Один демонстрант убит и около двухсот ранены – это разрушило все, чего Берлускони надеялся добиться на саммите.
“Все шло так хорошо, – вспоминает он. – Я принимал саммит, и мы ужинали с самыми влиятельными мировыми лидерами, справа от меня Джордж Буш общался с Владимиром Путиным. Но, конечно, смерть молодого человека – это общечеловеческая трагедия. Хотя позднее и было доказано, что стрелявший полицейский действовал в целях самообороны. И разумеется, каждый лидер подошел ко мне и выразил свое сочувствие, больше всех мне сопереживал президент Буш-младший”.
Саммит в Генуе продлился два выходных дня, а затем американский президент и его жена Лора полетели в Рим с коротким государственным визитом, во время которого им также предстояло встретиться с папой римским. Берлускони принял чету Бушей на барочной вилле XVII века, где им подали роскошный итальянский обед и местные вина. Одним из блюд были макароны в цветах итальянского флага – красные, белые и зеленые. Два лидера достигли согласия практически по всем вопросам. Они долго гуляли по садам виллы Дория Памфили и едва не заблудились в зеленом лабиринте. Это необычное маленькое приключение не значилось в повестке дня ни американского президента, ни итальянского премьера. Казалось, им по-настоящему нравилось проводить время вместе. Во Франции и в Германии Буша принимали холодно, зато в Сильвио Берлускони он нашел верного союзника.
Премьер-миллиардер с самого начала относился к коммунистам враждебно. Возглавив правительство, он выбрал открыто проамериканский курс, чем настроил против себя практически все левые партии. Половина итальянцев ненавидела Берлускони, а другая половина обожала. Он выставлял напоказ свою дружбу с ненавистным Бушем, что давало левым еще больше поводов его не любить. Берлускони это ни капли не беспокоило.
“Я объяснил Джорджу, за что люблю Америку и почему считаю ее величайшей демократией в мире, – сияя от гордости, вспоминает Берлускони. – Я сказал ему, что все итальянцы должны быть благодарны Америке, потому что именно американские солдаты освободили Италию во время Второй мировой войны. Я также признался, что для моего поколения Соединенные Штаты по-прежнему являются маяком свободы. Благодаря американскому плану Маршалла моя страна поднялась из нищеты после войны. Жители разбогатели, итальянская экономика окрепла. Когда мы впервые встретились, я рассказал Бушу ту же историю о своем отце, которую позднее пересказал, выступая на совместном заседании Конгресса. Та история сильно повлияла на мое мировоззрение”.
Берлускони для усиления эффекта делает паузу.
“Когда я окончил школу, отец свозил меня на американское кладбище в Анцио. Он сказал мне прочесть даты жизни на могилах американских солдат”.
Берлускони указывает пальцем на что-то в воздухе. Он явно видит перед собой отца и кладбище. Активно жестикулируя, он воспроизводит всю сцену.
“Мы смотрели на надгробия. Многие из похороненных на том кладбище были практически детьми, им было по 22, 23, 24 года. Отец показал на могилы и сказал: «Эти дети пересекли океан, прилетели из далекой-далекой демократической страны, и отдали свои жизни за твою свободу. Я хочу, чтобы ты прямо сейчас выразил им вечную благодарность, им, их демократии и их стране». Он заставил меня поклясться на могилах американских солдат, что я никогда не забуду их жертву. И я никогда этого не сделаю”.
Берлускони вновь прикладывает руку к глазам. Циник бы сказал, что итальянский премьер лучше всех в мире овладел системой Станиславского, выучил и многократно повторил одну и ту же историю. Однако в данном случае кажется, что он говорит от чистого сердца и с неподдельной искренностью.
Берлускони делает паузу. Он смотрит на ухоженный газон, берет себя в руки, а затем показывает на свою виллу.
“Когда пришли известия о теракте 11 сентября, я был здесь. В сентябре 2001 года, в тот самый день я был здесь, в Аркоре, – говорит он, глядя на особняк. – У меня была встреча с помощниками, и вдруг они начали кричать, чтобы я включил телевизор”.
События 11 сентября сблизили Берлускони и Буша еще сильнее. Летом они вместе прошли боевое крещение на кровопролитных европейских саммитах, однако атака на Всемирный торговый центр заметно укрепила их дружбу.
“Я включил телевизор и не поверил собственным глазам, – вспоминает Берлускони. – Мне казалось, я смотрел какой-то фильм-катастрофу. Это было просто невероятно, невообразимо. Прежде чем позвонить президенту Бушу, я подождал несколько часов. Помню, как подумал, что волшебные чары рассеялись. До того момента я действительно верил, что мы живем в мирное время, а потом как будто была попрана невинность нашей цивилизации. Все развивалось в правильном направлении, мир прогрессировал, экономика росла. Но мы были совершенно не готовы противостоять этой новой силе – международному терроризму, который представлял угрозу для западных демократий. После тех ужасных терактов последовало и все остальное: война в Афганистане, война в Ираке, борьба с «Аль-Каидой», появление ИГИЛа. Все это началось после 11 сентября. В тот день мировая история изменилась навсегда”.
Берлускони вновь делает паузу. Он секунду смотрит на свои руки, а затем рассказывает, что после тех событий он начал часто общаться с Бушем-младшим и Тони Блэром.
“Мы постоянно обсуждали происходящее, просто беспрерывно. Одна за одной приходили плохие новости, и мы регулярно связывались друг с другом, я и президент Буш или я и Тони Блэр, иногда один из них рассказывал мне о действиях другого. Мы много общались и координировали наши шаги. В конце концов, это была самая серьезная проблема, проблема из проблем, и все мы на некоторое время отложили вопросы внутренней политики в дальний ящик. Это был вызов для всего человечества, не только для Запада. Мы вели долгие дискуссии о том, как бороться с терроризмом. По одному из вопросов наши мнения сильно разошлись. Это касалось решения США начать войну в Ираке”.
В январе 2003 года, спустя шестнадцать месяцев после атаки на Всемирный торговый центр, барабаны войны звучали особенно громко. В начале февраля незадачливый Колин Пауэлл выступил в Совете Безопасности ООН и показал стеклянный пузырек, якобы содержащий чайную ложку сибирской язвы. Стало понятно, что президент США собирался воевать с Саддамом Хусейном.
“Честно говоря, я забеспокоился, и довольно сильно, – признается Берлускони. – Я хотел попробовать переубедить Буша и найти альтернативу вторжению в Ирак. Я искал место, куда можно было бы сослать Саддама и избежать войны. Так, я связался с Каддафи и постарался уговорить его вывезти Саддама в Ливию. В конце 2002 и начале 2003 года мы обсуждали этот вопрос не менее пяти раз, и Каддафи практически согласился принять Саддама”.
Встреча Берлускони и Буша в Белом доме была запланирована на 30 января. В течение нескольких недель до визита в Вашингтон Берлускони судорожно пытался все уладить, показывая чудеса телефонной дипломатии.
“Для Берлускони это было сумасшедшее время, он несколько раз общался с Каддафи, – вспоминает один из его ближайших помощников. – Буш был согласен сослать Хусейна, если это гарантировало смену режима в Ираке, однако не верил, что нам удастся все провернуть. К тому же Каддафи был неуправляемым и непредсказуемым человеком. Он мог позвонить Берлускони посреди ночи, а мы должны были извернуться и быстро найти переводчика. В итоге мы говорили Каддафи, что сами ему перезвоним. Безумное было время”.
Сильвио Берлускони готовился к визиту в Вашингтон и давил на Муаммара Каддафи, чтобы тот принял Саддама Хусейна в Ливии, а в это время Тони Блэр снискал себе славу благого вестника между Белым домом и континентальной Европой, поскольку постоянно летал через Атлантику. Большинство европейских лидеров и не собиралось слушать Блэра. Главы Франции и Германии наотрез отказывались санкционировать войну против Саддама Хусейна. Сторону Буша принял правоцентристский премьер-министр Испании Хосе Мария Аснар и лидеры некоторых восточноевропейских стран из числа новых членов НАТО, которые наслаждались своим новым статусом и мечтали присоединиться к Европейскому союзу. И Берлускони. Открыто поддерживая Буша, он ходил по лезвию ножа, так как около 75 % итальянского электората было против вступления Италии в Коалицию доброй воли[6]. К тому же, согласно Конституции, Италия не могла вести наступательные военные действия.
В тот момент итальянская общественность не знала, что Берлускони продолжал отговаривать своего друга Буша-младшего от безрассудной войны.
“Я действительно хотел предотвратить эту войну”, – произнося эти слова, Берлускони пристально смотрит на своего интервьюера, как будто измеряя силу воздействия своих слов.
“Я полетел на встречу с Бушем, чтобы объяснить ему мое видение ситуации вокруг Ирака, – рассказывает Берлускони. – Моя точка зрения была довольно проста. Границы этой страны очень условны. Три этнические группы Ирака издавна конфликтуют между собой. Около 65 % жителей страны неграмотны. В Ираке невозможно построить демократию и избирать правительство на всенародных выборах. Такой стране нужен режим, и желательно, чтобы во главе стоял не диктатор или хотя бы не кровавый диктатор. Ирак и демократия несовместимы, поэтому я старался не допустить войны и поэтому я так настойчиво уговаривал Каддафи принять Саддама. На самом деле Буш был не против моего плана. Он бы согласился его реализовать, будь у нас больше времени”.
