Терпение и труд все перетрут
Эту целину (около 800 гектар) новое хозяйство и взяло у бывших колхозников в аренду. Строго говоря, классический кибуц (да даже и еврейские сельскохозяйственные коммуны, десятками открывавшиеся в СССР в 1920-е годы) должен был строиться совсем по-другому: земля, основные средства производства, строения и все прочее объявляются общей собственностью, а оплата труда работников исчисляется исходя из их вклада в работу коммуны. Но понятно, что в государстве, взявшем курс на антикоммунизм, такой фокус не прошел бы, и израильтяне резонно решили, что для начала надо просто восстановить хозяйство. «Мы решили заняться молочным животноводством. Это - самое рентабельное сельскохозяйственное производство для Нечерноземья. Еще оно позволяет применять наиболее передовые технологии», - говорит Сырман. Примерно за 7 лет в молочную ферму было вложено 20 млн. долларов. С 2500 литров молока в год надои довели до 6000-8000 литров. «Вышли на уровень Восточной Европы», - поясняет Николай Иванович. Но и такие надои не приводили к рентабельности хозяйства - она была чуть выше ноля. Зато улучшение жизни в Заворово за это время кто-то все-таки успел почувствовать. Именно кто-то, а не все сотни работников бывшего колхоза. «На ферме у нас работало всего 24 человека - и это на 800 голов, включая 400 молочных коров! В прежнее, советское время ее обслуживало бы около 200 человек, а в нынешних, полуразрушенных хозяйствах - больше 100. Интенсификация труда была одним из главных условий рентабельного современного хозяйства», - поясняет Сырман. И добавляет, что все производство на ферме было компьютеризировано, а техника закупалась в Америке.
Пока не сложился коллектив единомышленников, руководителям фермы несколько раз пришлось провести ротацию рядового состава. Сам Сырман не хочет об этом рассказывать, но некоторые местные жители утверждают, что ценные кадры мужского пола кодировали от алкоголизма за счет компании. В итоге доярки на ферме стали получать по 11-13 тыс. рублей в месяц, а механизаторы - по 15 тыс. рублей. Для сельской местности даже Московской области в 2004 и 2005 годах это были неплохие деньги. Плюс работники могли по льготным ценам покупать молоко и мясо. Кроме того, когда жизнь вроде бы устоялась, руководство начало вводить многие традиционные элементы кибуца: коллективное руководство, специальные обучающие (в том числе и по теме устройства классического кибуца) семинары. Еще бы года 3-4, и дошли бы до маленького Израиля в Раменском районе, как признавались местные жители. Кто-то в запальчивости даже предлагал тогда обнести всю эту землю забором и объявить внутри огороженной территории суверенитет.
Положение фермы резко покачнулось в 2007 году, когда эффект легких нефтяных денег добрался до сельской местности. С одной стороны, значительно увеличилась закупочная цена молока заводами - с 7 рублей 40 копеек за литр в 2006 году до 17-18 рублей. «Мы тогда, в начале года, начали выходить на нормальную рентабельность: при себестоимости молока в 11-12 рублей за литр ферма стала ежемесячно давать 30-40 тыс. долларов чистой прибыли», - Николай Иванович потрясает гроссбухом, подготовленным к завтрашнему визиту налоговой. Конечно, тут сыграли роль не только благоприятные обстоятельства, но и личные связи кибуцников. Например, Сырман признается, что вначале они продавали почти все молоко заводу «Эрманн», но потом гораздо более выгодно договорились о поставках с «Вимм-Билль-Данном». Директор фирмы не хочет вдаваться в детали, но известно ведь, что ВБД владеют тоже евреи, причем этот переработчик молока единственный в России, чья продукция является полностью кошерной (за соблюдением всех процедур на заводах ВБД смотрит раввин).
С другой стороны, те же нефтяные деньги разогнали зарплаты за непроизводительный труд в округе и в Москве. «Мне хорошая доярка говорит: я лучше вокруг супермаркета „Карусель“ в Бронницах буду через день гондоны и пивные банки подметать за 15 тыс. рублей в месяц, чем тут в коровнике горбатиться!» - чуть ли не со слезами на глазах рассказывает Сырман. Те же 15, а то и 20 тыс. рублей в 2007 году стали платить охранникам и продавцам на полупустых рынках стройматериалов.
Но это не самая главная беда. В конце концов, актив кибуца к 2007 году не променял бы идею на дополнительные 2-3 тыс. рублей за сидение в будке. Ферму добило даже не повышение тарифа на электроэнергию (+44 % в конце прошлого года, поскольку энергетики приняли решение приравнять сельхозпредприятие, прежде оплачивавшее киловатты по льготной цене, к промышленному предприятию). Основной вклад в ее уничтожение внесла одна строительная компания, почуявшая, что пастбища, на волне нефтяных денег, теперь можно легко превратить в дачные участки. Спрос на дачи добрался до 60-километровой от Москвы зоны, и глупо было бы этим не воспользоваться.
И если активисты кибуца до последнего держались за свои земельные паи площадью 2,45 га, то остальные раскрестьянившиеся жители Заворово легко продали их строительной фирме по 2,5 тыс. долларов за пай (т. е. по 10 долларов за сотку). «Бабушки, - включается в наш разговор зоотехник Наталья Федоровна, - руководствовались не столько жаждой денег, сколько страхом, что коммерсантам так и так достанется эта земля, только задаром». Тем более что пример «внеэкономического» подхода к несговорчивым уже был: в соседних селах сгорело несколько домов, как раз с бабушками заодно, а раз нет человека - то нет и проблемы, в России это правило никто не отменял.
А кто- то расставался с землей и злорадствуя, как в той поговорке: «Выколю себе глаз, пусть у тещи будет зять кривой». Дед Валерий (59 лет по местным меркам действительно преклонный возраст), проводящий теперь полдня у обочины дороги («не пропустить бы почтальоншу, жду письмо от сына с зоны, а он все никак не пишет»), охотно комментирует неудавшуюся жизнь в кибуце и взаимоотношения фермы и строителей. «Если бы они обо всех заботились, тогда другое дело! Мясо на завод сдают по 80 рублей, а на рынке оно по 150 рублей. Почему бы мне и другим людям по килограмму на Новый год или на день рождения бесплатно не дать? А они всех людей на два сорта разделили. А рабом я быть не хочу! Землю свою сдал, на гроб мне хватит. Да и дачи сейчас построят -от них больше пользы, чем от молока: колымить у дачников можно. К тому же наши это люди, а не евреи!» - дед Валерий произносит эту тираду без злобы, скорее как доморощенный глубокий эконом, заботящийся об «отечественном производителе».
Дед Валерий тепло отзывается о возможном гиюре, т. е. переходе местных крестьян в иудаизм, сложись история фермы по-другому: «Да, есть среди сельчан такие мужики, кто обрезание готов был сделать, да и вообще ихний язык и обычаи учить. Но опять же - почему это не для всех нас, а только для избранных? Вот с этим я и не согласен!» Он называет мне имена тех самых мужиков, приготовившихся к гиюру, но потом спохватывается и говорит, что в Москве они сейчас: знания и навыки, полученные на израильской ферме, помогли найти хорошую работу в какой-то фирме, продающей ветеринарные препараты.
С пониманием говорит о переходе местных крестьян в иудаизм и зоотехник Наталья Федоровна, но приводя чисто женские аргументы: «Может тогда пить перестанут, религия-то строгая!»
«Тут будет город-сад» - 2
А вот работники строительной фирмы, завладевшие землей под дачи, полностью уверены в своей моральной правоте. Грузный мужчина, Анатолий Петрович, представившийся «смотрителем стройки», на чем свет костерит израильско-заворовскую ферму. «Грамотными себя считают! А взяли бы калькулятор в руки и посмотрели бы на цифирки, что выгоднее в Подмосковье производить - молоко с тяжелыми металлами (»Известное дело, все вокруг Москвы отравлено!«) или дачи. Да мы тут больше тысячи домов поставим, будет у всех людей в селе работа, вода и электричество без перебоев, дороги, магазины, кафе, спорткомплексы!» На слове «спорткомплексы» он осекается: «Да и без спорткомплексов жизнь у них как у городских настанет!»
Правда, пока построенные дачи совсем не похожи не только на городские жилища, но и на дачи в представлении эпохи нефтяных денег. Щитовые одноэтажные стандартные домики на 10 сотках в чистом поле, друг от друга отделены сеткой-рабицей. По замерзшим, глубиной в колесо колдобинам на тачке везет стекловату таджик. И за все это просят 50 тысяч долларов.
Николай Иванович Сырман почти каждый раз в конце своего ответа на мой вопрос вставляет, вздыхая с тоской, заготовленный афоризм: «Массаж деревянной ноги». И государственная сельхозполитика - тот самый массаж, и отношение местных жителей, и земельное рейдерство строителей. «Привезли наших коров на ферму в Тульскую область, а они там уже успели заразиться чем-то, поумирали многие за этот месяц. Я, конечно, плачу, только никому не показываю слез - руководитель разве может слезы на людях демонстрировать? Вот так и закончился наш кибуц». И этот рассказ о судьбе стада и идеи тоже заканчивается «массажем деревянной ноги». Он сам будто бы подсознательно воспринимает себя как инородное тело на этой подмосковной земле, как «деревянную ногу», которая используется лишь для сиюминутных надобностей.
