Уже этих цифр было бы достаточно для вывода о более высоком качестве жизни в России по сравнению с остальной Европой до Промышленной революции. Поскольку, однако, такой вывод пока непривычен, рассмотрим отдельные аспекты качества жизни. Самые главные из них — питание — прямое производное от природного богатства страны — и гигиена.
Нам сегодня просто трудно представить себе фантастическое богатство той, давней России. В Тамбовском крае в конце XVI века земля продавалась «с сычем, с орловым и ястребцовым гнездом, и со пнем, и с лежачей колодою, и с стоячим деревом, и с бортною делию, и со пчелами старыми и молодыми, и с луги, и с озеры, и с малыми текучими речками, и с липяги, и с дубровами, и с рыбною и бобровою ловлею, и со всяким становым зверем, с лосем, с козою и свиньею, и с болотом клюковным» .[116] Этот завораживающий текст принадлежит не Тургеневу или Аксакову XVI века, это отрывок из вполне юридического документа — писцовой книги. 400 лет назад люди воспринимали изобилие своей страны как должное.
Любопытны свидетельства путешественников, касающиеся доступности съестного в допетровской России. «Изобилие в хлебе и мясе так велико здесь, что говядину продают не на вес, а по глазомеру» (венецианец Иосафат Барбаро; был в Москве в 1479 году); «В этой стране нет бедняков, потому что съестные припасы столь дешевы, что люди выходят на дорогу отыскивать, кому бы их отдать» (дон Хуан Персидский, секретарь посольства персидского шаха в Испанию, перешедший там в католичество; был в России в 1599–1600 гг.).
Нынче выходит много халтурных переводных энциклопедий. В одной из них я прочел, что мороженое впервые появилось в христианских странах благодаря Марко Поло, вывезшему в XIII веке его секрет из Китая. Если это и так, секрет был на следующие четыре века Европой забыт. Но задолго до Марко Поло, в Киевской Руси замороженное и наструганное сладкое молоко подавали к столу не только зимой, но и летом. На русском Севере оно исстари было обычным крестьянским лакомством. Уже в петербургские времена многих иностранных путешественников потрясало то, что русские пьют летом замороженные соки и даже чай со льдом. «Русские использовали огромное количество льда в домашнем хозяйстве… Так как все, даже крестьяне, имели собственные погреба, русские не могли себе представить, как можно содержать хозяйство без ледника» .[117]
Мало кому известна следующая подробность. В Европе, поскольку число кушаний было не очень велико, они все подавались на стол сразу, тогда как в России такое было бы невозможно. В России драматургия трапезы состояла в нескольких «переменах» блюд. Позже этот обычай переняли в Европе, редуцировав до деления на «первое» , «второе» и «третье» . Описывая схожую эволюцию в странах Востока, немецкий автор А.Мец напоминает: «так в XVIII в. французская манера одновременной подачи всех кушаний сменилась распространенной ныне во всей Европе русской манерой»[118]
Привычка простолюдинов одеваться «не по чину» также говорит отнюдь не о бедности страны. Во времена Ивана Грозного Стоглавый Собор выделил это явление как некую проблему.[119] Глава 90 «Стоглава» требует, чтобы по одежде было видно «кто есть коего чина» : «Ино одеяние воину, ино одеяние тысящнику, ино пятьдесятнику, и ино одеяние купцу, и ино златарю, ино железному ковачю, и ино орарю, и ино просителю, и ино женам, яко же им носити и глаголемые торлопы. Их же[120] обычай имеют и причетницы носити златом и бисером и камением украшены, и сие неподобно есть, причетником тако украшатися женским одеянием, ниже[121] воинское одеяние носити им» . Вообразите-ка молодых причетников 1551 года, переодевающихся в женское платье, рядящихся воинами! Начинаешь понимать, что жизнь того времени была куда богаче оттенками, чем может решить зритель плоского, аки блин, фильма лауреата Сталинской премии С.М. Эйзенштейна.
Кстати, призывы Собора оказались тщетны. Век с четвертью спустя дело зашло много дальше. Юрий Крижанич, как мы помним, приходил в ужас от расточительности простонародья. Не откажу себе в удовольствии процитировать его еще раз: «Люди даже низшего сословия подбивают соболями целые шапки и целые шубы…, а что можно выдумать нелепее того, что даже черные люди и крестьяне носят рубахи, шитые золотом и жемчугом?[122]…Следовало бы запретить простым людям употреблять шелк, золотую пряжу и дорогие алые ткани, чтобы боярское сословие отличалось от простых людей…Наигоршие черные люди носят шелковые платья. Их жен не отличить от первейших боярынь» .[123]
В ХIX веке такое среди простых людей уже не наблюдается: крайнее напряжение всех сил государства на протяжении полутораста лет, начиная с Петра I, выжало все соки из податных сословий. Однако, рассуждая на русском материале о живописной бедности, Теофиль Готье подмечает главное: «Под своим рубищем русский мужик чист телом, в отличие от моделей Риберы и Мурильо»(«Voyage en Russie» , 1867). Очень важное наблюдение. Готье затронул здесь фактор исключительного значения — фактор гигиенический.
Знаете, как за 250 лет до этого Лжедмитрия уличили в том, что он не русский, а стало быть самозванец? Очень просто: он не ходил в баню. Для русских это была первейшая примета «немца» , «латинянина» , «ляха» , «влаха» и т. д. Примета, увы, вполне основательная. Баня, унаследованная было Европой от древнего Рима, по крайней мере дважды в ней умирала. Нам даже трудно себе такое представить, но регресс — не такое уж диво в человеческой истории, для него существует и особый термин, «вторичная дикость» .[124] Первый раз баня в Европе исчезла на время «темных веков» (так иногда называют период между V и XII вв.). Крестоносцы, ворвавшиеся на Ближний Восток, поразили арабов своей дикостью и грязью:«Франки дики. Прославляя своего бога Иисуса, пьют без меры, падают, где пьют и едят, дозволяя псам лизать их уста, изрыгающие брань и съеденную пищу» .
Тем не менее, именно франки (крестоносцы), оценив бани Востока, вернули в XIII в. этот институт в Европу. Бани стали постепенно вновь распространяться в ней, особенно в Германии. Однако уже ко времени Реформации усилиями церковных и светских властей бани в Европе были вновь искоренены как очаги разврата и заразы. И такое отношение сохранилось надолго. Дамы при дворе Людовика-Солнце (современника Алексея Михайловича и Петра I) беспрерывно почесывались не только из-за клопов и блох. Однако даже в конце XVIII века, века Просвещения и энциклопедистов, французский аббат Шапп еще издевался, бедняга, над русской баней!.[125]
В третий раз бани вернулись в Европу только в XIX веке. Общепризнанно, что толчок к их возрождению здесь дали те походные бани, с которыми русское войско дошло до Парижа в 1814 году, но нельзя сказать, чтобы это возрождение шло быстро. Скажем, в Берлине первая русская баня открылась еще в 1818 году,[126] но лишь много лет спустя, в 1889 году дело дошло до учреждения «Немецкого общества народных бань» , выразившего свою цель в таком девизе: «Каждому немцу баня каждую неделю» . К началу Первой мировой войны эта цель еще явно не была достигнута, т. к. на всю Германию приходилось 224 бани.[127] Владимир Набоков вспоминает в «Других берегах» , что его спасением и в Англии, и в Германии, и во Франции в 20-е и 30-е годы была складная резиновая ванна, которую он повсюду возил с собой. Повсеместные ванные комнаты в жилищах Западной Европы — это в значительной мере достижение уже послевоенного времени.
Зато обратив взор к собственному отечеству, мы заметим, что наша баня старше даже нашей исторической памяти: сколько Русь помнит себя, столько она помнит и свою баню, а сторонние свидетельства о ней и того древнее. Так, Геродот (V в. до Р.Х.) упоминает о жителях степей,[128] которые парились в хижинах, поливая раскаленные камни водой. Предания, вошедшие в русские летописи, говорят о наличии бань у новгородцев во время легендарного путешествия апостола Андрея к славянам в I веке по Р.Х. Общеизвестны изумленные рассказы арабских путешественников VIII–XI вв на ту же тему. Вполне правдоподобными выглядят упоминания о банях Киевской Руси, начиная со времен княгини Ольги (которая велит приготовить баню древлянским послам), т. е. с Х века, и далее, до гибели Киевской Руси в ХIII веке. Кстати, тот факт, что малороссы не знали баню,[129] подкрепляет уверенность тех, кто считает их пришлым населением, выходцами с Карпат, постепенно заселившими обезлюдевшие после ордынского погрома земли Киевской Руси.
