своей программы полицейскую модель, Дмитрий Полянский — шовинистическую, Петр Шелест — самодержавную.
К концу 70-х годов из семи членов Политбюро, которые 10 лет назад голосовали за ввод войск в Чехословакию, остался лишь один человек — Брежнев. Его отличие от изгнанных из Политбюро сталинистов было скорее ситуативное, чем идеологическое: ответственность власти сдерживала естественные наклонности, и бюрократ несколько придавил сталиниста. Легко представить, каким бы стал политический курс Советского Союза, если бы остальным в отличие от Брежнева бюрократизированным, безответственным сталинистам удалось удержаться в кремлевской верхушке. Однако победы центристов во главе с Брежневым над сталинистами оказались возможны только ввиду того, что они сами неуклонно сталинизировались. Такова парадоксальная природа подвижного компромисса в Кремле 70-х годов: правые экстремисты удалялись из правящей верхушки, зато правящая верхушка неукоснительно правела. Происходило как бы ее неизбежное перерождение: как при раковом заболевании, когда метостазы заменяют собой живые клетки, перерождалась клеточная ткань всего государственного организма. Победитель, победив, оказывался побежденным. Зато побежденный — побеждал.
Контрперевороты Брежнева с той же частотой продолжились и в конце 70-х — начале 80-х годов, но, начиная с изгнания Подгорного в 1977 году, носили уже сугубо персональный — не идеологический характер. Сталинизация политического курса страны шла своим ходом, но опала Подгорного, Мазурова и Кириленко никакого отношения к этому не имела, а была исключительно результатом борьбы за власть. Кончилось тем, что из всего старого Политбюро, которое осенью 1964 года совершило “дворцовый" переворот и сбросило Хрущева, к осени 1982 года остался всего один член: опять же сам Брежнев. Формально в Политбюро все еще входил Андрей Кириленко, но Андропов перестал допускать его на заседания и окончательно удалил сразу после смерти Брежнева. Конечно, многие из прежних соратников Генсека умерли на своих постах — как, например, Суслов, — но большинство из них политическая смерть настигла задолго до физической. Суетливые попытки Брежнева под конец жизни ввести в Политбюро взамен выбывших давних сподвижников по Днепропетровску — Тихонова, Черненко были не поиском наследника, а уловкой спасения от политического одиночества, за которым обычно следует политическая смерть.
Как председатель КГБ, Андропов активно участвовал в борьбе Брежнева с теми, кто бросал вызов его власти, но скорее на правах исполнителя, чем инициатора. Однако так происходило лишь до 1977 года, когда ситуация резко изменилась и Андропов стал подстрекателем контрпереворотов Брежнева. Если до этого времени Брежнев диктовал Андропову, кого казнить, а кого помиловать, то теперь роли поменялись, и уже Андропов подсказывает Брежневу, кто из его соратников внушает подозрение и подлежит изгнанию из кремлевского рая. В это время физические недуги — инфаркты, инсульты, лейкемия, эмфиземы, подагра и прочие старческие хвори — одолевают Брежнева и способствуют ослаблению его власти. Бывший заместитель Генерального секретаря ООН Аркадий Шевченко лично виделся с Брежневым в 1977 году и считает, что кремлевский старец был в ту пору “полным инвалидом, фактически живым трупом, совершенно неспособным осуществлять контроль. Ему даже память отказывала". И тем не менее различные группы кремлевского истэблишмента все еще нуждались в немощном, беспомощном старике, потому что ни одна из них не чувствовала себя достаточно сильной, чтобы захватить власть в свои руки.
Дабы внедрить в сознание слабеющего не только физически и политически, но и разумом старика мысль о его, Андропова, незаменимости, шефу тайной полиции пришлось создавать антибрежневские заговоры там, где они отсутствовали, — прием, прямо заимствованный из сталинского арсенала. Ему важно было стравить бывших коллег и соратников, обнаружив в них потенциальных, а это значит будущих врагов. Первой жертвой такой подрывной тактики Андропова и пал Николай Викторович Подгорный. Именно с этого и началась борьба бессильного Брежнева с врагами Андропова, но под видом борьбы Андропова с врагами Брежнева.
Подгорный был членом не только Политбюро, но и правящего триумвирата, формально третьим, после Брежнева и Косыгина, человеком в государстве, которое официально возглавлял как Председатель Президиума Верховного Совета СССР. Он был недостаточно честолюбив, чтобы бросить вызов Брежневу, когда тот находился в расцвете физических и политических сил, но когда Брежнев фактически вышел из строя и Подгорный узнал о том, что Андропов на его стороне, он решил, что час пробил. На закрытых лекциях по международному положению в научно-исследовательских институтах инструкторы ЦК стали открыто критиковать чересчур либеральный курс Брежнева на детант. Трудно сказать наверняка, делалось это по приказу Подгорного либо по научению Андропова.
Весной 1977 года Подгорный отправился в длительное путешествие по африканским странам. Судя по внезапным изменениям маршрутов, по незапланированным визитам, по высокомерию и самоуверенности почетного путешественника, вояж носил импровизаторский, вдохновенный и независимый характер. Так путешествует полноправный руководитель страны, а не третий член ее триумвирата. То была “проба пера" нового кремлевского вождя, с его точки зрения — удачная: первое путешествие обратило на себя внимание всего мира. На крыльях победы он возвратился в Москву, где оставил дела в надежных руках шефа тайной полиции, не просто своего сторонника, но также подсказчика и советчика. Вероятно, без его внушений Подгорный не решился бы на такой не очень свойственный его натуре и возрасту — 74 года — шаг. Вот он и возвращался в столицу победителем. Но возвратился побежденным: сразу же по приезде был лишен всех партийных и государственных постов, которые занимал. Правда, взамен их дано было знание, однако в его ситуации совершенно бесполезное, ибо он даже не мог им ни с кем поделиться — не то что воспользоваться. Первым среди кремлевских вождей Подгорный на собственной шкуре узнал силу и коварство Андропова.
После падения Подгорного встал вопрос о том, кому достанется пост Председателя президиума Верховного Совета СССР. Пост номинальный и декоративный в советской иерархии, облекающий его обладателя скорее массой почетных и хлопотных обязанностей, чем реальной властью. Обычно он дается за прошлые заслуги, а не с перспективой на будущее. Чаще всего это пенсионная работа, когда партократ ни на что другое не пригоден, но удалить его на пенсию в силу ряда причин неудобно. Люди, которые в разное время занимали этот пост — Свердлов, Калинин, Шверник, Ворошилов, Микоян, — либо вовсе не входили в число реальных кремлевских вождей, либо уже не входили, когда их ставили на должность. Подгорный — одно из немногих исключений. Другое исключение — сам Брежнев, занимавший эту должность с 1960 по 1964 год. Но все равно оба самых влиятельных Председателя Президиума Верховного Совета СССР, Подгорный и Брежнев, стояли тогда в кремлевской иерархии в лучшем случае на третьем месте.
За 14 лет службы под началом Брежнева председатель КГБ успел досконально изучить характер своего шефа, в том числе
