Проблемы европейские
Между прочим, многие обычаи Европы в описываемую эпоху показались бы нам не менее экзотическими, чем индийские или африканские. Например, у французского короля послы государей более низкого ранга, князей или герцогов, должны были целовать даже не руку, а колено. А когда французские и итальянские монархи играли свадьбы своих отпрысков, то нередко изъявляли желание лично присутствовать при брачной ночи или назначали свидетелей — что объяснялось отнюдь не извращениями, а юридическими тонкостями. Другая сторона уже не могла отказаться от выплаты приданого под предлогом, что брак осуществился «не до конца». По столь же весомым юридическим причинам королеву Франции во время беременности должны были неотступно сопровождать принцы крови, а если она рожала мальчика, принцев приглашали в спальню, предъявляя младенца и лоно матери, еще связанные пуповиной. И лишь после этого пуповина перерезалась, дабы исключить версии о подмене. Вполне нормальным явлением была открытая продажа дочерей их родителями, в том числе и знатными. Скажем, Генрих IV купил таким образом своих фавориток д’Эстре и д’Антраг. Причем за д’Эстре отец с матерью запрашивали 6 тыс., а король мог дать лишь 4, и сперва ее приобрел де Гиз. На простолюдинок цены были соответственно меньше.
Весьма утонченным проявлением чувств считалось хранить части тел покойных возлюбленных. Королева Марго коллекционировала забальзамированные сердца своих кавалеров, павших на дуэлях, в войнах, на плахе (в том числе и де Ла Моля и Коконнаса, воспетых Дюма, — только в реальности это были не юнцы, а сорокалетние прожженные развратники и интриганы). И аббат де Рец пишет, что на склоне лет она «носила огромный вертюгаден (юбка на каркасе), весь облепленный карманами, и в каждом из них находилось в коробочке сердце ее покойного любовника… На ночь она вешала этот вертюгаден на крюк, которым запирался замок у изголовья ее кровати». Другие добывали себе палец или череп предмета воздыхания. А когда куртизанка Нинон де Ланкло родила девочку, вскоре умершую, высокопоставленный отец распорядился забальзамировать трупик и поставить в своем кабинете.
В начале XVII в. «горячей точкой» Европы оставались Нидерланды, продолжавшие в союзе с Англией борьбу за независимость. Впрочем, когда мы представляем Нидерландскую революцию в образе самоотверженных Тилей Уленшпигелей, у которых «пепел Клааса стучит в сердце», это оказывается далеко от истины. Воевали штатгальтер Мориц Оранский и офицеры-дворяне, набрав армии из таких вот уленшпигелей, а правительство составилось из торгашей-олигархов. И Оранский для финансирования войны целиком зависел от тех же олигархов, ставивших собственные выгоды куда выше национальных. Когда испанцы осадили Антверпен и Брюссель, помощи эти города не получили — потому что были конкурентами Амстердама. В итоге были взяты и разграблены. Несмотря на войну, голландские купцы вовсю продолжали торговать с Испанией, снабжая противника прибалтийским и русским хлебом, а взамен получая пряности для перепродажи в Германию.
Ну и наконец в разгар боевых действий, когда страна, казалось, должна была напрячь все силы на отпор врагу, ее торгашеская верхушка занялась созданием колониальной империи. Огромные эскадры в десятки кораблей адмиралов Ван Ноорта, Ван дер Хагена и др. устремились в Индийский океан. Попытка обосноваться в Индии оказалась неудачной, как и нападения на Филиппины и Малакку, но голландцы зацепились на Яве, Борнео, где местные правители сочли их союзниками против португальцев. А в 1602 г. возникла голландская Ост-Индская компания, фактически ставшая «государством в государстве». Она могла заключать международные договоры, вести войны, казнить и миловать, иметь свою армию, флот. Даже точнее, сами Нидерланды превратились в некий придаток компании — почти все ее директора входили в правительство, поэтому ее деятельность поддерживалась силами государства, в то время как компания была государству неподотчетна и неподконтрольна.
Теоретически создание компании оправдывалось войной против Филиппа III, а значит, и против португальцев, его подданных. Но это оказывалось лишь «фиговым листком». Материальные и финансовые ресурсы Нидерландов перенацелились на строительство флотов для колониальной экспансии, десятки тысяч солдат и матросов с сотнями пушек отправлялись за моря в то самое время, когда страна для «борьбы за свободу» выпрашивала субсидии и военную помощь у Англии. Война в Ост-Индии развернулась крутая, пленных не брали. Голландцы утвердились в Молуккском архипелаге, зверски истребив персонал португальских факторий. А когда португальцы у Макао и испанцы у Манилы захватили 2 нидерландских корабля, экипажам пообещали жизнь, если примут католицизм. Они согласились, были перекрещены, а потом казнены. Зато иезуиты представили начальству доклады о количестве «обращенных еретиков».
Вдобавок голландцы принялись пиратствовать на коммуникациях, пошла охота за карраками — огромными, до тысячи тонн водоизмещением, трансокеанскими судами, курсировавшими раз в год между Филиппинами и Америкой и между Индией и Китаем. Захватив только одну из каррак, нидерландцы продали в Европе груз шелка и фарфора за 3,5 млн. гульденов. Такие действия вызвали протесты во многих государствах, но директора Ост-Индской компании дали заказ знаменитому юристу Гуго Гроцию, и он написал трактат «О свободном море» — который, кстати, стал основой и для всех последующих международных законов о судоходстве в открытом море и «призовом праве». Но и со своими союзниками-англичанами, благодаря коим Нидерланды смогли устоять против испанцев, они в колониях не церемонились. Принялись теснить фактории британской Ост-Индской компании, нападали на ее суда или требовали убираться прочь, угрожая потоплением.
В Англии в 1603 г. умерла Елизавета, и за неимением других наследников на трон взошел шотландский король Яков I, сын казненной Марии Стюарт. Он стал первым монархом Англии, Шотландии и Ирландии, и как раз Яков ввел термин «Великобритания», хотя до фактического объединения было далеко, шотландские пресвитеры правили своей страной сами по себе. И положение Британии было тоже куда как далеко от «величия». Несмотря на произошедший скачок в развитии промышленности и торговли, Англия была еще экономически слабой, аграрной страной, 80 % населения жило в деревне. Многие предприятия: печи для литья, промыслы углежогов — оставались весьма примитивными.
Королевский флот составлял всего 40–50 кораблей. Предполагалось, что при угрозе войны он дополнится купеческими и пиратскими судами, но и тоннаж торгового флота был незначительным, треть товаров ввозилась на иностранных судах, в основном голландских. И на рынках господствовал импорт — тоже голландский. В общем, политика Елизаветы покровительства протестантам, сперва давшая выигрыш, обернулась бедствием: окрепнув, Нидерланды душили Англию. Ничего хорошего не принесла эта политика и внутри страны. Учение кальвинизма обрело много сторонников, в Англии они называли себя пуританами, и пошел религиозный разброд. Причем кальвинизм был популярен среди купцов, «нового дворянства», и пуритане теперь верховодили в разболтавшейся палате общин. И оказалось, что с Яковом связывают свои надежды разные конфессии. Католики — поскольку он был сыном католички Марии Стюарт, а пуритане — поскольку он прибыл из кальвинистской Шотландии.
Король пробовал преодолеть раздрай по-хорошему, созвав Хэмптонкортский совет из представителей разных верований, чтобы найти компромисс. Ничего из этого не вышло. Пуритане подали «Тысячелетнюю петицию», требуя отмены института священнослужителей и церковной реформы по своему образцу. Но Яков на себе знал, к чему привела такая реформа в Шотландии, и притязания отверг: «Вы хотите собрания пресвитеров на шотландский манер, но оно так же мало согласуется с монархией, как черт с Богом, тогда начнут собираться Джим с Томом, Уиллом и Диком и будут обсуждать меня, мой Совет, всю нашу политику». В итоге король взял курс на «золотую середину» — на укрепление прежней англиканской церкви.
Что не удовлетворило ни одно крыло оппозиции. Католики организовали «пороховой заговор» и попытались взорвать Якова вместе с парламентом. Их поймали и казнили — в Англии до сих пор очень весело празднуется эта казнь, с шутками и прибаутками граждане сжигают чучело Гая Фокса. Но и пуритане начали против короля широкую агитацию. Он ответил репрессиями, протестантов арестовывали, штрафовали, пороли плетьми, активистам отрывали уши (в Англии уши у преступников не отрезались, а именно отрывались). Многие бежали в Голландию, Шотландию. Во внешней политике Яков отказался от дальнейшей помощи Нидерландам и заключил мир с Испанией.
Однако голландцы быстро нашли себе другого покровителя — французского Генриха IV. Это был один из самых популярных королей в истории Франции. При восшествии на престол он даже пообещал «курицу в каждом крестьянском котле по воскресеньям» — что для французских крестьян было недостижимой роскошью. Правда, курица так и осталась благим пожеланием, а голодные бунты кроканов на юге страны Генрих подавил без всякой жалости, перевешав мятежников. Но он выгнал испанских интервентов, присоединил к Франции несколько городов. И страна смогла отдохнуть после 30-летней резни. В Париже началось широкое градостроительство. Хотя двор Генриха по привычке напоминал военный лагерь. В Лувр запросто вваливались поставщики, маркитантки, солдаты, духовенство выражалось «как извозчики», а дамы были из таких, что привыкли таскаться с войсками, — сыпали площадной бранью и даже дрались на дуэлях из-за мужиков. Что считалось у кавалеров прекрасным зрелищем, особенно когда подруги ради пущего ажиотажа махались шпагами, разоблачившись до пояса.