Борис Алексеевич ошибался: был в нём и этот дар - учителя, наставника и, я бы отважилась сказать, проповедника. Всё, что он сам любил, чувствовал и понимал, не только в слове, но в жизни вообще, он истово, щедро и горячо спешил передать близким. А мы, молодые, впитывали, как губка.
Несомненно, он научил нас, как сам назвал это в зрелые годы, Главному. Не только любви к слову ("Любите Русскую Поэзию. Зачтётся вам"), ответственности за слово ("Тяжело Словесности Российской, хороши её учителя"), но главному для человеческой жизни вообще... Самим собою задал такую высоту, что до сих пор задираешь голову. Всё важное сверяешь с ним. Разговариваешь доверчиво. Уверена, это происходит не только со мною.
Мы разговариваем с Чичибабиным. Всю жизнь, по сей день, почти непрерывно". (Раиса Гурина. "Дом для друзей").
Так-то оно так, да не у всех получается. На мои подначивающие замечания и вопросы Борис Алексеевич обыкновенно отмалчивается: что с мальчишкой связываться (ему - 43, мне - 18). Но если я уж очень наседаю, он начинает читать:
Старик-добряк работает в райскладе.
Он тих лицом. Он горестей лишён.
Он с нашим злом - в младенческом разладе.
Весь погружён в наивный полусон...
Ему в отдышке, в оспе ли, в мещанстве
Кричат людишки: "Господи, вмешайся!
Да будет мир избавлен и прощён!"
А старичок, в ответ на эту речь их,
Твердит в слезах: "Да разве ж я тюремщик?
Мне всех вас жаль. Да Я-то тут при чём?"
(Старик-кладовщик. Из цикла "Сонеты к картинкам". Не позднее 1960-1963 годов)
Заглавное Я слышится здесь безошибочно. Но вот так сразу отозваться, как следовало бы - я затрудняюсь, и
приходится отложить ответ до другого раза.
Юрий МИЛОСЛАВСКИЙ
Принципиально провинциальный
Принципиально провинциальный
ЮБИЛЯЦИЯ
Известному русскому писателю Юрию Васильевичу Красавину исполнилось 75 лет. Он автор полутора десятков книг (романы, повести, рассказы), выходивших до 1990 года массовыми тиражами в лучших издательствах страны. С тех пор - почти четверть века! - наши столичные издательства "не замечают" писателя. И это при том, что каждый год он выходит к читателям с журнальных страниц то с романом, то с повестью.
Но вот случай, прямо скажем, уникальный: власти районного городка Конаково Тверской области, где живёт писатель, в 2010 году издали полное собрание художественных произведений Ю.В. Красавина в 14 томах для библиотек города.
"ЛГ" поздравляет писателя с юбилеем.
- Именно так, принципиально провинциальным, поименованы вы в статье одного из критиков. Как относитесь к такому определению? Вас не задело это?
- Мне оно по душе. Конечно, сравнение столичности и провинциальности испокон веку не в пользу последней. Подразумеваются некоторая ущербность, простоватость живущих в провинции. Это в определённой степени принижает тот или иной образ, будь то литератор или его книга, в то время как столичность, прилагаемая к чему бы то ни было, прямо-таки осиянна светом. Я вырос в деревне и всю свою взрослую жизнь обитал в малых российских городах, переселяясь из одного в другой, словно с улицы на улицу, вследствие чего был верен нашей русской провинции и по сердечной привязанности своей, и тематикой своих сочинений. Но при этом именно я, провинциальный писатель, являюсь автором столичных журналов: "Нового мира", "Нашего современника", "Знамени", "Роман-газеты", "Москвы"[?] Я опубликовал в них 15 своих романов и повестей, и ещё 20 в лучших региональных журналах. Кто из писателей, живущих в столице, может похвастать таким послужным списком?
- Известное дело: именно провинциальные писатели - Лев Толстой в Ясной Поляне, Тургенев в Спасском-Лутовинове, Пушкин в Михайловском и Болдине, Достоевский в Старой Руссе, Чехов в Мелихове или Ялте сделали XIX век золотым веком русской литературы. Это не в последнюю очередь потому, что "служенье муз не терпит суеты", а музы обитают только в единении с живой природой. Но и классикам нашим без Москвы было никак.
- Ныне столица наша - как соседнее государство: и язык литературных сочинений там другой, и тематика их, и характер поведения литераторов, озабоченных лишь премиальными деньгами. Провинциальные писатели XIX века не позволяли себе кстати и некстати употреблять казённо-суконные слова, писать на смеси французского с нижегородским. Их инструментом был живой великорусский язык, который обеспечивал ту божественную высоту философской мысли и художественности, что делала их творения "золотыми". Текст, помимо прочего, - словно партитура музыкального произведения, мелодия как бы "подстилается" под смысловое содержание, служит благородным фоном, покоряя и очаровывая.
- Недавно вы заявили: "Я уж ныне не мечтаю затеять роман или повесть[?]"
- Ну, это лукавство, и не более того. Литературное творчество - высшее наслаждение, перед ним все прочие радости жизни ничтожны. А потому я продолжаю[?] Вот в первом номере журнала "Наш современник" за 2013 год увидит свет моя новая повесть "29 праздников"[?] Готова и ещё одна повесть - "Татьяна Ларина".
- Хотите дописать "Евгения Онегина"? Вас не смущает то, что попытки продолжить "Войну и мир", "Мастера и Маргариту" не обернулись ничем, кроме конфуза?
- Героиня моей повести всего лишь носит имя пушкинской провинциальной барышни. Моя Татьяна живёт сегодня рядом с нами, но она по духу своему родственна пушкинской. Ей страшно в нашем мире. Самое главное её стремление - сберечь чистоту души, не замараться тем, что творится ныне вокруг, - это и служит сюжетом для моего сочинения. Но вот вопрос: станут ли эти мои новые повести книгой?
Нынешние времена отмечены самой жестокой цензурой, такой не было и в советскую пору. Сегодня, чтобы издаваться в Москве, надо суетиться подобно "звёздам" шоу-бизнеса, мечущимся по сценам тут и там при шумовых и световых эффектах. Сегодня, чтобы угодить издателям, надо писать на мёртвом канцелярите (куратор проекта, техническая и финансовая документация, вице-премьер, генеральный директор, бюджет рекламной компании[?]) по строго продиктованной тематике: о коррупции и проституции, о сталинских репрессиях, об убийствах и изнасилованиях, о преступлениях советского режима[?] при этом Россию надо именовать "Рашкой", народ её - "совками" и "пиплом"[?] Иначе издавать не будут, зачислят в негласный "чёрный список", в принципиально провинциальные.
Но что делать: в моём роду не было ни тех, кто "сидел", ни тех, кто их сажал за колючую проволоку; мои предки были пахарями, сельскими кузнецами, мастерами валяния русских валенок[?] А коли я, бывший малолетний узник немецко-фашистских лагерей с августа 41-го по август 44-го, напишу о том времени - и это издавать не будут: видите ли, надо писать не о горе и страданиях русского мальчика, а о холокосте.
Однако не соблазнимся лёгким хлебом! И не будем отчаиваться.
Беседовал Олег РЕЗВОВ
Баллада о домашнем кинотеатре
Баллада о домашнем кинотеатре
ОКОШКО АДМИНИСТРАТОРА
По примеру многих других изданий мы тоже хотели подготовить материал, посвящённый итогам прошлого года. Тянули с ним до последнего. Не было желания повторять в унисон про одни и те же события начиная от размандачивания Гудкова и панк-молебна и кончая, простите за каламбур, концом света. Надеялись на что-либо оригинальное. И буквально под занавес 2012-го в одном областном центре произошло событие, которое по нынешним временам можно считать знаковым.
А началось с того, что десятилетний школьник попросил отца подарить ему на Новый год домашний кинотеатр. Мол, у двух его приятелей есть, ему тоже хочется. Отец - коммерсант, занятый человек, не бросился сломя голову выполнять каприз отпрыска. Тот же ноет - купи да купи. Тут ещё мать подлила масла в огонь - чего ради наш сынок подолгу торчит у знакомых, пусть у него тоже будет домашний кинотеатр. Купи. В конце концов под их напором коммерсант поехал и купил. О чём, вернувшись домой, и сообщил радостно сыну.
- Где же он? - удивлённо спросил тот.
Отец назвал улицу и номер дома. Сын с недоумением продолжал свои расспросы[?]
Короче говоря, выяснилось, что незнакомый с новыми технологиями коммерсант, пользуясь своими связями в городской администрации, купил обычный кинотеатр и как владелец стал считать его домашним. Нет, сотрудников он не уволил, и зрители по-прежнему смогут покупать билеты. Однако теперь здесь будут показываться те фильмы, какие захочет сын. И в удобное для него время.