Четыре месяца продолжался судебный процесс, начало которого снимали кинодокументалисты и корреспонденты Гостелерадио СССР. Допрошено было около 200 свидетелей, оглашены десятки протоколов допросов свидетелей, не явившихся в суд по уважительным причинам, просмотрены видеозаписи очных ставок, осмотрены вещественные доказательства, разрешены многочисленные ходатайства участников процесса.
Судом установлено получение Чурбановым взяток на общую сумму 90 960 рублей, а также злоупотребление служебным положением в корыстных целях. Бегельман признан виновным в получении взяток на сумму 45 200 рублей, Норбутаев - 49 008 рублей, Джамалов - 21 000 рублей, Махамаджанов - 16 458 рублей, Норов - 26 470 рублей, Сабиров - 14 000 рублей. Кроме того, Бегельман, Джамалов и Норов признаны виновными в даче взяток, а Норбутаев - в злоупотреблении служебным положением из корыстных соображений. Норов признан также виновным в посредничестве в передаче взяток.
По совокупности совершенных преступлений с учетом тяжести содеянного и данных о личности осужденных суд приговорил: Чурбанова - к 12 годам лишения свободы, Норбутаева - к 10 годам, Норова и Бегельмана - к 9 годам лишения свободы, Джамалова, Махамаджанова и Сабирова - к 8 годам лишения свободы. Всех - к отбыванию наказания в исправительно-трудовой колонии усиленного режима, всех - с конфискацией имущества и взысканием с них в доход государства незаконно полученных в качестве взяток денежных сумм.
Виновность Т. X. Кахраманова в ходе судебного процесса достаточного подтверждения не нашла за недоказанностью. Он оправдан и освобожден из-под стражи в зале судебного заседания.
В ходе судебного разбирательства выяснилось, что на подсудимого Яхъяева в портфеле следственной группы имеются дополнительно несколько томов, эпизоды которых связаны с предъявленным ему ранее обвинением во взяточничестве. В связи с этим суд выделил дело в отношении Яхъяева в отдельное производство и направил материалы на него в Прокуратуру СССР для дополнительного расследования. Поскольку Яхъяев страдает рядом серьезных заболеваний и содержится под стражей более трех лет, суд изменил ему меру пресечения и освободил его из-под стражи, взяв с него подписку о невыезде.
Гдлян и Иванов в своем «Кремлевском деле» вспоминали:
«В ноябре 1988 года Лукьянов стал первым заместителем Председателя Президиума Верховного Совета СССР, а его место секретаря ЦК КПСС, куратора правоохранительных органов занял член Политбюро Чебриков. В отличие от юриста Лукьянова Виктор Михайлович по образованию был инженером-металлургом. Родился в 1923 году в Днепропетровске, откуда родом была почти вся брежневская номенклатурная знать. С 1951 года на партийной работе. Из кресла второго секретаря Днепропетровского обкома Компартии Украины пересел в Управление кадров КГБ СССР, который затем возглавил в 1982 году. Генерал армии, лауреат Государственной премии СССР. Два десятка лет член ЦК КПСС, депутат Верховного Совета СССР, кавалер нескольких орденов Ленина, Трудового Красного Знамени и других наград. В свое время Чебриков активно проводил андроповский курс на усиление борьбы с организованной преступностью. Он был одним из инициаторов появления «бухарского дела», неоднократно, вместе с Рекунковым, докладывая наверх об успешных совместных акциях двух великих ведомств. По иронии судьбы именно секретарю ЦК Чебрикову и сменившему его на посту Председателя КГБ Крючкову и предстояло оказаться в числе могильщиков уголовного дела № 18/58115—83.
Проработавшие вместе два десятка лет, Чебриков и Крючков понимали друг друга с полуслова. Это мы почувствовали сразу. Если раньше прослушивание наших кабинетов в Ташкенте и Москве осуществлялось лишь эпизодически, то с конца 1988 года прослушивание и звукозапись служебных и домашних телефонов руководителей следственной группы стали постоянными. Продолжалось это и после избрания нас двоих народными депутатами СССР, вплоть до августовского дня 1991 года, после которого наши досье с визами Горбачева были обнаружены при обыске в кремлевском сейфе руководителя аппарата Президента СССР Болдина. Кстати, на протяжении всего этого времени мы располагали достоверной информацией о том, что наши телефоны прослушиваются.
Чебрикову не составляло никакого труда через руководство прокуратуры добиться включения в состав нашей группы сотрудников госбезопасности А. Жучкова, И. Кудрякова, В. Карабанова, С. Бушуева и других во главе с полковником А. Духаниным. Конечно, было совершенно очевидно, чем будет заниматься этот «троянский конь» и какие можно ожидать последствия. Был заметно усилен и неприкрытый контроль КГБ за нашей деятельностью. Речь идет не о предусмотренном законом прокурорском надзоре, который, помимо Генерального прокурора и двух его заместителей Катусева и Васильева, осуществляли еще 16 подчиненных им прокуроров, а о мелочной опеке, неправовом вмешательстве в следствие. В частности, к нашим следователям, осуществлявшим допросы Усманходжаева и Салимова, Васильев приставил «понятых» из числа работников КГБ. На каждый, например, допрос обвиняемого Усманходжаева в течение нескольких месяцев мы были обязаны получать разовое письменное разрешение Васильева, что было просто откровенным издевательством и произволом. С каждым новым протоколом допроса Васильев бежал в ЦК к Чебрикову, а Духанин - на доклад к Крючкову.
Кремлевская верхушка выискивала любой предлог, лишь бы не пойти на опасный прецедент, увести Смирнова от ответственности. Большие надежды возлагались на Верховный суд СССР, рассматривавший дело Чурбанова. Ожидания оправдались: марионеточные судьи стремительно свернули слушание дела и поспешили уже 30 декабря 1988 года вынести свой вердикт. Но покровителей мафии со Старой площади ждало разочарование: провокация в судебном процессе не дала результата. Население восприняло приговор не как образец законности, а совсем наоборот. Только тогда наконец-то была дана санкция на арест Смирнова. Это произошло 11 января 1989 года - через четыре года после того, как в ЦК КПСС поступила первая информация о его криминальных деяниях, и через четыре месяца после того, как Президиум Верховного Совета СССР дал согласие на привлечение к уголовной ответственности. Сухарев потребовал содержать Смирнова не в «Матросской тишине», а в следственном изоляторе КГБ в Лефортово, чтобы допросы Смирнова проводил Духанин, а другие следователи госбезопасности выявляли его криминальные связи в Молдавии и других республиках, закрепляли уже установленные эпизоды по Узбекистану и Таджикистану.
В январе 1989 года были арестованы бывший первый секретарь Ферганского обкома КП Узбекистана, сват Усманходжаева Умаров и бывший первый секретарь Андижанского, затем Самаркандского обкомов партии Рахимов. Оба они рассказали о многочисленных фактах получения и дачи взяток, изъявили желание выдать нажитые преступным путем ценности в доход государства. Круг свидетелей обвинения московских мздоимцев расширялся.
Обострялась и конфронтация с партийной верхушкой. Все более нагло вели себя внедренные в группу кагэбэшники. К примеру, мы в то время приступили к изъятию ценностей Усманходжаева, Сухарев и Васильев настояли на том, чтобы в группу по изъятию вошли следователи КГБ. Все свои усилия они направили не на отыскивание преступных капиталов, а на противодействие этому. В результате у Усманходжаева удалось изъять денег, облигаций, золота, ювелирных изделий всего на сумму около полутора миллионов рублей. Полковник Духанин отказывался выполнять указания руководства группы, представлять нам материалы дела, все вопросы решал только с Крючковым и Васильевым. На уже упоминавшейся февральской встрече у Чебрикова, где присутствовал Лукьянов и все руководители правоохранительных органов, Крючков открыто угрожал разоблачить нашу «антизаконную деятельность». В привлечении к уголовной ответственности Могильниченко и других столичных функционеров нам категорически отказали.
