Во всяком случае, с начала 30-х годов Джозеф Кеннеди все больше времени отдает политике. Здесь для него, как и во многом другом, большую роль сыграл случай. Еще давно, вскоре после первой мировой войны, он свел его с молодым помощником морского министра. Звали восходящую вашингтонскую звезду Франклин Д. Рузвельт. Удачливый молодой предприниматель и блестящий молодой политик приглянулись друг другу, и связи их продолжались долгие годы.
И когда в 1932 году набравший силу Франклин Рузвельт вступил в бой за высший государственный пост в стране, Джозеф Кеннеди, отложив в сторону все дела, ринулся в политику, напором и деньгами помогая Рузвельту. Нужно ли удивляться тому, что вскоре после прихода в Белый дом нового президента Джозеф Кеннеди оказывается на государственной службе. Первый его пост в правительстве — председатель вновь учрежденной Комиссии по ценным бумагам и векселям, — мягко выражаясь, не мешал его бизнесу. Затем Кеннеди становится председателем очень важной морской комиссии, а после президентских выборов 1936 года, в которых он вновь играл очень большую роль, Джозеф Кеннеди назначается на особенно в ту пору ответственный пост посла Соединенных Штатов Америки в Лондоне.
То были предгрозовые годы. На Европу уже легла тень Гитлера. Истекала кровью Испания, сапог солдат вермахта растоптал независимость Австрии. У власти в Англии находилось правительство Чемберлена, всячески заискивавшее перед бесноватым фюрером. Считанные месяцы оставались до позорного Мюнхена — этой прелюдии второй мировой войны.
Академик Иван Михайлович Майский, бывший в то время послом СССР в Англии, рассказывал автору этих строк:
— Как только новый американский посол очутился в Лондоне, он сразу же стал «гвоздем великосветского сезона». Прежде всего как отец девятерых детей! Такие вещи среди членов дипломатического корпуса случаются не часто. В течение нескольких месяцев улыбающаяся физиономия американского посла неизменно украшала страницы газет и журналов — то во главе всей семьи, то вместе с сыновьями, которых было четверо, то вместе с дочерьми, которых было пятеро.
Жена Ивана Михайловича — Агния Александровна Майская — добавляет, что, по ее мнению, успеху посольской семьи в большом лондонском свете в немалой степени содействовала супруга посла госпожа Роза Кеннеди. Обычно американки резко выделяются на фоне чопорных и строгих англичанок — посетительниц великосветских гостиных и дипломатических раутов — своими развязными манерами, кричащими туалетами. Госпожа Кеннеди выгодно отличалась от них, говорит Агния Александровна. Спокойная, хорошо воспитанная, безукоризненно одетая, еще красивая и обаятельная, она держалась скромно и просто. Правда, по большей части она избегала великосветской суеты, занятая многочисленным семейством.
Вскоре после прибытия Джозеф Кеннеди нанес визит советскому послу.
— Представляете, ворвался здоровенный, рыжий, с громким голосом, жестикулирует резко, хохочет громко. Оригинальная фигура.
На очень корректного, европейски воспитанного Майского его американский коллега произвел впечатление чрезмерно разговорчивого и несколько несдержанного человека.
— Правда, мне показалось, — говорит Иван Михайлович, что он как-то нарочито играл этакого рубаху-парня и добродушного простака. Его холодные ярко-голубые глаза контрастировали манерам, говорили о том, что он не так прост, как пытался казаться.
Во время первого посещения советского посла Кеннеди говорил, что хотел бы поддерживать с ним постоянный контакт, что, как только разделается с необходимыми визитами и формальностями, приедет для разговора, что называется, по душам. «Я ведь не дипломат, я люблю говорить по-настоящему, а с вами это, кажется, можно».
— Но следующий визит, — рассказывает Майский, — состоялся не скоро. И произошло это отнюдь не случайно...
Накануне выборов 1960 года в американской печати появились статьи, в которых освещалась деятельность Джозефа Кеннеди в бытность его на посту посла в Англии. В этих статьях утверждалось, что он был одним из виднейших участников так называемой «кливденской клики», сыгравшей роковую роль в умиротворении Гитлера. Членом ее был, в частности, Невиль Чемберлен. Корреспондент влиятельной в Америке газеты «Сент-Луис Пост-Диспетч» за две недели до выборов посетил Джозефа Кеннеди в его конторе, расположенной в нью-йоркском небоскребе на Парк-авеню, для того чтобы получить ответ на вопрос, в какой мере эти статьи соответствуют действительности.
Престарелый глава семейства принял корреспондента в своем кабинете, на стене которого висел большой портрет английского короля Георга VI, восседавшего на троне в бытность Кеннеди послом в Лондоне. «Джозеф Кеннеди, — рассказывал впоследствии корреспондент, — произвел впечатление человека, который может мурлыкать, как кот, и почти в то же время наброситься, как тигр. Из-за очков в роговой оправе смотрят глаза, то вспыхивающие от гнева, то ярко блестящие от удовольствия»,
На вопрос журналиста Кеннеди, сразу помрачнев, заявил, что все это делается для того, чтобы помешать его сыну в ходе избирательной кампании. «Я собираюсь дать ответ на всю эту чепуху после выборов», — говорил он, и глаза его сверкали. «Я отвечу на это в подходящее время — позже». Поскольку это «подходящее время» так и не наступило, до истины приходится докапываться самостоятельно.
Где же она, эта истина? Я спросил об этом у И. М. Майского.
— Через несколько дней после капитуляции Франции в июне 1940 года, — рассказывает Иван Михайлович, — Джозеф Кеннеди приехал ко мне в посольство. Он был в состоянии, близком к панике. Сказал, что, по его мнению, Англия бессильна перед Германией, что она безнадежно проиграла войну и что чем скорее она заключит мир с Гитлером, тем будет лучше.
И, как бы желая документально подтвердить свой рассказ о событиях уже более чем четвертьвековой давности, академик Майский достает свой «Дневник посла» того периода и открывает страницу со следующей записью:
«25 июня (1940 г.)
На завтраке у меня был американский посол Кеннеди. На британские перспективы он смотрит очень мрачно. Сомневается, чтобы Англия в одиночку была в состоянии долго продолжать войну, допускает возможность германского вторжения на остров. Считает совершенно неизбежным почти полное разрушение Англии воздушными бомбардировками. США, по мнению Кеннеди, в течение ближайших месяцев будут оказывать всемерную поддержку Англии вооружением, но сами в войну едва ли вступят... Кеннеди ругал британское правительство за то, что в прошлом году оно не захотело прийти к соглашению с СССР»
Впрочем, последние сетования американского посла на британское правительство были вряд ли искренними. И. М. Майский рассказывает, что уже вскоре по прибытии в Англию Кеннеди стал своим человеком в поместье лордов Асторов, которое служило штаб-квартирой английским мюнхеновцам. Роскошное это имение в Кливдене, недалеко от Лондона, было местом, куда в конце каждой недели на уикэнды съезжались самые твердолобые деятели английской буржуазии, сторонники сближения с Гитлером. Здесь регулярно бывали Невиль Чемберлен, лорд Галифакс, Самуэль Хор, редактор «Таймс» Джефри Доусон — мизантроп и ипохондрик, игравший при Чемберлене роль «серого кардинала», и другие вдохновители мюнхенской политики. Душой общества была хозяйка поместья экстравагантная, властная, знавшая, чего она хочет, почитательница фюрера леди Ненси Астор. Этой более чем предприимчивой леди, американке по происхождению, и был обязан посол Вашингтона доступом в узкий кружок руководителей британской политики того времени. Именно она проявила инициативу и повышенную любезность по отношению к соотечественнику, конечно же, не сентиментальную, продиктованную тоской по заокеанской родине, а своекорыстную, на вполне определенной политической подкладке.
— Все эти печальной памяти «герои» недавнего прошлого, — рассказывает Майский, — регулярно встречались в салоне леди Астор, пили, ели, развлекались, обменивались мнениями и намечали планы ближайших действий. Нередко между двумя партиями гольфа решались важнейшие государственные вопросы. Чем ближе надвигалась война, тем активнее становился Кливден. Отсюда шла, наиболее энергичная пропаганда концепции «западной безопасности»; здесь смаковались картины советско-германского взаимоистребления, на осуществление которого делали ставку завсегдатаи Кливдена. Не удивительно, что американский посол запамятовал свое намерение поддерживать постоянный контакт со своим советским коллегой. Куда уж там, леди Астор была дама строгая, не ровен час и разгневаться могла.
Салон вышеозначенной леди имел сильнейшее влияние на назначение министров, на формирование правительств, на определение политической их линии. Так что сетования одного из участников узкого кружка, внутри которого определялась английская политика тех дней, на эту самую политику, высказанные задним числом, вряд ли были искренними и основательными.
