По мнению ряда историков, многие достижения цивилизации русские освоили только благодаря императору Петру Великому. В числе таких достижений значится и военно-морской флот. До сих пор экскурсоводы показывают в музее города Переславль-Залесский ботик Петра I, именуя его первым русским кораблем. Это несправедливо с исторической точки зрения, русские за несколько столетий до рождения Петра Алексеевича уже обладали на Балтике собственным военным флотом, который по мощности не уступал флотам соседних прибалтийских держав[25].
В области судостроения новгородцы следовали прежним навыкам, имевшимся на Руси, но их суда были уже более совершенными. Они обладали большей вместимостью, имели палубы и были более мореходными. При постройке своих судов новгородцы заимствовали все полезное у норвежцев, шведов и других народов. Речные суда, как правило, были плоскодонные, морские — и плоскодонные, и остродонные[26].
Новгородцы немало заимствовали из скандинавского судостроения. Однако некоторые новгородские корабли по своей конструкции и технике производства не имели в мире аналогов. Оригинальное новгородское судостроение сохранялось до середины XVII века. Павел Алеппский[27], посетивший Новгород в 1656 году, писал: «В этой земле суда не сбиты деревянными гвоздями, а сшиты веревками из липовой коры, как шьют шелковые и иные одежды, — искусство, поражающее ум изумлением. Хвала Богу!»[28]
На Крайнем Севере новгородские мореходы не знали себе равных. Кроме них, мало кто отваживался плавать в студеных морях»[29].
Проникновение новгородцев-ушкуйников на север и северо-восток Руси происходило в связи с развитием морских промыслов, рыбной ловли, охоты на морского зверя и поисками серебра и драгоценных камней. Имеются достоверные сведения о том, что в самые отдаленные времена новгородцы плавали не только у берегов Белого моря и Ледовитого океана, но и в открытом море. В XV веке они ходили на острова Колгуев, Новую землю, бывали на архипелаге Шпицберген, плавали к берегам занесенной снегом Норвегии. Между новгородцами и норвежцами велась морская торговля, а иногда между ними происходили и боевые стычки, сопровождавшиеся набегами с моря (норвежцам не раз приходилось бросать свои приморские селения и уходить в глубь материка). Торговые дела того времени нередко были сопряжены с военными. Иначе говоря, каждое торговое судно являлось одновременно и военным, приспособленным для обороны и нападения[30].
* * *
«Главным источником наших сведений о средневековой Руси до сих пор остаются летописи. Однако интерес летописца всегда был избирателен. Его внимание привлекали яркие события — объявление войны, заключение мира, смерть князя, выборы епископа, сооружение храма, эпидемия, эпизоотия, явление кометы, затмение солнца… Медленные процессы общественного развития, хорошо видные только на расстоянии, его не интересовали, отчего Средневековье часто представляется чрезмерно стабильным. К тому же самый древний летописный текст относится к началу XII века, события VIII–XI столетий описаны в нем на основании главным образом устных рассказов и припоминаний. Сам же этот текст сохранился в рукописях XIV и XV веков, будучи не раз редактирован. Существуют важные для понимания прошлого древние законодательные памятники, но их нормы, естественно, малоподвижны, отражают порой исходную, а не реальную ситуацию»[31].
Как отмечали исследователи, термин «ушкуйники» на страницах летописей встречается весьма редко. В первой Новгородской летописи его вовсе нет, так же «ушкуйники» не встречаются и в Псковских летописях[32]. Но по этим источникам все же нельзя судить о том, новгородского ли происхождения слово «ушкуйники» или нет.
Как здесь не вспомнить Н. И. Костомарова: «Новгородские летописи представляют как будто какое-то оглавление утраченного летописного повествования; так коротки и отрывочны местные известия, в них сохранившиеся, и, признаюсь, как-то странно слышать проповедуемые некоторыми почтенными исследователями и усвоенные учителями в школах глубоко письменные наблюдения над развитием новгородских общественных начал соразмерно переворотам и движениям удельного русского мира, — когда на самом деле тут можно судить только развитии новгородских летописей, а никак не новгородской жизни.
Но о судьбе северо-восточного русского мира этой Суздальско-Ростовско-Муромско-Рязанской страны в ранние времена нашей истории не осталось даже и такого оглавления, и это тем досаднее, когда знаешь, что именно тогда-то в этом рае и образовалось зерно Великорусской народности, и тогда-то пустила она первые ростки того, что впоследствии сделалось рычагом соединения и всего русского мира и залогом грядущего обновления всего славянского.
Ее таинственное происхождение и детство облечено непроницаемым туманом»[33].
Чаще всего термин «ушкуйники» встречается в московских летописях и ростовского происхождения, особенно в «Рогожском летописце» и Симеоновской летописи[34].
И лишь в четвертой Новгородской летописи говорится об ушкуйниках[35].
Из чего следует, что «в ватагах ушкуйников были не только новгородцы, но и устюжане, вологжане, вятичи, карелы, вепсы, смоляне, тверичи и москвичи (о подобном «интернационале» мы уже говорили). Так же как варяги, викинги и прочие бандиты, ушкуйники были людьми без национальности. Ушкуйники предпочитали быть вольными людьми и подчинялись выборным вожакам, которые часто назывались воеводами. Купцы и князья обеспечивали ушкуйников оружием и финансами, естественно, входя в долю при дележе добычи. В этом случае ушкуйники выступали как наемники»[36].
Но откуда нам еще есть возможность черпать информацию?
* * *
Как отмечал знаток новгородской истории А. В. Арциховский, количество исторических источников по Средневековью еще недавно представлялось большинству историков величиной неизменной.
Хроники, акты и другие письменные материалы, сохранившиеся в старинных архивах и библиотеках, во всех странах Европы давно учтены и описаны, а на новые открытия подобных материалов не приходилось надеяться: все хранилища хорошо исследованы. На археологические раскопки никто не возлагал особых надежд. Значение вещественных источников для истории Средних веков долго недооценивалось историками, а находки в земле новых письменных источников были, казалось, за пределами возможности. Исключением являлись лишь каменные надписи; но такие надписи в средневековых слоях встречаются значительно реже, чем в античных, и они в Средние века были сравнительно коротки.
Все же именно изучение Античности указывает для медиевистов возможности новых открытий. Большие раскопки античных городов позволили изучить по остаткам зданий и вещевым находкам быт, культуру и хозяйство древних людей с такой полнотой, которая прежним ученым показалась бы недостижимой.
Средневековые города могут быть изучены столь же подробно. Открытия египетских папирусов неизмеримо увеличили количество письменных источников по эллинистическому и римскому Египту. Но средневековые аналогии папирусам были до последних лет неизвестны.
В России летописи, грамоты и другие письменные источники XI–XV веков, сохранившиеся в архивах и библиотеках, давно приведены в известность и к настоящему времени изданы довольно полно. Большие археологические раскопки средневековых русских древностей начаты были еще в XIX веке, но до революции сводились главным образом к раскопкам курганов, что дало много ценных выводов по исторической географии и хронологии. Раскопки русских средневековых городов начались в советское время. Самые большие раскопки производятся в Новгороде.
Такое предпочтение Новгорода объясняется прежде всего его историческим значением.
Это был важнейший политический, экономический и культурный центр, своеобразная феодальная республика, город Садко и Василия Буслаева, город воинов, отразивших нашествие немецких рыцарей, город великих художников, создавших несравненные иконы и фрески.
К счастью для науки, в земле Новгорода хорошо сохраняется дерево, во многих других городах истлевающее бесследно. Поэтому дома, мастерские, лавки, пристани, дворцы, улицы всех эпох — все это цело в Новгороде под землей, хотя бы в плане, все это из области сказочной романтики может и должно перейти и уже переходит в область науки. Деревянная обстановка этих зданий тоже цела. Наряду с древесиной в Новгороде хорошо сохраняются древесный луб и кора, в том числе береста, что и открыло теперь совершенно новые научные возможности»[37].
