интервью с главным раввином Бухареста, д-ром Шафраном
100
Выразив свою благодарность Михаю I, последнему королю Румынии, который спас жизнь ему и многим другим, Шафран ставил перед своими читателями следующий вопрос: «Оглядываясь назад, в совсем недавнее прошлое, и вспоминая цепи гнета, память о которых еще так свежа, как не думать с глубокой признательностью о наших благодетелях? Мое постоянное общение с Его Превосходительством апостольским нунцием, дуайеном дипломатического корпуса в Бухаресте, и единение наших душ сыграли решающую роль для судеб нашей несчастной общины. В доме высокопоставленного прелата, перед его добрым сердцем, я плакал горючими слезами, как плакал бы отчаявшийся отец, за мою общину, которая лихорадочно билась в тисках между жизнью и смертью. Я не могу забыть наши драматические встречи и сочувствие, которое проявлял на них Его Превосходительство, той осенью, два года назад, когда было принято решение о депортации арестованных в Румынии евреев. После наших встреч Его Превосходительство вмешался и сумел предотвратить непоправимое несчастье»101.
Несколько позднее в газетном интервью, опубликованном 27 сентября 1944 года, Шафран утверждал: «Среди тех, к кому я обратился в поисках защиты для моих соплеменников, был апостольский нунций, который проявил понимание и любезность и через посредничество которого мои усилия увенчались успехом. Один еврейский философ учит нас, что благодарность – это память сердца. Должен сказать, что в том трудном положении, в котором мы оказались, после всех предпринятых мной попыток помочь представителям моего народа, мне ничего не оставалось, кроме как ввериться благосклонности монсеньора апостольского нунция. Во времена большой опасности Его Превосходительство не мог предложить мне встречу, поэтому, пренебрегши всеми правилами протокола, я отправился к нему без приглашения. И впоследствии он всякий раз встречал меня с открытым сердцем и проявлял интерес и сочувствие. Заступничество Его Превосходительства сыграло решающую роль в борьбе с опасностями, которым подвергалось само наше существование. Когда наше положение казалось отчаянным, его чудесное вмешательство избавляло нас от горя.
В течение двух лет, в те ужасные дни, когда уже началась депортация румынских евреев за пределы Румынии и депортированные были обречены на каторжные работы, нас спас высокий нравственный авторитет монсеньора нунция. С Божьей помощью он добился того, чтобы депортации прекратились. Я не забуду трогательные разговоры, которые я вел с Его Превосходительством в те дни. Его слова ободрения сопровождали меня даже после того, как мы расставались».
Далее он в деталях описывает усилия Кассуло. «Его Преосвященство предпринял правовые меры, чтобы облегчить участь евреев, депортированных в Транснистрию: он всегда занимался этим трудным делом во всех мелочах. Он отправился в Транснистрию, посетил концентрационные лагеря и принес людям значительное облегчение. Все время его доброе сердце было занято положением сирот. Он активно пытался вернуть из Транснистрии всех евреев, но особое внимание уделял сиротам, как любящий отец. С глубоким удовлетворением он сообщил, что добился согласия на отправку сирот на Святую Землю! Признаюсь, помощь такой масштабной личности в подобных условиях стала для нас даром Божьим…»102
Кроме того, документы из Исторического архива свидетельствуют о том, что, проводя эту операцию помощи евреям Транснистрии Кассуло получил поддержку своего коллеги из Стамбула, нунция Анджело Ронкалли. В ответ на прямой запрос Ицхака Герцога, главного раввина Иерусалима, об оказании помощи 55 тысячам евреям Транснистрии, Бюро организовало еще одну линию связи между апостольскими нунциями в Бухаресте и Стамбуле103. После частного визита главного раввина в стамбульскую нунциатуру Ронкалли сообщил кардиналу телеграммой следующее: «Судя по всему, можно предпринять благое дело… Румынское правительство могло бы выполнить его немедленно или хотя бы позволить им эвакуироваться»104.
Это подлинные свидетельства того, что в самые мрачные моменты человеческой истории апостольские нунции и посланники Пия XII во всем мире отстаивали добро и боролись со злом. Люди, сумевшие добиться лучших результатов в обретении добра, служили католической Церкви со смирением – Кассуло словно говорит нам об этом сегодня со страниц своего любимого списка цитат и максим: «Нет никого богаче, могущественнее и свободнее, чем тот, кто может забыть себя, бросить все и встать в последние ряды»105. Его действия были подобны каплям дождя, которые раз за разом точат камень, – в местной политике он действовал умело, хитро и «без шума», потому что, как он сам напоминает, «добро не делает шума, а шум не делает добра».
Опатия. Сегодня этот красивый хорватский город на адриатическом побережье – процветающий курорт. Дома XIX века, напоенные ароматом цветов бульвары полны энергии, привнесенной туризмом. Живописная горная цепь Учка, у подножия которой лежит город, испещрена тропами для любителей пеших и велосипедных походов.
Однако в политическую и общественную историю города вписаны и мрачные страницы. После окончания Первой мировой войны значительную часть Хорватии, бывшей провинции Австро-Венгерской империи, аннексировала Италия. Начиная с 1922 года фашистское правительство Муссолини подвергало местное население насильственной итальянизации. Эта беспощадная политика преследовала цель ассимилировать хорватов, лишая их этнического и культурного своеобразия. Хорватское общество подлежало уничтожению ради итальянского. Без знания итальянского невозможно было занять руководящую должность в гражданской администрации, итальянский также был единственным языком обучения в школах. Это был жестокий гнет.
В 1939 году фашизм, погрузивший в насилие остальную Европу, непосредственно затронул аннексированную Италией Опатию: сюда стали прибывать корабли с продрогшими, истощенными, запуганными беженцами.
Среди них были Мария Герда Ференци, ее муж Оскар и их восемнадцатилетняя дочь Манон Гертруда. Австрийская семья еврейского происхождения бежала в поисках спасения, как и тысячи других. Их некогда благополучная жизнь была исковеркана, скудные семейные пожитки помещались в один чемодан. Их сердца, должно быть, были охвачены страхом, раз они решили бежать из Австрии в отчаянной надежде обрести однажды хоть какую-то безопасность.
Досье семьи Ференци, одно из тысяч, хранящихся в Историческом архиве Государственного секретариата, очень подробное. За это нужно поблагодарить Марию Герду, очень образованную женщину, которая регулярно отправляла письма папе и членам Бюро. Официально досье называется «Signora Gerda Maria Ferenczy – Israelita» – «Синьора Герда Мария Ференци – еврейка».
Разумеется, семья Ференци были евреями по происхождению, однако они сами евреями себя не считали. И Мария Герда, и Оскар происходили из семей, усердно исповедовавших католицизм на протяжении по меньшей мере трех поколений. Оба были крещены в католическую веру при рождении, а Мария Герда еще и ходила в начальную католическую школу ордена Богоматери в Сионе, вероятнее всего ту, что находится в Вене. Членов своей семьи она описывала как «католиков из Австрии… обреченных на страдания по той лишь причине, что их предки не были крещены»1.
Однако в те мрачные дни 1939 года нацисты и их расистские эпигоны не утруждали себя выяснением того, какой образ жизни вели поколения семей, во что они верили и как молились. Решая, кого считать достойным звания человека, а кого нет,
