Кравчук отказался приехать: “Я сразу же понял, куда переходит власть… Говорю: ‘Станислав Иванович, дело в том, что государство олицетворяется Верховным Советом, а я председатель Верховного Совета. Если Варенников хочет встретиться, то встретимся в моем кабинете в Верховном Совете’”. Гуренко согласился. Это было первой скромной победой Кравчука. Всего годом ранее пятидесятипятилетний первый секретарь ЦК Гуренко стоял на ступень выше Кравчука в республиканской иерархии. Но после провозглашения суверенитета УССР в июле 1990 года роль парламента и его спикера (председателя Президиума Верховного Совета) значительно увеличилась. Кравчук стал первым лицом в республике. Эта тенденция была общей для всех союзных республик, хотя в Средней Азии она оказалась не настолько выраженной: там должности глав парламентов заняли сами лидеры местных партийных организаций.
Кравчук вспоминал, что, ожидая приезда Гуренко и Варенникова, он почувствовал себя беззащитным. Председателю парламента не подчинялись ни войска, ни милиция. Его охраняли лишь три телохранителя с пистолетами. Внезапный приезд Варенникова продемонстрировал, насколько эфемерной была власть главы республики, провозгласившей суверенитет и поставившей свои законы выше союзных. Кравчук понимал, что произошел переворот. Заявление о болезни Горбачева было ложью – незадолго до путча украинский лидер встречался с ним в Крыму. За вечер в Форосе он с Горбачевым и зятем последнего выпил 0,75 литра лимонной водки. Кравчук не скрывал скепсиса касательно заявлений ГКЧП о болезни Горбачева. В тот же день он рассказал историю о бутылке на встрече с ветеранами Второй мировой войны.
В конце концов гости прибыли. Гуренко пришел немного раньше, чем Варенников и его спутники3.
Посетители и хозяин уселись за длинный стол: военные с одной стороны, гражданские – с другой. Расположившийся напротив Кравчука Варенников объявил: “Горбачев болен, власть в стране перешла к новообразованному органу – Государственному комитету по чрезвычайному положению. С четырех часов утра 19 августа в Москве в связи с обострением обстановки в столице и угрозой беспорядков, в интересах безопасности граждан объявлено чрезвычайное положение. Я прибыл в Киев, чтобы разобраться на месте в обстановке и при необходимости рекомендовать ввести чрезвычайное положение по крайней мере в ряде регионов Украины”. Варенников имел в виду Киев, Львов, Одессу и один из городов Волыни.
Гражданские были шокированы. Молчание длилось не менее минуты. Гуренко не выражал никаких эмоций. “Мы вас, Валентин Иванович, знаем как заместителя министра обороны СССР, уважаемого человека, но никаких полномочий вы нам не предъявили, – заговорил уверенный в себе Кравчук. – Кроме того, из Москвы мы пока никаких указаний не получали. И, наконец, самое главное: введение чрезвычайного положения в целом на Украине или в отдельном регионе – это дело Верховного Совета, так требует закон. Мы располагаем информацией, что обстановка и в Киеве, и на местах достаточно спокойная, не требующая введения никаких экстренных мер”4.
Варенников прибыл в Киев из-за опасений путчистов насчет действий, которые мог предпринять в Киеве и Западной Украине “Рух” – выступавший за независимость Украины альянс оппозиционных партий. Генерал заявил: “В Западной Украине нет советской власти, сплошной ‘Рух’. В западных областях необходимо ввести чрезвычайное положение. Прекратить забастовки. Закрыть все партии, кроме КПСС, их газеты, прекратить и разгонять митинги. Вам необходимо предпринять экстренные меры, чтобы не сложилось мнение, что вы идете старым курсом… Войска приведены в полную боевую готовность, и мы примем все меры вплоть до пролития крови”. Кравчук настаивал на том, что потребности в чрезвычайном положении нет. Если генерал считал иначе, он мог поехать в Западную Украину и убедиться, что там все спокойно5.
Варенников изменил тактику: “Вы человек авторитетный, от вас много зависит, и я вас лично прошу, чтобы вы, первое лицо, выступили по телевидению, выступили по радио, призвали народ к спокойствию, с учетом того, что было уже объявлено”. Когда Гуренко и остальные вышли из кабинета, оставив главу парламента наедине с гостем, Кравчук спросил старого знакомого (они виделись на пленумах ЦК КПУ во время службы Варенникова на Украине): “Валентин Иванович, если вы добьетесь успеха, вы планируете вернуть старую [доперестроечную] систему?” Варенников ответил: “У нас нет другого выбора”. Кравчук понял: победа ГКЧП будет означать не замораживание ситуации, а возвращение в прошлое – возможно, даже во времена массовых репрессий.
Путчистам терять было нечего, а вот Кравчук рисковал не только политической карьерой, но и личной свободой. В отличие от Гуренко, глава республики ничего не получил бы, поддержав путч. Однако он, в отличие от Ельцина, не был готов к вооруженной борьбе. Стратегия Кравчука была иной: сделать все, чтобы не дать военным повод ввести на Украине чрезвычайное положение: “Предчувствие подсказало мне, что необходимо выиграть время, избегать любых излишних движений, и тогда все будет хорошо”. В этом состояла свойственная Кравчуку выжидательная тактика, за которую его позднее жестко (и справедливо) критиковали6.
Украинское правительство в целом соглашалось с Кравчуком. По словам либерально настроенного заместителя главы Совмина республики Сергея Комиссаренко, ни один из министров искренне не поддержал путчистов. На созванном в тот день заседании Президиума Совета Министров Комиссаренко назвал действия ГКЧП “открыто антиконституционными”. По предложению Варенникова правительство учредило особую комиссию. Но цель ее создания отличалась от заявленной генералом. Название постановления Совета Министров “О создании временной комиссии для предотвращения чрезвычайных ситуаций” дает понять, о чем ее создатели беспокоились в первую очередь. В случае провозглашения чрезвычайного положения в республике парламент и правительство потеряли бы реальную власть. Основная цель комиссии состояла в сдерживании оппозиции, чтобы не допустить вмешательства ГКЧП и армии7.
Первый секретарь ЦК КПУ Станислав Гуренко был единственным представителем украинской верхушки, которому была выгодна победа путчистов. После встречи с Кравчуком и Варенниковым он вернулся в здание ЦК, где его ожидала телеграмма из Москвы с призывом поддержать переворот. Гуренко созвал высших партийцев и сообщил им о положении дел и плане действий. На основе полученной из Москвы телеграммы решили составить меморандум для местных парткомов: их призвали оказать перевороту всю возможную поддержку. Предложенный Гуренко текст меморандума был значительно длиннее московской телеграммы. ЦК КПУ информировал кадры о том, что их самым важным заданием является поддержка ГКЧП, приказывал запретить митинги и демонстрации и акцентировал внимание на сохранении СССР как одной из главнейших задач партии. Лидеры КПУ утверждали: действия ГКЧП “отвечают настроениям подавляющего большинства трудящихся и созвучны с принципиальной позицией Компартии Украины”8.
Тем временем Кравчук делал все возможное и невозможное, чтобы угодить всем и сохранить власть в своих руках. Вечером 19 августа он выступил по радио и телевидению с обращением к гражданам Украины. Эту идею подсказал Варенников, но Кравчук преследовал собственные цели. Он не поддержал, но и не осудил путч, призвал украинцев к спокойствию и попросил дать ему время, якобы нужное для оценки ситуации: “Это должен сделать избранный народом коллективный орган. Нет никаких сомнений, что в государстве, основанном на законе, все действия, включая введение чрезвычайного положения, могут совершаться только в соответствии с законом”. Глава парламента объявил: на Украине чрезвычайное положение вводиться не будет. В донесении американских дипломатов из Киева говорилось: “Кравчук призвал украинцев проявить мудрость, сдержанность и мужество и главное – не спорить с Москвой, поскольку это могло ухудшить положение” 9.
Кравчук попытался, хотя и менее удачно, придерживаться этой тактики в кратком интервью для программы “Время”. Он шокировал телезрителей фразой: “То, что произошло, должно было произойти, [хотя] может быть, не в такой форме”. По его словам, ситуация, при которой ни центр, ни республики не обладали достаточной властью для решения безотлагательных экономических и социальных вопросов, не могла длиться вечно. Кравчук охарактеризовал переворот как “плачевный результат”, который, учитывая трагическую историю, вызвал у людей обеспокоенность возможностью возврата к тоталитаризму. Несмотря на предостережения, интервью Кравчука, закончившееся заявлением о необходимости поддерживать трудовой ритм экономики, в целом производило впечатление попытки усидеть на двух стульях, если не поддержать переворот. В отличие от сообщения в том же выпуске новостей об открытой борьбе Ельцина и заявлении президента Молдавии Мирчи Снегура о курсе его республики на независимость, маневры Кравчука можно было счесть косвенной поддержкой путчистов10.
