На следующий день украинский лидер вылетел в Москву, чтобы встретиться с Горбачевым, Ельциным и главами республик. Поездка проходила по плану, озвученному на пресс-конференции. Главы республик в присутствии Горбачева заявили о согласии с назначением новых министров обороны, внутренних дел, а также председателя КГБ. Кроме того, они обсудили создание нового исполнительного комитета взамен Совета Министров СССР. Во всем этом была лишь одна странность: представления к назначению делал президент РСФСР. Ельцин блокировал назначение Горбачевым глав силовых ведомств, чтобы никто другой не мог воспользоваться плодами его победы.
Казалось, главы республик не против приобретения Ельциным почти неограниченных полномочий. Опытные политики, выросшие в атмосфере интриг, не стали ему возражать. Ставший хозяином положения российский президент был их союзником в противостоянии со слабеющим центром. Кроме того, главы республик единогласно осудили путч, хотя несколькими днями ранее значительная их доля поддерживала ГКЧП. Без ответа остались и выпады Ельцина против КПСС, членами которой были все присутствовавшие. В тот же день из Политбюро и ЦК партии вышли президент Казахстана Нурсултан Назарбаев и президент Таджикистана Кахар Махкамов18.
Однако лидеры республик не были безоговорочными сторонниками Ельцина. Будучи вынуждены уступать его инициативам, они не отказывались от обещания сотрудничать с Горбачевым в выработке нового Союзного договора. Это подчеркивалось в опубликованном на следующий день сообщении. В разговоре с послом США Робертом Страусом Горбачев отметил: “Что касается нашей федерации, то мы подтвердили, что будем двигаться к Союзному договору. Причем на этот раз решили, что подписывать будем вместе, все республики, а не поочередно”. По его словам, это означало, что “некоторым придется немного подождать по сравнению с ранее назначенными сроками. А, например, Украине поторопиться с решением”19.
Но Кравчук не спешил. Когда Горбачев сказал ему, что даже президент США понимает “историческую бесперспективность” стремления Украины к независимости (он имел в виду киевскую речь Буша), Кравчук отреагировал уклончиво. Его не подкупило и предложенное Горбачевым расширение роли украинских властей в союзных структурах в противовес Ельцину. На вопрос Горбачева об отношении Кравчука к возможному назначению главы Совмина УССР Витольда Фокина главой союзного временного правительства Кравчук дипломатично ответил: Фокин – отличный выбор, но он вряд ли согласится уехать с Украины. Тот действительно отказался20.
Вероятно, итоги поездки укрепили Кравчука в решении выступить за независимость. Он ехал в Москву убежденным сторонником идеи замены союзного правительства комитетом представителей республик. Однако успешная попытка Ельцина изгнать ставленников Горбачева из правительства и его внезапное решение осудить деятельность компартии изменили политический ландшафт. По своему значению эти шаги не уступали победе над ГКЧП. Вместо слабого, подконтрольного Горбачеву центра появился сильный центр Ельцина. Ни Кравчук, ни его коллеги из республиканского руководства не горели желанием участвовать в создании нового центра. Они не верили в возможность возвращения к принципу раздела полномочий времен Хрущева и Брежнева. За годы правления Горбачева киевская верхушка привыкла к ранее невозможной свободе. Теперь в центре видели источник нестабильности.
Во время путча Кравчук приобрел репутацию человека, способного пройти в дождь между каплями. Через двадцать лет он ответил на вопрос о справедливости этой шутки: “В принципе, все верно – я человек гибкий, дипломатичный, редко говорю людям правду прямо в глаза, совсем редко открываюсь. Опыт учит, что в политике бывают ситуации, когда любая откровенность или открытость может быть использована против тебя”. (Неожиданно искренне для политика.) В Киеве Кравчука ждал настоящий потоп. Умение ходить между каплями оказалось бесполезно: вместо зонта уже нужен был спасательный жилет. Никто не знал, найдет ли он его21.
Утром 24 августа у Верховного Совета собралась толпа, скандировавшая: “Позор Кравчуку!” Выступая перед депутатами, потрясенный Кравчук утверждал, что ни минуты не признавал законность путча. Его слова транслировались на улицу через громкоговоритель. Политик согласился поставить на голосование целый ряд оппозиционных законопроектов, предусматривавших расширение политической самостоятельности Украины: “Необходимо… принять законы о статусе войск, находящихся на территории республики. Главе украинского государства должны быть подчинены внутренние войска, Комитет государственной безопасности, Министерство внутренних дел. При этом они не должны входить ни в какие союзные структуры. Речь может идти только о координации действий. По этим вопросам мы тоже должны немедленно принять законодательные акты. Пришло время решить вопрос о департизации правоохранительных органов республики”22.
Но национал-демократы хотели большего. Академик Игорь Юхновский, возглавлявший эту группу в парламенте, требовал независимости. Писатель Владимир Яворивский зачитал короткий документ под названием “Акт провозглашения независимости Украины” и попросил поставить его на голосование. Депутаты пришли в замешательство. Лидер коммунистов Станислав Гуренко попросил объявить перерыв. Кравчук согласился, предложив фракциям использовать это время для выработки позиции по поставленному вопросу. Сложнее всего это было сделать коммунистам23.
Главный автор Акта провозглашения независимости – Левко Лукьяненко – в то время возглавлял Украинскую республиканскую партию, наиболее организованную политическую силу Украины. Этот политик провел в заключении более двадцати пяти лет и был живым воплощением жертв, принесенных страной на алтарь свободы. Депутаты-демократы хотели, чтобы именно он зачитал документ. Эта честь выпала Яворивскому лишь из-за сумятицы. Во время состоявшегося за несколько недель до переворота обеда президента США с украинскими политиками Лукьяненко подошел к Бушу и протянул записку с тремя вопросами. Два касались украинской оппозиции, один – независимости Украины. Вопрос был написан на плохом английском и звучал так: “Может ли правительство США, самого сильного государства в мире, помочь Украине стать полноправным субъектом международных отношений сейчас, когда неминуемый распад Российской империи стал свершившимся фактом?”
На обратном пути Буш продиктовал Эду Хьюэтту: “Во время сегодняшнего обеда Левко Григорьевич Лукьяненко очень вежливо обратился сначала ко мне, а после – к председателю Кравчуку. Это один из депутатов Верховного Совета Украины. Он диссидент, двадцать лет просидел в тюрьме, а теперь представляет движение за независимость – ‘Народную раду’”. Буш поручил Хьюэтту подготовить ответ. Проект документа от 5 августа представлял собой изложение обычной позиции США: любое изменение структуры СССР должно происходить “лишь путем мирного, дружественного диалога республик и союзных властей”24.
Лукьяненко уже не верил в диалог. Он верил в колоссальные возможности, открывшиеся благодаря поражению ГКЧП. На встрече депутатов-демократов утром 23 августа политик неожиданно предложил включить в повестку дня экстренного заседания Верховного Совета вопрос о независимости Украины. Позднее в интервью он рассказывал, что обратился к оппозиционным депутатам со словами: “Это настолько уникальный момент, что мы должны решить основную проблему – провозгласить Украину самостоятельным государством. Если мы не сделаем этого сейчас, мы можем этого не сделать никогда. Потому что период растерянности коммунистов короткий, они скоро опомнятся, а их большинство”.
Понимая свою слабость, депутаты от демократических сил согласились с доводами Лукьяненко и доверили ему подготовку проекта документа. Лукьяненко объяснил депутату, избранному в соавторы Акта: “Есть два подхода к документу… Если этот документ будет длинным, он неминуемо вызовет дискуссию. Давайте напишем как можно более короткий документ, чтобы было как можно меньше дискуссий”. Так и поступили. Джон Степанчук, американский поверенный в делах в Киеве, позднее шутил о лаконичности документа: тот был очень далек от акта провозглашения независимости Америки 1776 года. Депутаты согласились с аргументами Лукьяненко, когда он на совещании демократической фракции зачитал только что написанный текст. После незначительной редакторской правки документ было решено раздать депутатам перед началом чрезвычайного заседания парламента25.
Хотя оппозиция одобрила идею рассмотрения вопроса о независимости, мнения о повестке дня разошлись. Зампредседателя Верховного Совета Владимир Гринев выступал за постановку его на голосование лишь после запрета деятельности КПУ. Он имел в виду, что в ином случае независимость Украины будет провозглашена в государстве с коммунистической властью. Это мнение разделяли некоторые киевские депутаты. Но каковы были шансы провести через парламент с коммунистическим большинством запрет правящей партии, а после этого добиться еще и голосования за Акт? По мнению Лукьяненко и его сторонников – никаких. Они считали, что сначала надо достичь государственной самостоятельности, а о декоммунизации заводить речь после, даже если придется подождать. Один депутат заметил, что готов ждать хоть десять лет, сидя в тюрьме, если эта тюрьма будет украинской. Не все его коллеги были настолько решительны, но сторонники Лукьяненко взяли верх26.
