дежурный комендант стрелял в затылок.
С правой, еще теплой, поджатой ноги снимали обувь и на большой палец бечевкой приматывали фанерную бирку с номером, намалеванным чернильным карандашом – имя больше не требовалось.
В Тюмени исчезла улица Зиновьева (до 1922-го 1-я Монастырская). Вернее, улица осталась, лишь сменила в очередной раз название на Димитрова, нового руководителя Коминтерна, будущего генерального секретаря ЦК Болгарской коммунистической партии и председателя Совета министров НРБ (умер в 1949 г.). Сейчас на этой улице, примыкающей к Коммунистической (бывшая Большая Монастырская), мирно соседствуют православная духовная школа Тюменско-Тобольской епархии и церковь Христа «адвентистов седьмого дня», и на этот пример толерантности идей, теорий и течений мудро взирает от стен Свято-Троицкого монастыря сибирский епископ, миссионер и просветитель Филофей Лещинский.
В октябре 1937 года Димитров и секретарь ЦККИ Мануильский обратились в ЦК ВКП(б) за помощью: исполком парализован из-за того, что органами НКВД выявлен ряд врагов народа и вскрыта разветвленная шпионская организация в аппарате Коминтерна. Нужны кадры...
Обескровив Коминтерн, Сталин, не отказываясь от идеи советизации всей планеты, сделал ставку на сугубо тоталитарные методы влияния в международных и коммунистических делах. Тайные сговоры, усиление агентурного влияния в стране и за рубежом, инициирование нужных процессов в государствах с антиимпериалистическими настроениями стали методами «революционных» действий Сталина.
Когда в 1936 году американский издатель Говард задал ему вопрос: «Оставил ли Советский Союз свои планы и намерения произвести мировую революцию?», Сталин ответил: «Таких планов и намерений у нас никогда не было». Заявлено это было без тени смущения: ложь являлась его союзником.
Через три года, 7 сентября 1939-го, когда прошла неделя после нападения гитлеровской Германии на Польшу и началась Вторая мировая война, Сталин сказал Димитрову: «Война идет между двумя группами капиталистических стран за передел мира, за господство над миром! Мы не прочь, чтобы они подрались хорошенько и ослабили друг друга... Неплохо было бы, если в результате разгрома Польши мы распространим социалистическую систему на новые территории и население».
Несколько раньше, 23 августа, между Германией и Советским Союзом был подписан печально знаменитый договор о ненападении, вошедший в историю как пакт Риббентропа-Молотова. Секретные протоколы к этому пакту и последующему советско-германскому договору о дружбе и границе стали одним из самых тщательно охраняемых тайн советской власти. Ведь само их наличие компрометировало Сталина и Молотова как поджигателей Второй мировой войны наряду с Гитлером и Риббентропом. Правда, секрет удалось сохранять недолго. После разгрома Германии в 1945 г. микрофильм с протоколами был захвачен западными союзниками СССР, а затем опубликован в сборнике «Нацистско-советские отношения». Москва объявила немецкий текст протоколов фальшивкой, но на Западе ей никто не поверил. Тем не менее и после этого советские оригиналы секретных протоколов оставались тайной за семью печатями до начала 90-х годов.
По поводу их содержания бард Александр Городницкий сочинил «Вальс тридцать девятого года»:
Полыхает кремлевское золото, Дует с Волги степной суховей. Вячеслав наш Михайлович Молотов Принимает берлинских друзей. Карта мира меняется наново, Челядь пышный готовит банкет. Риббентроп преподносит Улановой Хризантем необъятный букет. И не знает закройщик из Люблина, Что сукна не кроить ему впредь, Что семья его будет загублена, что в печи ему завтра гореть. И не знают студенты из Таллина И литовский седой садовод, Что сгниют они волею Сталина Посреди туруханских болот. Акт подписан о ненападении – Можно вина в бокалы разлить. Вся Европа сегодня поделена – Завтра Азию будем делить! Смотрят гости на Кобу с опаскою, За стеною ликует народ. Вождь великий сухое шампанское За немецкого фюрера пьет.
Став союзником Германии, Сталин вошел во вкус территориальных приобретений. Осечка вышла только с Финляндией, которая не пожелала отказываться от своей независимости. Тогда применили силу: 30 ноября 1939 года советская авиация бомбила Хельсинки. Войска Ленинградского военного округа перешли границы с Финляндией. Молотов, как нарком иностранных дел, заявил, что действия Красной армии – вынужденный ответ на враждебную политику Финляндии, а цель боевых действий – обеспечить безопасность Ленинграда.
Сразу же появилось сообщение о создании «народного правительства» Финляндии во главе с одним из создателей Финской компартии Отто Куусиненом, который с 1921 года работал в Москве в аппарате Коминтерна.
1 декабря правительство никогда не существовавшей Финляндской Демократической Республики привезли в финский приграничный поселок Териоки, только что занятый советскими войсками (ныне город Земногорск). Отобранные Куусиненом финские коммунисты провели заседание, которое стенографировал сын самого Куусинена по-русски, и призвали финский народ встретить Красную армию как освободительницу.
Председатель исполкома Коминтерна Димитров записал в дневнике, как 21 декабря 1939 года, когда отмечали шестидесятилетие вождя, Сталин откровенно сказал гостям: «В Союзе стало тесновато. Финляндия, Бессарабия, Черновцы нам не помешают».
Превосходство Красной Армии над финнами в живой силе и особенно в технике было многократно. Думали, что Финская кампания будет такой же легкой, как вторжение в Польшу в сентябре 1939 года. Сталин считал, что финны не окажут серьезного сопротивления, и определил продолжительность операции в десять-пятнадцать дней.
Однако отчаянное сопротивление финской армии опрокинуло все планы Сталина. Войну начали, сосредоточив против Финляндии двадцать одну дивизию, а потом довели их число до пятидесяти восьми. Пришлось даже формировать в глубоком тылу добровольческие лыжные эскадроны – в один из них был зачислен студент Харьковского института инженеров железнодорожного транспорта Борис Щербина, будущий первый секретарь Тюменского обкома КПСС. О своем участии в «незнаменитой войне»
