В делегацию союзного парламента вошел и близкий соратник Ельцина, сторонник сохранения СССР Анатолий Собчак, мэр Ленинграда. В той же статье “Известий” говорилось, что Собчак призвал депутатов “сосредоточиться на главном – не допустить самопроизвольного распада союзных структур власти, прекратить бесплодные дискуссии по вопросам, которые не касаются опасности развала страны”. Кроме Собчака, в Киев вылетели еще три депутата Верховного Совета СССР – один от России и два от УССР. Они выехали в аэропорт, надеясь успеть на самолет вицепрезидента России. Еще несколько дней назад такое казалось невозможным. Перед путчем руководители Украины и РСФСР выступали единым фронтом. Теперь же они спорили о границах. Российское и союзное руководство сообща пыталось спасти Союз. Более того, ведущую роль в этом играл Ельцин, а не Горбачев. Последний остался за кадром2.
Прежде Ельцин находился в лагере противников союзного центра. Его переход к сотрудничеству с президентом СССР связан с одержанной над ним победой в конфликте, разгоревшемся после возвращения Горбачева из Крыма. Двадцать второго августа президент Советского Союза убеждал депутатов Верховного Совета РСФСР, что Россия перестанет быть Россией, если не попытается удержать республики. Его подвергли обструкции. Но к 28 августа победа Ельцина была практически полной. Он стал вместо Горбачева самым влиятельным человеком во всем Союзе. Теперь сохранение СССР стало его насущной задачей. Требовать уступок от центра, пока в Кремле заправлял Горбачев, – это одно. Соглашаться на независимость республик вследствие упадка центра – совершенно другое. Ельцин и его советники были согласны на выход прибалтийских республик из Союза и надеялись, что среднеазиатские республики перестанут требовать дотации. Но никто в окружении Ельцина и представить не мог, что Союз покинет Украина. Это казалось кошмаром3.
Провозглашение Украиной независимости вызвало сильный резонанс. Она оказалась в авангарде движения к независимости тех республик, руководство которых пока оставалось лояльным центру. Страны Прибалтики, Грузия и Армения объявили независимость раньше Украины, но в этих республиках у власти находились оппозиционные к коммунистическому режиму силы. Украина Кравчука провозгласила независимость первой из республик, власть в которых оставалась в руках номенклатуры. Таким образом, она освобождала путь для других республик Советского Союза, в которых власть не менялась. Двадцать пятого августа такое же решение принял Верховный Совет Белоруссии, а еще через день Молдавия. Азербайджан провозгласил независимость 30 августа. На следующий день примеру последовала Киргизия, после – Узбекистан. Горбачев и Ельцин были испуганы4.
В отличие от Украины, ни одна из республик, провозгласивших независимость после 24 августа, не планировала подтверждать это решение на референдуме. С другой стороны, ни одна из них не собиралась немедленно выходить из состава СССР. Главным различием между суверенитетом и независимостью было то, что суверенитет давал республиканскому законодательству приоритет над союзным, тогда как независимость позволяла вовсе игнорировать принятые центром нормативные акты. Кроме того, формальная независимость означала усиление республиканских лидеров5.
Двадцать четвертое августа стало переломным днем не только из-за провозглашения Украиной независимости. В этот день Ельцин признал самостоятельность Эстонии, Латвии и Литвы. В подписанных российским президентом указах не выдвигалось никаких предварительных условий или требований относительно пересмотра границ. Благодаря этому шагу сотни тысяч этнических русских, большинство из которых поселились в этом регионе после Второй мировой войны, оказались за пределами России и СССР. Ельцин не считал их проблемы своими.
Новая Россия не пыталась удержать прибалтийские республики с помощью грубой силы, экономического давления либо юридических или дипломатических уловок. Территориальные вопросы и права меньшинств не относились к важнейшим проблемам той эпохи. В предыдущие годы многие русские, жившие в этих республиках, выступали против независимости. Они становились членами подконтрольных коммунистам “Интерфронтов”, которым Москва оказывала поддержку. В начале 1991 года эти организации выступали за подавление прибалтийских движений за независимость. Их лидеры открыто выступили в поддержку ГКЧП, а теперь боялись мести со стороны коренного населения. Ельцинское правительство не обращало внимания на их страхи. Союзниками российского президента были национал-демократы Таллина, Риги и Вильнюса, а не поддерживавшие кремлевских консерваторов русские меньшинства6.
Многие жители советских республик пытались понять, считать ли прецедентом действия РСФСР по отношению к прибалтийским республикам. Будет ли Россия вести себя так же по отношению к другим членам Союза? Вскоре стало ясно, что нет. Прибалтика занимала особое место в мировидении ельцинских демократов. Признание Эстонии, Латвии и Литвы российскими дипломатами не предполагало аналогичных действий касательно других республик, провозгласивших независимость во время путча или до него. Грузия приняла соответствующий акт 9 апреля 1991 года, задолго до Эстонии и Латвии, однако ее самостоятельность не была признана. Никто не знал, окажется ли Украина в одном ряду со странами Прибалтики или повторит судьбу Грузии. Ельцин отреагировал на звонок Кравчука, рассказавшего о подготовке голосования, спокойнее Горбачева. Это позволяло надеяться, что действия Украины найдут понимание. Кравчук передал новости Ельцину в субботу. Ответ прозвучал уже в понедельник: 26 августа в Москве открылась сессия парламента СССР, о созыве которого заявили еще путчисты в первый день переворота.
На открытии сессии депутат от Украины Юрий Щербак зачитал русский перевод Акта провозглашения независимости Украины. Позднее он назвал этот момент самым важным в жизни, но в тот момент испугался собственных слов. Обычный шум зала заседаний мгновенно прекратился. Щербаку показалось, что все побледнели. Горбачев покраснел, поднялся и вышел. Советник Горбачева Вадим Медведев отметил в дневнике, что “в этот день ораторы из республик в один голос” говорили “о независимости, ненужности центра, ликвидации союзных структур”.
Сторонники сохранения СССР забили тревогу. Сидевший неподалеку от Щербака Анатолий Собчак с трибуны заявил, что говорящие о национальной независимости на самом деле “пытаются сохранить коммунистические структуры в новом обличье”. Он назвал случившееся безумием, поскольку СССР – ядерная держава, а его распад может привести к анархии. Заместитель мэра Москвы Сергей Станкевич высказал надежду, что его украинские друзья не станут вредить делу демократии. Академик Дмитрий Лихачев заявил, что неконтролируемый распад Союза может привести к войне за передел территорий7.
Многие приближенные Ельцина восприняли провозглашение Украиной независимости не как акт сопротивления центру, а как удар в спину демократической России, только что свалившей коммунистического Голиафа. Быстрая смена власти в Москве привела к ситуации, которую было невозможно представить еще несколько дней назад. До сих пор РСФСР находилась в первых рядах борцов против союзного центра. Она шла плечо к плечу со странами Прибалтики и объявила о своем суверенитете прежде, чем Украина, Белоруссия и остальные республики. Теперь она фактически заменила собой центр.
Пока Собчак, Станкевич и Лихачев боролись в парламенте за СССР, Ельцин поручил пресс-секретарю Павлу Вощанову – сорокадвухлетнему журналисту с экономическим образованием – подготовить заявление: “Если какая-либо республика прекращает с Россией союзнические отношения, Россия вправе поставить вопрос о территориальных претензиях”. Это прямо противоречило политике, еще два дня назад проводившейся по отношению к странам Прибалтики. Вощанов вспоминал, что Ельцин желал “посрамить Горбачева”, добившись успеха в отношениях с союзными республиками. К своему огорчению, Ельцин скоро оказался в том же неудобном положении. По словам Вощанова, “российский президент был уязвлен. И тогда родилась идея ‘намекнуть’ партнерам по переговорам, что ‘Ельцин – это вам не Горбачев’”. Провозглашение Украиной независимости и запущенные этим процессы делали вопрос особенно срочным8.
Павел Вощанов выполнил поручение. Подготовив проект заявления, он зачитал его Ельцину по телефону. Переданный прессе документ звучал так: “Российская Федерация не ставит под сомнение конституционное право каждого государства и народа на самоопределение. Однако существует проблема границ, неурегулированность которой возможна и допустима только при наличии закрепленных соответствующим договором союзнических отношений. В случае их прекращения РСФСР оставляет за собой право поставить вопрос о пересмотре границ”. В заявлении не говорилось, к каким именно республикам Россия могла иметь территориальные претензии. Вощанов на пресс-конференции уточнил, что Ельцин имел в виду Украину и Казахстан. Позднее пресс-секретарь вспоминал, что речь шла о землях, “прежде входивших в состав РСФСР”: о Крыме и Донецкой области (Украина), Абхазии (Грузия) и севере Казахстана9.
