Справедливости ради отмечу, что в этот период экономическая обстановка усложнилась и во многих странах отмечался еще более низкий рост. Однако все познается в сравнении, и потому важна именно относительная результативность экономики. А в период 1999–2012 гг. средний темп роста по странам еврозоны был ниже, чем у всех вышеперечисленных стран.
Аналогичная ситуация сложилась и с безработицей. В 1980–1998 гг. уровень безработицы в странах еврозоны был высоким, но ниже, чем в Канаде и Великобритании. Зато в период с 1999 по 2012 гг. уровень безработицы в еврозоне резко вырос и обогнал показатели по вышеназванным странам, причем с приличным отрывом.
Можно было бы предположить, что, несмотря на огорчительные макроэкономические результаты в целом, страны еврозоны хотя бы смогли воспользоваться выгодами от существенно возросших объемов взаимной торговли. Должно быть, в силу разного рода причин этих выгод оказалось недостаточно, чтобы компенсировать какие бы то ни было неблагоприятные экономические последствия введения евро. Во всяком случае, фактические данные указывают на иное. После введения евро экспорт из государств еврозоны в третьи страны рос более быстрыми темпами, чем экспорт в другие страны еврозоны. В итоге у стран – членов ЕС четко обозначилась тенденция к снижению доли экспорта в другие страны еврозоны в общем объеме их экспорта, только Ирландия составила исключение. У двух крупнейших экономик еврозоны основной объем экспорта приходится на третьи страны, тогда как в 2009–2012 гг. в Португалии, Испании и Греции отмечалось резкое падение доли экспорта в другие страны еврозоны. Так, экспорт Греции в страны еврозоны в 2012 г. составил всего лишь 30 % от общего экспорта страны.
Тишь да гладь на рынке облигаций
Еврозона продолжала испытывать слабость и на протяжении 2013–2014 гг. Тем не менее под конец 2014 г. при взгляде на рынки облигаций еврозоны сам собой напрашивался вывод, что поводов для тревоги нет никаких. Если в 2012 г. рынки требовали от периферийных стран высокой доходности, то теперь она соскользнула на более низкий уровень. Доходность облигаций почти на всем континенте приблизилась к историческому минимуму, как видно на рис. 4.2, а доходность облигаций периферийных стран не так уж превышала аналогичный показатель стран германского ядра. В самом деле, если вы предоставляете кредит сроком на десять лет итальянскому правительству, то рентабельность будет несколько ниже, чем если бы вы кредитовали правительство США. Так что состояние рынков указывало, что кризис евро миновал, окончательно и бесповоротно.
Имелась только небольшая загвоздка: как явствует из графика на рис. 4.2, рынки облигаций пребывали в состоянии такой же безмятежности и в 2012 г., как раз накануне тех дней, когда разразился экзистенциальный кризис. Дело в том, что финансовые рынки при всей своей изумительной способности оценивать масштаб и значимость событий или обстоятельств, более или менее конкретных и относящихся непосредственно к текущему моменту, никуда не годятся, когда дело касается событий и обстоятельств, сопряженных с неопределенностью и, возможно, ожидаемых в отдаленной перспективе.
Рис. 4.2. Сравнение доходности облигаций периферийных стран и Германии (облигации сроком на 10 лет, доходность в %), 2008–2015 гг. Источник: Bloomberg
Типичная для финансовых рынков реакция на сугубую неопределенность – заведомо убедить себя в каком-либо оптимистическом предположении и, уповая на него, сбросить со счетов саму проблему. Так, в соперничестве за внимание рынка между туманными и, по всей вероятности, отдаленными перспективами развала евро и данными по занятости в несельскохозяйственном секторе США, выходящими в 1:30 пополудни, последние играючи одержат верх.
В конце 2014 г. рынки вполне могли с изрядным оптимизмом взирать на ситуацию, но состояние экономики было плачевным – и в руководящих кругах еврозоны постепенно начали прозревать, насколько же серьезно положение.
Острые проблемы еврозоны впервые со всей ясностью дали о себе знать во время финансового кризиса 2008 г. Тот кризис породил феномен, ныне называемый Великой рецессией, что выразилось в падении объемов производства практически в каждой из стран развитого мира. Тем не менее на исходе 2014 г. в некоторых регионах развитого мира экономика начала восстанавливаться, и довольно неплохо – но только не в еврозоне.
Масштабы экономического бедствия в еврозоне станут ясны и понятны, если сопоставить динамику выпуска продукции за период с начала 2008 г. по конец 2014 г., т. е. с охватом всего кризисного периода, рецессии и последующего восстановления. Итак, с начала 2008 г. и по третий квартал 2014 г. американская экономика выросла на 8,4 %, в то время как аналогичные показатели по Великобритании, Канаде и всему миру в целом составили 3,4, 11,2 и 17,3 % соответственно. По контрасту с этими показателями экономика еврозоны сократилась на 2,2 %. В рамках этой общей картины Германия умудрилась добиться 3 %-ного роста, а Франция – тоже роста, но вдвое меньшего. Соответствующие цифры по Испании, Португалии, Италии и Греции составили минус 6,4; 7,3; 9,5 и 26 %. Катастрофический обвал греческого ВВП по масштабам более или менее сопоставим с тем, что постиг США и Германию в 1930-х гг.
Кстати говоря, довольно любопытны показатели по остальным странам континентальной Европы, не входящим в состав ЕС. За тот же период экономики Норвегии и Швейцарии выросли на 6 и 8 % соответственно. Но если проводить сравнение, действительно изобличающее весь масштаб европейского кризиса, то следует взять за пример Китай. За указанный период всего-то в 6 лет китайская экономика прибавила 70 %. Иными словами, прирост китайского ВВП по грубым прикидкам сравнялся по уровню с ВВП Германии плюс Италии. Да-да, я не ошибся: за 6 лет китайская экономика увеличилась на Германию и Италию вместе взятые.
Вы бы, полагаю, охотно утешились той отрадной мыслью, что своими успехами Китай обязан прежде всего своей исключительности. Отчасти так оно и есть. Сопоставление с другими странами дает не такой ошеломляющий результат, хотя все равно производит изрядное впечатление. За означенный период ВВП Индии возрос на 32 %, а аналогичные показатели по Гонконгу, Корее, Малайзии, Сингапуру и Тайваню составили 20; 22; 36; 29 и 20 % соответственно. Возможно, в Датском королевстве и впрямь что-то неладно, а может быть, и нет, зато определенно просматривается что-то катастрофически неладное в вероятном едином европейском государстве.
Неладное выражается в том, что по-прежнему сохраняют силу тенденции в сторону снижения эффективности экономики, проанализированные в главе 3, и они накладываются на анализируемые в данной главе вопиющие проблемы евро, но только с новыми поворотами, лишь усугубляющими остроту самих проблем. Сначала поговорим о Германии и Франции, затем – о трудностях периферийных экономик, о том, как улучшить состояние международной торговли еврозоны, и об опасностях дефляции. Возможные направления ответной политики мы обсудим в главе 5.
Контраст между Германией и Францией
На протяжении почти всего существования евро экономика Германии чувствовала себя достаточно неплохо. Причиной тому был не сильный внутренний спрос, а, скорее, здоровый рост германского экспорта. Однако в 2014 г. положение изменилось. По германскому экспорту сильно ударил замедлившийся рост Китая (а эта страна представляет собой крупный рынок для производимых Германией тяжелого оборудования и потребительских товаров длительного пользования); кризис в отношениях с Россией, сопровождавшийся введением санкций против России и сползанием ее экономики все ближе и ближе к рецессии; по-прежнему слабая экономика остальных участников еврозоны в сочетании с восстановлением конкурентоспособности ряда периферийных стран. По некоторым оценкам, в 2014 г. рост германской экономики составил порядка 1,5 %, что превышает показатели роста остальной еврозоны в целом, но все же не дотягивает до международных стандартов.
Во Франции же сложилась любопытная ситуация. В ранние годы евро французская экономика более или менее шла в ногу с германской. Какой из макроэкономических показателей ни возьми, он оказывается очень схожим с соответствующим показателем по Германии: темп роста, безработица, инфляция, государственный бюджет. Даже платежные балансы обеих стран и те имели близкое сходство. У Германии положительное сальдо по текущим счетам было выше, но Франция тоже оставалась в плюсе. Затем, начиная примерно с 2006 г., положение дел стало меняться, поскольку относительная результативность французской экономики начала отставать по всем статьям.
По всей видимости, свою роль в этом сыграли две фундаментальные причины. В Германии проведенные в 2003–2005 гг. реформы рынка, предложенные П. Харцем, по всей видимости, обеспечили положительные сдвиги, что позволило снизить безработицу в стране и сохранять ее на низком уровне. Франция в отличие от Германии не предпринимала вообще никаких реформ. Вторая причина, возможно связанная с первой, в том, что германские компании необычайно преуспевали в деле неуклонного сокращения затрат, чем обеспечивали себе выигрыш в конкурентоспособности.