Среди уроков Пурима — месть семьям и детям врагов. В марте 1996 года после серии взрывов в Израиле террористами-камикадзе премьер-министр Израиля отдал приказ взрывать дома погибших террористов, выселять оттуда их семьи.
Буду рад узнать, что в современной иудейской публицистике события Пурима уже не рассматриваются как архетипические. Я буду рад, если мне покажут такие вероучительные иудейские тексты, в которых современникам запрещается подражать героям книги Эсфирь. Пока таких текстов я не встречал — у меня есть право считать, что иудаизмом книга Эсфирь рассматривается как образец для подражания.
И тут приходится напомнить слова В. Шульгина: «Пусть религиозные евреи, празднующие Пурим, не представляют себе реально, что они празднуют; не сознают, что их ежегодный пир происходит на столах, кои попирают человеческие кости, на скатертях, залитых человеческой кровью. Но те еврейские писатели и журналисты, кои вопят об ужасах современных погромов, неужели они не чувствуют потребности хотя бы иногда „на себя оборотиться“? Тонкие вдумчивые психологи, неужели они не понимают, что „кое-что“ оседает и в еврейских душах, и в окружающем евреев мире вследствие тысячелетнего празднования массовых убийств? Их глорификация, воспоминание о прошлых кровавых расправах не переплетается ли под злую руку (а у кого не бывает злых минут!) с модернизированными планами так же расправиться с современными врагами еврейства?.. Злоба, страстная мысль о массовых кровавых расправах со своими врагами неумирающим огнем трепещет над головой евреев. И эта мысль время от времени перекидывается в душу окружающей среды; заражает толщу людей, вокруг евреев живущих и бросает этих людей… на евреев. Мечтая о погромах, евреи магнетическим образом на себя их притягивают. А что евреи о погромах мечтают (не в отношении себя, конечно, а в отношении своих врагов) — это весьма убедительно показали события русской революции»[275]. Аналогичный взгляд был и у знаменитого историка античности В. Зелинского: «В этом великая страшная наука: все гонения на евреев, позорящие историю христианской религии, берут свой источник в Ветхом Завете»[276].
Мы видели, что и поныне по крайней мере некоторые из евреев готовы по образцу Пурима строить свои отношения с «окружающим миром». Как человек из этого мира, окружающего евреев — разве не могу я воспринимать подобного рода долгую и радостную память как угрозу для себя, для моего мира?
Пурим — праздник избиения врагов. А кто такие враги для иудеев? Только ли соплеменники несчастного Амана? По мысли Иосифа Флавия, указ Артаксеркса об уничтожении всех евреев вызвал всенародную радость: «когда этот указ прибыл во все города страны, все очень обрадовались предстоявшей в указанный день резне среди евреев» (Иосиф Флавий. Иудейские древности. Кн. 11, гл. 6,6). В Библии этой подробности нет. Значит, по мысли Иосифа Флавия, таковой а) вообще должна быть нормативная реакция гоев на возможность досадить евреям; б) евреи должны жить и действовать, предполагая именно такую реакцию.
В средневековом «Диспуте Нахманида» иудей толкует псалом «Рече Господь Господу моему седи одесную Мене дондеже положу враги твои к подножию ног Твоих». Иудей соглашается, что речь идет о Мессии. И поясняет: «Бог и будет помогать мессии, доколе положит все народы в подножие ног его, ибо все они враги его — они порабощают его, они отрицают его пришествие и его власть, а некоторые из них создали себе другого мессию»[277]. А уже ближе к нашим временам и местам ребе Элимелех из Лежайска огульно обвинял все не-еврейское человечество: «Народы ненавидят Израиль»[278].
Итак, в истории еврейской мысли есть течение, которое полагает, что все народы — враги евреев. А «все» — значит, и христиане, а отнюдь не только «потомки Амалика» или идолопоклонники. Кстати, оба только что процитированных иудейских автора жили в христианском окружении и тем не менее сказали свои решительно-тоталитарные формулы ненависти.
События Пурима напоминают, кто враг, и как именно надлежит поступать с врагами.
И когда знаешь такие иудейские тексты и традицию такой закосневшей ненависти, то и в пьяном хохоте и грохоте Пурима слышишь нотки, заставляющие похолодеть «посторонних»: а вдруг кто-то из веселящихся на Пуриме решит нанести «превентивный удар» по нам? Мало ли что ему спьяну померещится?
Пока же весьма занятно слушать намеки, которые «посвященные» в тайну Пурима произносят в присутствии людей, которых они считают непосвященными. Например, в 1994 г. в Москве открылся магазин кошерной пищи. Главный «антифашист» Москвы, депутат Московской городской думы Евгений Прошечкин, выступая на церемонии открытия этого магазинчика, «произнес тост за повышение роли торговых предприятий в развитии национально-политических отношений. Кстати, в свое время особую и весьма достойную роль в них сыграли масла, которыми натиралось тело библейской героини Эсфири, жены персидского царя Артаксеркса»[279]. Какой тонкий юмор! Оказывается, вырезать 75 тысяч человек — значит сыграть «достойную роль в развитии национальных отношений»! Поддерживая изящную шутку депутата, журналист продолжает: «Говорят, царь оставил немного для фирмы „Осем“ и для нас с вами». Так что — владельцы и посетители кошерного магазина намерены воспроизвести в России сюжет книги Эсфирь? Кстати, по сообщению этого же журналиста, в меню презентации входило блюдо под именем «уши Амана»…
Поскольку мне приходится часто полемизировать с оккультистами, то не могу не воспользоваться случаем и не указать на ниточку, которая связывает иудейский Пурим и оккультных чаятелей «Эры Водолея».
Здесь выстраивается такая перекличка: у астрологов нынешняя эпоха именуется «эрой Рыб». Она началась около Рождества Христова и заканчивается в самом начале XXI столетия. Рыба — раннехристианский символ (по гречески рыба — ihtis — может быть расшифровано как сочетание первых букв выражения «Иисус Христос Сын Божий, Спаситель»). Поэтому «эпоха Рыб» толкуется оккультистами как время торжества христианства, и, соответственно, магического «невежества», как время, неблагоприятное для «эзотериков». С наступлением же «эры Водолея» связываются надежды на расцвет оккультно-магических способностей. Талмудическая литература солидарна с оккультистами в том, что знак Рыб неблагоприятен для иудеев. Она повествует, что Аман был астрологом, и выбирая время для преследования евреев, он обратился к астрологическим таблицам. «Однако каждый месяц оказывался благоприятным для евреев: так, Нисан был благоприятен для евреев из-за пасхального жертвоприношения; Ияр — из-за малой пасхи, Сиван — потому что в этом месяце была дарована Тора и т. д. Но когда Аман дошел до Адара, то нашел, что он находится под зодиакальным знаком Рыб, и сказал: „Теперь я буду в состоянии поглотить их, подобно рыбам, проглатывающим одна другую“[280]. Этот талмудический рассказ складывается уже в христианскую эпоху, и в сознании его авторов и слушателей в течение веков он явственно ассоциировался с „временем Рыб“, то есть с эпохой господства христиан. Вопроса о влиянии иудаизма на европейский оккультизм я касаться не буду. Но созвучность чувствований и идей все же несомненна. И там, и там есть ассоциация: рыбы-христиане-зло.
Для людей вроде Нахманида и еще один намек на современное противостояние христианам был понятен: в талмудических книгах гворится, что Господь спросил деревья, какое из них желает удостоиться чести, чтобы на нем был повешен враг евреев. Лучше всех ответил терновник: „Я самое негодное дерево, ибо только причиняю боль тем, которые прикасаются ко мне. Этот человек также причинил много боли людям; я поэтому более других подхожу для него“ (Еврейская Энциклопедия. т. 6, стб. 124). Если бы это сказание сложилось в дохристианские времена, оно было бы лишь милой сказкой. Но после Евангелия любое упоминание терновника в религиозном контексте уже не могло не ассоциироваться с терновым венцом Спасителя. Это сказание явно рассчитано на вызов ассоциаций: повешенный Аман — повешенный Назарянин; терновник, казнящий Амана — терновник, мучающий Назарянина. Первое произошло по воле Бога, карающего грешника, — значит, и второе событие надо воспринимать так же…
Так почему же народ, в чьей истории было так много страданий, народ, переживший немало погромов, сам упорно празднует тот погром, который в древности удалось устроить ему самому? Почему же столь очевидные двойные нравственные стандарты позволяют себе иудеи в отношениях с другими народами?[281]
Таится ли корень этого только в том, увы, общечеловеческом, убеждении, что „свое дерьмо не пахнет“? Если да, то остается лишь присоединиться к горячему пожеланию Достоевского: „если высокомерие их, если всегдашняя „скорбная брезгливость“ евреев к русскому племени есть только предубеждение, „исторический нарост“, а не кроется в каких-нибудь гораздо более глубоких тайнах его закона и строя, — то да рассеется все это скорее и да сойдемся мы единым духом, в полном братстве на взаимную помощь и на великое дело служения земле нашей!“ (Достоевский Ф. М. Дневник писателя за 1877 г. Гл. 2,4). Но вдруг дело не только во вполне естественной подслеповатости в отношении своих собственных грехов? Могут ли в многообразном мире человеческих культур существовать другие этические системы, кроме „общечеловеческой“?
