры выгнали якобы за «группен секс». «Женщина», правда, по-немецки не говорила, только на трех языках, но ей объяснили, что выпирают за оргии, которые она якобы устраивала и на которые хозяйку квартиры не приглашала. Вот идиотка! Хозяйка провела полночи без сна за чтением Лимонова, но не публициста, а романиста, автора «Палача». Сами понимаете, какой тут сон, а еще там у персонажа такое же имя, как у «женщины», так что в разуме хозяйки вообще все помутнело, и она, от греха подальше, попросила «женщину» очистить помещение. Ну, а обокрали «женщину» потому, что это и «не удивительно», как сообщила товарищ Корупаева. В милиции, правда, попросили указать, что сама, мол, утеряла. Документы. Про вещи, разумеется, и не говорили. В своем уме?! О краже вещей заявлять. Вее сольный визит на Центральный к «женщине» темнолицые продавцы обращались уже с куда более откровенными предложениями. И в отличие от Блошиного никто не вопил, объявляя о снижении цен. Ни-ни! Ни за какие ваши прекрасные глаза и губы, о которых сказали ей, никто не собирался снижать цен. Ей нужен был букет цветов — так хоть бы один лишний цветочек вложили, нет! Сбежалась целая куча продавцов, темнолицых мужчин, и ни один от своего имени не предложил цветка. Даже самый главный, которого все-все знали, — Алик рыжий, лично упаковавший букет, ничего не предложил «женщине». Он только сделал вид, что хочет что-то дать, и позвал ее к прилавку поближе. Она доверчиво так, знаете ли, приблизилась, а этот рыжий черт взял и чмокнул ее в щеку! Если бы такое произошло при покупке белых штанов на Блошином, она тут же дала бы в смуглую морду негодяю! Не обращая внимания на то, что кругом одни темнолицые люди. Но в Москве она испугалась и почувствовала себя нацменьшинством, как в нью-йоркском сабвее по дороге в Бронкс или в Париже на Барбез-Рошешуар, где самое большое «Тати» и одни арабы, арабы, арабы и русские с поляками, а если и есть армяне, они все за арабов принимаются. Она не дала сдачи обидчику.
Хотя могла таким образом отомстить и за прошлое. В ее первый визит на родину она доверительно разговорилась с шофером такси — армянином. Рассказывала еще ему о своих друзьях армянских, музыкантах из Лос-Анджелеса, о том, как она пела их народные «Царикне» и «Кхарц». Так тот шофер тоже ей никаких поблажек! А наоборот — подставил ее! То есть дал наколку каким-то своим друзьям-жуликам, и у нее все франки и даже рубли из сумочки в ресторане свистнули. О каком братстве можно после этого говорить?! Вы им их национальные песни, а они вас подставляют! Вы им, можно сказать, нравитесь, а они вместо скидки на букет — полторы тысячи заплатила! — в щеку чмокают. А вдруг откроют, что СПИД таки передается через поцелуй? Вы приезжаете хоть и на бывшую, но родину — пусть вам и дали французское гражданство, — вы от этого французом не станете, и вот вы, казалось бы, «у себя дома», а? Цены устанавливают и контролируют иностранцы! Потому что они ведь сами захотели быть иностранцами, чего уж там! И не пущают тех, кто с ценами ниже, чем у них.
«Вот он, суровый закон свободного рынка. Теперь его поистине можно называть черным!» — такие не братские мысли, не гуманные и не соответствующие кодексу прав человека промелькнули у «женщины» на Блошином рынке. Она, правда, была несколько озадачена отсутствием злости на арабов: «Оттого ли это, что я всего лишь натурализованная француженка, то есть, как и они, иностранка? Или это оттого, что торгуют они поношенным барахлом за мизерные цены, а там продуктом люкс за люкс-цены? И куда смотрит Москва?!» Но Москва смотрит в Люксембург, как рассказывала одна деловая и тоже уже иностранная, потому что из Минска, женщина, делающая деньги в Москве и областных городах: «Конвертирую — ив Люксембург! Конвертирую — ив Люксембург!»
С белыми брючками «женщина» возвращалась домой и уже на лестнице увидела соседского мальчика, колупающего со стены штукатурку. Видимо, он все время это делал, потому что в этом месте на лестнице всегда были ошметки краски. «Какой мерзкий черный мальчик!» — подумала «женщина». Потому что он был темнолиц. Да чего уж там, негр он был! С Гаити. И мама его — гаитянка. «А к белому мальчику, помимо мерзкого, какой бы я эпитет добавила?» — «Женщина» не успела додумать, потому что уже пришла домой и стала показывать мужу белые брюки и рассказывать о своих не братских мыслях. Потом она поставила недавно приобретенную пластинку с песней, текст которой приводится в самом начале. И она стала перечислять: «Мухамед Али не мой герой,
Джэсси Джексон тоже нет, Маджик Джонсон тоже нет, Натали Кол тоже нет, но я не могу отказаться от любви к Джэймсу Брауну. Значит, я все-таки не расист».
Вечером в новостях объявили о начавшемся «эффекте Паскуа». В связи с победой правых на выборах министром внутренних дел Франции был вновь, как и в 86-м году, назначен Шарль Паскуа. Это он как раз ввел в существующие уже 12 видов французской полиции новый, используемый против демонстрантов. Отряды полицейских на мотоциклах с большей эффективностью могли преследовать участников протестов и даже в совсем узеньких улочках, нагоняя их и лупя дубинами. Полицейские, видно, были очень рады возвращению Паскуа и в течение первой же недели правых у власти убили «по ошибке» нескольких арабов. «Женщина» негодовала. Арабы тоже. Тем более в Лос-Анджелесе ждали приговора полицейским в деле (по избиению черного) Родни Кинга, и население потихоньку вооружалось. Очереди в оружейные магазины, показанные в новостях, видимо, накаляли страсти в душах темнолицего населения Парижа. И «женщина», сочувствующая им, заключила, что она не только не расистка, но даже и не ксенофоб.
Она никак не могла уснуть и встала ночью покурить, взяв на кухню первую попавшуюся газету бывшей родины. Это ее муж-писатель все время читал их, накаляя в себе страсти. И она стала искать — как же называется это ее качество? И нашла! Такое слово несимпатичное, придуманное каким-то веником. Совковость! То есть — страсть к справедливости. Да-да, именно этому учили в «совке»! Правда, и в Библии об этом говорится. Но так как XXI век еще не настал, а именно он будет спиритуалистическим, заботящимся о духе, ну и о справедливости, как завещал Андре Мальро, «женщина» была впереди своего времени.
Раздел V. Жириновский vs Лимонов
Первое интервью со своим наставником Могутин опубликовал в 1992 году, сам подписался «американский культуролог», а собеседника обозвал «советско-французский национальный герой». Эпиграфом выбрал цитату из героя: «Я явление мощное, и когда мне становится тесно в рамках жанра — я без церемоний перехожу в другой жанр» (Эд. Лимонов). Я отдал под эту беседу полосу первого 8-страничного выпуска «Нового Взгляда», и украшена она было черно-белой фотографией в рост: Лимонов снялся без очков в кителе и шинели, действительно с очень героической миной. Они общались на «Вы». И значительную часть беседы посвятили альянсу Эдуарда с Жириком (© Лимонов).
«Братья по оружию» — «братья по крови»
Я злой, я нервный, я нехороший, я неинтересный. Я много думаю о революции или терроризме и мало думаю о реальности. Нравится ли вам термин «гражданская война»? Мне — очень.
Эд. Лимонов. «Дневник неудачника», Нью-Йорк, 1962
— Эдуард, вы претендуете на роль идеолога отечественной оппозиции?
— Да. Что-то мне удалось сформулировать и раньше других, и лучше, и четче. Но я считаю, что оппозиция не использует мои работы в полной мере, как они того заслуживают. Например, мой «Манифест российского национализма» Фронт национального спасения не использовал по достоинству. Мне не нужны лавры автора, я согласился бы даже на то, чтобы текст этот вообще пошел без моего. участия.
