– Я хочу, чтобы ты выметалась отсюда, – сказал я. Предельно ясное описание ситуации.
Эта круглая дурища нагло вломилась в мой дом, надоедала и приставала. Более того, я так и не понял, в чем состояли ее действительные цели.
* * *
Пять дней спустя, около десяти утра через окно кухни я вдруг увидел соседа. Он казался очень возбужденным и выглядел так, будто бежал сюда со всей возможной скоростью. Я вышел наружу и сказал:
– Эй, привет. Пиво будешь?
Он ответил:
– Нет. Не сейчас.
Тут я заметил, что он смотрит на меня почти с ужасом, а припарковался гораздо дальше, чем обычно, да еще и спрятал машину в кустах.
– Они скоро будут здесь, и они обыщут твой дом, – сказал он. Заинтересовавшись, я подошел поближе.
– Эти ублюдки… они сейчас будут тут, они собираются взять тебя с ордером на обыск.
Я ничего не понимал.
– За что, за какое преступление? Ты о чем говоришь-то?
Ночь не принадлежит Мишелобу – ночь принадлежит Хантеру Стоктону Томпсону.
Кертис Уилки, The Boston Globe.
Полуденный рейс в Денвер сегодня припозднился, в аэропорту «Стейплтон Интернейшнл» очередной сеанс безмозглой паники – но шут с ней. Большинство из пассажиров – замороченные, загнанные коммерсанты и служащие, в своих синих костюмах и белых галстуках, судорожно изучающие ксерокопии квартальных отчетов.
Через проход от меня – помятый мужичок с портфелем, похожий на Вилли Ломэна, осевший в своем кресле, как два мешка каменной соли, и посасывающий диетическую колу. Читает экономический раздел «USA Today».
Передо мною – двое вертлявых подростков с уокмэнами. К плейерам прилагаются встроенные микрофоны, так что они могут общаться друг с другом при помощи наушников. Они подняли разделяющий их подлокотник, бесстыдно обнимаются и что-то высказывают стюардессе по поводу опоздания рейса… Аэропорт Сан-Франциско закрыт из-за нелетной погоды, так что нам предстоит долгое ожидание, во время которого они продинамят все свои важные деловые встречи.
Что же теперь? Нынче мы все стали бизнесменами. Рэй Стивенс говорил об этом еще двадцать лет назад: «Позаботься о своих делах, мистер Бизнесмен».
* * *
Звонок прозвенел для меня прошлой ночью, 13 часов назад, чтобы быть точным, и вот я уже развалился на двух местах бизнес-класса, как потерянный белый медведь на солнышке. Рейс UAL 70 несет меня из Денвера в Сан-Франциско, и мой бизнес существенно отличается от общеамериканского бесстыдного надувательства, которым, как мне кажется, одержимы большинство здесь присутствующих, включая моего славного бизнесмена, который сидит через проход.
В бескрайних дружелюбных небесах Америки нет места грубому сексу, амил-нитриту и двухсторонним греческим дилдо.
Некоторые люди продают автозапчасти, другие торгуют мясом, третьи занимаются элитным персоналом. У меня нет ничего общего с этими людьми.
Я – делец секс-бизнеса, который приносит $10 миллионов в год, и я лечу в Сан-Франциско, чтобы бросить вызов всей верхушке города – мэру, прокурору и главе полицейского департамента.
(И снова оказаться в СФ – стране прекрасных зеленых холмов и просоленных белых домиков за холмом Беркли…)
Братья Митчелл, Джим и Арти, встретят меня у выхода, с ними ждет мой личный дорожный менеджер, Джефф Армстронг, он же – исполнительный вице-президент Кинокомпании Братьев Митчелл.
Эти люди ездят на больших «мерседесах» с открытым верхом, тех самых машинах, которые так любили Йозеф Менгеле и Эд Миз.
Это езда на большой скорости, парни… и некоторым это нравится.
* * *
О-ба. У нас кончается топливо, и мы, того гляди, камнем рухнем на Фресно – начинается паника, кто-то уже наложил в штаны, и мы, пованивая, плавно планируем над городом.
Пилот что-то бормочет в интерком, виня во всем сильный ветер в аэропорту Сан-Франциско. Ерунда. Опять что-то в наземных службах наврали, рутинное обеспечение контроля за воздушным транспортом. Бесплатная демонстрация того, что войдет в обыкновение в ближайшие четыре года.
Пассажиры стонут и ноют, но никто не ожидает, что я выйду во Фресно позвонить по делу. Сержанту пришлось лично открывать мне дверь.
Когда я вернулся на борт с «Chronicle», на меня смотрели уже по-другому – с каким-то овечьим уважением. А некоторые избегали встретиться со мною взглядом.
Наконец бизнесмен по соседству робко осведомился – не мог бы и он переползти в бизнес-секцию?
Почему бы и нет? Мы ведь все теперь бизнесмены. Я на пути в СФ, где собираюсь пристроить на рынок один редкий порнофильм и уже на три часа опоздал на его показ, который должен состояться в штабе братьев Митчеллов на улице «О’Фаррелл». В аэропорту меня ждут водитель, бронированная машина и две жирные шлюхи из Кореи.
* * *
Мы ехали по одной из центральных улиц Сан-Франциско, направляясь к океану, когда заметили эту женщину, переходившую дорогу прямо перед нашей машиной. У меня язык присох к гортани, и из паралича меня вывела Мария, схватившая меня за колено и быстро зашептавшая: «Боже, Хантер, ты посмотри, какая спина!»
Я смотрел. Мы стояли на светофоре, женщина также двигалась в сторону набережной. Мы оба смотрели на нее, даже не моргая, не трогаясь с места, пока какой-то ублюдок сзади не засигналил и не заорал, обозвав меня говнюком. Я просигналил в ответ, изобразив жестами, что у меня поломка и ему придется объезжать нас по соседней полосе.
Как раз в этот момент девушка с прекрасной спиной остановилась, чтобы изучить меню ресторана «Ванесси», а может, для того, чтобы рассмотреть большой стеклянный аквариум, в котором плавали несчастные на вид лобстеры. Превосходно, подумал я. «Ванесси» я знал хорошо, и если эта обладательница лучшей спины в мире собирается вечером ужинать там, то мы составим ей компанию. Тем временем вокруг нас образовался порядочный затор, я просигналил снова, жестом показывая водителям, что не могу двинуться с места.
– Ты, сраный пидор! – прокричал мне хорошо одетый мужчина, проезжая мимо. – Сожри дерьмо и сдохни!
Он поднял стекло и умчался дальше. Остальные водители, посообразительней, быстро разобрались, в чем дело, и бесстрастно объезжали меня, будто кучу строительного мусора, предоставив нам в полном покое рассматривать прекрасную незнакомку. Вот что называется хорошая карма, я так прямо и сказал Марии. Приятное тепло так и разливалось по моему телу.
– Козел ты, – ответила она. – Двигайся уже с места! Она уходит. Переходит Бродвей, все быстрее и быстрее, бежит практически. Боже, Боже, ну и спина!
– Не переживай, – сказал я, наклонившись, чтобы обнять ее покрепче. – Проклятие, крошка, ты чего же это хочешь от этой красотки?
– Пока ничего, – прошипела она. – Я просто хочу смотреть на нее.
Разумеется. Это случилось в среду, прямо перед закатом. Солнце все еще ярко сияло, по заливу гуляли невысокие волны. Мы по милости небес оказались свободны от встреч, ранее достигнутых договоренностей и профессиональных обязанностей. Впереди расстилалось время, подобное нетронутому холсту. Carpe diem.
* * *
Инцидент с Голдстейном развивался очень быстро, в серый апрельский полдень, всего за несколько дней до начала процесса, и все случилось совершенно внезапно, как раз когда мы ленчевали на Пирсе 23. До этого мы спокойно перенесли истерию, сопровождавшую «мировую премьеру» «Точки Графенберга», – в самом деле, ничего страшного не произошло. Никаких тебе скандалов, никаких арестов, ни личных трагедий, ни профессиональных. Пару раз я потерял терпение на публике, пару раз нагрубил местной прессе, но это же такая ерунда. Это не моя работа – нравиться всем и каждому. Моя работа – это работа Ночного Менеджера в самом одиозном порнокинотеатре Америки, и моя обязанность – проследить, чтобы он продолжал работать. Возможно, кому-то обязанности, которые я взял на себя, покажутся странными, но я их все-таки взял, и теперь их надо выполнять, а иначе как бы нам всем не оказаться в тюрьме.
Братья Митчеллы, без сомнения, отправились бы туда прямиком, кинотеатр опечатали бы и распродали бы все оборудование, чтобы рассчитаться со штрафами и оплатить судебные издержки. Адвокаты нарисовали нам безрадостную картину, полную тотального позора и отчаяния, включающую, помимо прочего, увольнение всех сотрудников, не исключая и меня. Нас прижали к стене, утверждали они; Мэр Дайана Файнштейн, теперь сенатор, разъярилась не на шутку и не собиралась идти на компромисс. Она предпринимала попытки закрыть «О’Фаррелл» все десять лет, что крутилась в политике, и теперь наконец все, начиная с Эда Миза и Бога и заканчивая «Вооруженными Феминистками» с президентом США, встали на ее сторону. Дело швах, говорили нам. Больше никаких танцев-обжиманцев в Сан-Франциско, и даже думать нечего об автобусах, набитых японцами под завязку.